— А вам известно, что он делал в Америке? — сказал профессор Ойдзуми. — Он занимался изучением гайотов — это один из видов морских вулканов — на дне Тихого океана. Эти крупномасштабные исследования проводились американским военно-морским флотом. Они собирались использовать гайоты в качестве ориентиров и баз для атомных подводных лодок с ядерными ракетами…

В эту минуту открылась дверь, и в зал вернулся профессор Тадокоро. Профессор Ойдзуми будто подавился.

— Забыл авторучку… — пробормотал себе под нос Тадокоро и, взяв со стола толстый «монблан», снова направился к двери.

— Профессор Тадокоро… — вдруг окликнул его премьер. — Вы заявили, что я, как государственный деятель, должен быть к чему-то готов. Позвольте спросить, к чему именно? К какого масштаба явлениям я должен готовиться?

— Я уже говорил, что ничего еще не могу сказать точно, — профессор Тадокоро пожал плечами. — Но, как мне кажется, нельзя исключать и такую возможность, как полное разрушение Японии. А может случиться и такое, что Японский архипелаг просто исчезнет…

В зале послышались смешки. Явно недовольный собой профессор Тадокоро поспешно вышел.

После встречи с учеными один из секретарей канцелярии премьер-министра, остановив машину у края газона, вызвал кого-то по междугородному радиотелефону.

В трубке прозвучал старческий мужской голос.

— Кончилось, — сказал секретарь. — Как и ожидали, ничего определенного сказано не было. Позвольте доложить основные моменты.

Секретарь пересказал ход заседания.

— Был, правда, один ученый, который удивил всех. Его фамилия Тадокоро… Просто сказал, что Япония провалится в море… Да, да, Юскэ Тадокоро. Совершенно верно. Вы изволите его знать?.. Да, слушаю… — секретарь чуть нахмурил брови. — Ясно, я все понял. Если можно в такое время, я немедленно отправляюсь…

Положив трубку, секретарь вздохнул и посмотрел на часы на приборной панели. Было тридцать пять минут одиннадцатого.

— Беспокоит?.. — бормотал он про себя в темном салоне машины. — Что же это может его беспокоить?..

Заведя мотор и развернув машину, он позвонил еще раз.

— Это я. По дороге завернул в Тигасаки, так что вернусь поздно. Ты ложись спать.

Потом он вывел машину на дорогу. Под душным, без единой звездочки ночным небом черным зверем притаился лес Ееги, темнело здание стадиона. Вечно здесь по ночам обнимались влюбленные парочки. Осветив фарами несколько фигур, секретарь нажал на акселератор.

Прошло несколько дней.

Токио по-прежнему варился в превышающем тридцать пять градусов зное. Люди, загорелые до черноты и вконец измученные, едва дышали. После того как пострадало морское побережье Сенан, а в районе Идзу произошло извержение, стали бояться выезжать в окрестности. Спасаясь от жары, в жажде морской прохлады народ повалил в префектуру Тиба и дальше — в Кансайский край, на северо-восток, на Кюсю и Хоккайдо. Поезда были набиты битком, машины шли по шоссе сплошным потоком. Амаги, выбросив большое количество магмы, успокоился, хотя не прекращал куриться, а Асама все еще время от времени выплевывал огнедышащую жижу. Продолжались и землетрясения. Число их не сократилось, в течение дня происходило пять-шесть довольно ощутимых толчков. Кренились старые дома, их стены трескались, а с крыш сыпалась черепица. Во всех городах всех провинций экстренно провели перепись ветхих и опасных построек. Но запланированный на ближайшее десятилетие проект ускоренного повышения сейсмостойкости и огнеупорности зданий в масштабах всей страны пока еще находился на уровне рассмотрения в министерстве строительства.

Измученные ежедневной удушающей жарой люди, казалось, не замечали землетрясений. Восприятие притупляется, если тебя в любую минуту может качнуть, где бы ты ни находился — на улице, в кафетерии, дома. Особенно в Токио: здесь горожане привыкли к колебаниям почвы, и теперь участившиеся землетрясения считались почти нормой. И все же сообщения о том, что по всей стране, от южной оконечности Кюсю до севера Хоккайдо, без конца происходят мелкие и средние землетрясения, действовали на нервы. Вызывали тревогу и такие факты, как необычное повышение температуры воды в озере Асиноко, в горах Хаконэ, в результате чего почти вся рыба всплыла кверху брюхом. В глубине сознания зарождалось смутное непонятное беспокойство. Порой люди начинали суетиться, спешить, словно дамоклов меч был уже занесен над их головами. Значительно превысилось прошлогоднее число дорожных катастроф. Поголовно все стали на удивленье раздражительными. Участились уличные драки, убийства.

Упал даже интерес к профессиональному бейсболу и скачкам. Как никогда, тонули курортники. Сильно пострадали от ливней посевы риса в районе Тоса на острове Сикоку, хотя по предварительным данным урожай ожидался высокий.

Тайфуны номеров 17 и 18 приблизились к югу Японии. На приморском курорте была арестована группа подростков, которые, наглотавшись ЛСД, совершили убийство.

Во всем остальном жизнь текла так же, как и в прошлые годы.

В крае Кансай накануне Дня поминовения усопших «Урабон-э» началась вторая волна эпидемии японского энцефалита, а в универмагах уже демонстрировали новые моды осеннего сезона и женщины оживленно обсуждали, какие будут в моде цвета. Конференция по случаю годовщины атомного взрыва опять прошла бурно — пятнадцатое августа, как всегда, будило страшное воспоминание о далекой прошлой войне.

Дней через десять после встречи с членами кабинета в лаборатории профессора Тадокоро раздался звонок. Звонил приват-доцент Юкинага. Он очень просил профессора, несмотря на крайнюю занятость, приехать в отель «Палас», чтобы встретиться с одним человеком, который просто жаждет с ним познакомиться. Машина за профессором уже выслана…

— С кем это ты хочешь меня познакомить? — раздраженно буркнул профессор Тадокоро, небритый, измученный ежедневным недосыпанием. — Я занят. Да еще в отель меня тащить, там же при галстуке надо быть.

— Это отнимет у вас немного времени. Всего каких-нибудь тридцать минут, — настаивал Юкинага. — Насколько я знаю, этот человек очень хорошо знал вашего отца, профессор.

— Я тебя спрашиваю, как его зовут?

Как ни странно, в эту минуту разговор прервался. И тут же загудел интерфон:

— Господин профессор… У подъезда вас ожидает машина, присланная господином Юкинагой…

— Пусть ждет!

Профессор покрутил головой, провел ладонью по небритым щекам. Потом, недовольно хмыкнув, взялся за пиджак.

Не успел Тадокоро в помятой рубашке и видавшем виды пиджаке переступить порог отеля «Палас», как к нему подошла ослепительной свежести девушка в кимоно.

— Господин профессор Тадокоро? — спросила она. — Прошу вас, следуйте, пожалуйста, за мной…

Они прошли через вестибюль, где толпились иностранцы, бизнесмены и нарядные женщины — возможно, готовился прием, — и поднялись на несколько ступенек. Здесь их встретил статный молодой человек в темном костюме.

— Прошу вас, господин профессор! Вас ожидают… — вежливо поклонился он.

Профессор Тадокоро посмотрел в сторону, куда указывал молодой человек. Там в кресле-каталке сидел согбенный старик, поражавший своей худобой. Его ноги — в такую-то жару! — были укрыты пледом.

— А Юкинага? — оборачиваясь, спросил профессор молодого человека. Но того уже не было.

— Тадокоро-сан?

Голос у старика оказался неожиданно сильным. Со дна глубоких глазных впадин, из-под густых седых бровей на Тадокоро остро и прямо смотрели хоть и выцветшие, но ясные глаза. Морщинистое, все в складках и пигментных пятнах лицо казалось улыбающимся.

— Н-да, похож, чем-то похож! Я твоего батюшку знавал. Хидэносин Тадокоро, верно? Упрямый был юнец.

— С кем имею честь? — спросил Тадокоро, уже без всякого раздражения глядя на старика.

— Садитесь-ка, — прокашлявшись, сказал старик. — Дело не в имени. Я — Ватари, но вам это ни о чем не говорит. Мне ведь уже за век перевалило. В октябре сто один будет. Наука врачевания очень продвинулась, никак она не дает старикам заснуть. Я и прежде был капризным, а с возрастом стал и того хуже. С годами прибавлялись знания, чем больше я узнавал, тем меньше испытывал страха — вот теперь ничего на свете не боюсь, а от этого стал еще капризнее. Вот, например, захотелось мне с вами познакомиться — тоже своего рода старческий каприз… А вообще-то я хочу вас кое о чем порасспросить.