— Тебя тоже.

«Что сказать ей? — думал Страйкер. — Как убедить ее остаться, не отвергать его, поверить ему? Сейчас она нужна ему больше, чем раньше, больше, чем когда бы то ни было».

— Может быть, теперь мы не совершим прежних ошибок?

Темпест испытующе взглянула ему в глаза. Да, он честен. Он страдает не меньше ее.

— А что, если мы попробуем начать сначала?

— Ты, кажется, хочешь гарантий?

— Жизнь никаких гарантий не дает. И мы оба это знаем.

— Чего же ты хочешь от меня?

— Я хочу знать, куда мы движемся. Хочу верить, что между нами происходит нечто большее, чем заурядный романчик с заранее известным концом.

Сказать, что Страйкер был изумлен, — значит не сказать ничего.

— И ты, сорвиголова, бесшабашно рискующая жизнью, боишься отдаться прежнему возлюбленному? — Он приподнял ее голову за подбородок и пристально взглянул в глаза. — Объясни мне, Темпест, в чем дело? О чем ты не хочешь мне говорить?

Темпест не могла сказать правду. Но не могла и лгать, когда любимый держал ее в объятиях.

Щеки ее порозовели, ресницы дрогнули — и Страйкер тихо охнул. Он понял, о чем умолчала Темпест, понял так ясно, как будто прочел ее мысли.

— И давно? — хрипло спросил он.

— Что «давно»? — Она зашевелилась, пытаясь высвободиться из его объятий, но Страйкер только крепче притянул ее к себе, не позволяя бежать.

— Давно ты меня любишь?

— Я вообще не говорила, что тебя люблю! — гневно возразила Темпест и снова рванулась, но Страйкер держал крепко.

— И не скажешь. Может быть, я и не понимаю тебя, но знаю точно: ты никогда не признаешься в любви, не будучи уверена в ответном чувстве. Не тот ты человек, чтобы выпрашивать любовь — тем более у меня. — Он прижал ее к себе: Темпест дрожала, как осиновый лист. — А я отверг твою любовь — тем утром, когда снял тебя с дерева. — В его словах не было вопроса — он не оставлял себе пути к бегству. — А ты и глазом не моргнула. Сделала вид, что ничего не случилось. Да знаешь ли ты, как часто я спрашивал себя, что я для тебя значил? Неужели наша… неужели эти дни, проведенные вместе, были для тебя всего лишь курсом секса — таким же, как курс выживания или вождения машины?

Темпест, побледнев, прикрыла ему рот ладонью.

— Нет, что ты! Никогда!

Страйкер поцеловал ее ладонь, дотронувшись до нее кончиком языка. Ответная дрожь ее тела пронзила его, словно удар ножом.

— Не знаю, что ответить, — пробормотал он. — Хотел бы я сказать, что чувствую то же самое!

Темпест грустно улыбнулась:

— Не надо. Ты не любишь меня, Страйкер. Я знаю. И всегда знала. Я, как и ты, пыталась убить свое чувство, но все было бесполезно. Куда бы я ни бежала, где бы ни пряталась, ты оставался со мной. В мечтах, в снах, в кошмарах… А когда мне начинало казаться, что еще немного — и я забуду тебя, ты появлялся собственной персоной и вытаскивал меня из очередной передряги.

— Выходи за меня замуж. — Эти внезапные слова изумили их обоих.

— Нет.

Темпест надеялась, что душа ее окаменела и больше не чувствует боли. Однако вымученное предложение Страйкера пронзило ее сердце новой, невыразимой мукой. Она рванулась прочь, но Страйкер схватил ее за плечи.

— Ты с ума сошел! — прошипела она. Теперь, когда прекраснейшая ее мечта превратилась в худший из кошмаров, Темпест не могла больше сдерживать накопившуюся горечь. — Ты же меня терпеть не можешь! Ты — великолепная нянька, но замуж за няньку я не пойду! Я не изменюсь, и мы оба это знаем. А ты хочешь, чтобы я изменилась, — это тоже знаем мы оба. Меня нельзя связать ничем — даже любовью. Мои родные пробовали. Думаешь, я не чувствую, как поражает, злит, разочаровывает их мое поведение? Отец посылает тебя сюда, дает тебе самолет, деньги, оружие — все необходимое, чтобы вызволить блудную дочь из джунглей и привезти домой. Думаешь, он ждет, что я останусь дома хоть на неделю? Нет, даже не надеется. Он давно махнул на меня рукой: я — паршивая овца в семействе респектабельных вундеркиндов, и не понимаю, почему он до сих пор не вычеркнул меня из завещания.

Страйкер искал ключи к душе Темпест — и вот она отдала ему всю связку. Она страдает от внутреннего разлада и непонимания родных, чувствует себя недостойной их любви, может быть, искренне хочет измениться — но не может.

Темпест глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Ее родные ни в чем не виноваты: они не могут дать ей того, чего сами не имеют.

— Помнишь мою бабушку Темпест?

— Конечно.

— Вот она меня любила. Не за мои выходки и не вопреки им: просто любила такой, какая я есть. Я в жизни не встречала более тихой, спокойной, благовоспитанной женщины — однако она любила свою бесшабашную внучку. Наверное, у каждого человека есть тайное желание. Я хочу, чтобы меня любили. Просто за то, что я — это я, — Глаза ее блеснули. — А ты… в постели ты меня хочешь, а во всем остальном — ненавидишь. Как я могу остаться с тобой? Как мне жить, зная, что мой любимый едва терпит мои выходки? Как вынести ссоры и упреки? А все это будет — обязательно будет, как только пройдет первое ослепление.

Медленно, страшно медленно Страйкер разжал сомкнутые руки. Он понимал, что Темпест права, и правота ее причиняла ему невыносимую боль. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным, таким слабым. Впервые в жизни Страйкер Макгайр оказался бессилен. Для него нет выхода — только горечь от того, что никогда не будут они вместе, никогда не будет у них общего будущего. Безумное желание терзало его тело, желание, подобного которому не могла вызвать в нем ни одна другая женщина, но Страйкер должен справиться с этим. Темпест права, не стоит им опять все начинать сначала.

— Прости меня.

Бессмысленные, бесполезные слова, но что еще он может сказать?

— За что? Ты не можешь полюбить по собственному желанию. А я не могу разлюбить. — Она отодвинулась от него. — Мы оба — такие, какие есть, и другими стать не можем. Моя любовь — это мои трудности. Ты ни в чем не виноват и ничем помочь мне не можешь.

Темпест отвернулась, всей душой желая скрыться от его пронзительных глаз. Однако прятаться было некуда — да она никогда и не позволила бы себе проявить малодушие. В котелке закипала вода: Темпест открыла банку и высыпала туда мясо и овощи, хотя есть ей уже не хотелось.

Ели они в полном молчании. Когда Страйкер наконец заговорил, Темпест вздрогнула от неожиданности.

— Как ты себя чувствуешь? Нет озноба?

— Я в порядке. — Это была ложь, но Темпест не собиралась говорить о своей слабости.

Страйкер протянул ей автомат и лег:

— Тогда подежурь три часа, а потом разбуди меня. Темпест кивнула и, не выпуская автомат из рук, с трудом взобралась на огромный камень, с которого хорошо просматривались окрестности. Со всех сторон доносились приглушенные шорохи, журчание воды, крики каких-то неизвестных Темпест зверей, но весь этот шум не мешал ей слышать, как беспокойно ворочается Страйкер.

«Выходи за меня замуж». Да, такого она не ожидала! Страйкер застал ее врасплох: о таком предложении она даже не задумывалась. Темпест вздохнула. Если бы она могла стать такой, как все! Спокойной, тихой, домашней, довольной налаженной жизнью… Способной любить и принимать любовь. Как же избавиться от демона, сделавшего ее пленницей собственных неукротимых желаний? Этого Темпест не знала.

Страйкер долго лежал с открытыми глазами, всматриваясь в сплетенные ветви тропических деревьев. Все тело его ныло, требуя сна, но душе не давало покоя поразительное признание Темпест. Значит, все эти четыре года она любила его! Как он мог быть так слеп?! Конечно, Темпест непредсказуема, и в ее поведении он никогда разобраться не мог, но, как ему казалось, всегда знал, что она чувствует! Темпест никогда не скрывала своих радостей и печалей… Но нет, как видно, он ошибался.

При этой мысли Страйкер ощутил горечь, как будто Темпест обманула его. Но он не вправе требовать от нее откровенности. Темпест не хотела ставить его в неловкое положение, не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым. Единственным доступным ей способом она защищала себя от ненужной боли.