— Вон что-то плывет! — послышался его голос совсем рядом. — Вон там! Смотрите!

— Быстрее в каюту! — кричал Джеймс, пытаясь оторвать ее руки от леера. Но Кэтрин уже ничего не хотела: она знала, что будет дальше, она знала, что они все утонут. А ведь она так и не успела…

— Да вон же катер плывет! — в последний раз крикнул Остин, потом огромная волна накрыла их, яхта медленно и мягко легла на левый борт, и все погрузилось во мрак…

Пробуждение было ужасным. Было жутко холодно и больно. Боль разлилась по всему телу, словно тысячи иголок впивались ей в руки и ноги. Кажется, кто-то только что целовал ее… Зачем? Она откашлялась, ее жутко тошнило. Зачем еще кому-то надо с ней целоваться?

— Кэтрин! Кэтрин, очнись! Пожалуйста, очнись!

Зачем Джеймс ее бьет по щекам? Сначала целует, а теперь — бьет? Господи, как же невыносимо тошнит, и болят руки и ноги…

— Кэтрин, ты слышишь меня?

Снова несколько ударов по щекам, и она слабо застонала. Как несправедливо! Ей так плохо, а он ее бьет!

— Слава богу! Кажется, приходит в себя.

— Она дышит?

— Да.

— Хорошо. Я пойду смотреть.

Чей это голос? Где-то она его уже слышала… Высокий и женский.

— Нет, Джеймс, я должна смотреть, — повторил голос, в котором явственно слышались слезы. Кажется, это София.

Кэтрин открыла глаза.

— Кэтрин!

Джеймс близко-близко. Мокрый и испуганный. С носа капает вода — прямо ей на шею. Очень трудно смотреть, глаза жутко болят…

— Кэтрин, детка, как ты? Кэтрин, не надо, не закрывай глаза! Дыши, дыши. Тебе станет легче.

Она снова закашлялась и отвернулась от него. Джеймс невкусно целуется. От него тошнит!

Какая-то тревожная мысль шевельнулась в ее голове, и Кэтрин снова открыла глаза.

— Где мы?

— О, наконец-то! — Джеймс приподнял ее и прижал к своей груди.

Что это он так разволновался? — подумала Кэтрин и увидела вдалеке Софию.

— А где Остин?

Джеймс отвел глаза и промолчал.

— Где он?

— Его пока нет.

Она почувствовала, как на голове зашевелились мокрые волосы, а челюсти свело судорогой.

— Где Остин?

— Я не знаю. Но надеюсь, что с ним все в порядке.

— Почему его нет? — надорванным шепотом произнесла она.

— Я не знаю, Кэтрин. Мы ждем его.

Она закрыла глаза.

— Я так и не успела…

— Успокойся, Кэтрин. Он жив.

Из глаз ее градом покатились слезы.

— Я его больше не увижу!

— Не говори так! Он выбрался, ну что с ним может случиться, он же серфингист!

Кэтрин беззвучно заплакала. Просто не было сил, чтобы кричать от горя, а то бы она кричала. Вот и все. Вот и закончилось ее счастье. Остин утонул, а она так и не успела сказать ему, как сильно любит.

— …Он же не мог утонуть, — доносился до нее откуда-то голос Джеймса. — Такие, как он, не тонут! Успокойся, Кэтрин.

— Это я виновата!

— Перестань молоть чушь.

— Это я! Я мечтала об этом! Придумала вчера кораблекрушение!

— Не говори ерунды.

— Придумала, а все случилось!

— Мы вместе придумали. — Джеймс бережно поддерживал голову Кэтрин, положив ее себе на одно колено. — Ты ни в чем не виновата.

— Я была такой дурой! Я даже не представляла, как это ужасно на самом деле! Остин, он…

Кэтрин перевернулась на бок и, уткнувшись в живот Джеймса, заплакала навзрыд. Он гладил ее волосы, что-то говорил, но она не слышала слов, да и какое они имели значение? А руки у него — совсем как у Антуана.

Антуан… Когда-то она точно так же плакала у него на груди из-за Остина, проклиная, ненавидя, мечтая убить… Вот его и не стало, разве от этого легче?

— О-о-о!!!

— Ну не надо так. Не надо его хоронить раньше времени. Он жив. Я чувствую это.

— Откуда тебе знать?! — в отчаянии прокричала она, пытаясь подняться.

— Лежи, — строго сказал Джеймс. — Ты вся в синяках. Причем в лучшем случае. А вообще надо будет проверить, не сломано ли что.

— Больно.

Он кивнул.

— Еще бы! Я с таким трудом оторвал тебя от леера! Тебя мотало и било обо все предметы. А они, знаешь ли, железные!

— Обо все предметы? А где яхта?

— Вот она. — Джеймс тяжело вздохнул, широким жестом обвел пляж и отвернулся.

Кэтрин попробовала осмотреться. Поворачивать голову было очень больно. Вокруг валялись камни и остатки их судна. Словно какой-то злобный великан расщепил его на мелкие куски, вырвав заклепки и раздробив все деревянные детали, а потом еще и попрыгал сверху, чтобы как следует раздавить и вмазать в землю.

— Это кто так сделал?

— Это — шторм, милая Кэтрин. Здесь скалистый берег. Нас долго колотило о камни, прежде чем вытащило сюда.

— Ужас какой!

— Да. Кто бы мог подумать, что все произойдет так стремительно.

— Он тоже не верил, что мы утонем, — прошептала она, чувствуя, как глаза снова наливаются слезами.

— Он просто много выпил. Это у вас общая беда. Думаю, сейчас он раскаивается, сидя где-нибудь…

— Вообще-то я не пью! — угрюмо возразила она. — Только капельку.

— Это называется «капельку»? Ну знаешь! Я никогда не забуду тот вечер! Могу себе представить, что будет, когда ты сочтешь, что все-таки немного напилась.

Он специально веселит меня, чтобы я быстрее пришла в себя, поняла Кэтрин.

— Не надо, Джеймс. Я сейчас успокоюсь. Только все очень сильно болит.

— Это мы поправим. Скоро ты сможешь встать, и тогда, ты уж прости, я как следует ощупаю тебя на предмет переломов.

Она даже не улыбнулась в ответ: пусть щупает, пусть делает что считает нужным. Ей больше не захочется радоваться жизни, пока она не удостоверится, что Остин жив! А если он… а если окажется, что это не так… Она проглотила комок в горле. Тогда она не простит себя до конца своих дней!

Кэтрин снова посмотрела на берег. Песок и камни. Камней даже, пожалуй, больше. И многие из них — гигантских размеров. А над ними — пальмы и скалы. Скалы красивые, но небо серое и дождь.

Чуть поодаль, обняв колени руками, напряженно вглядываясь в море, сидит София. Вот кому сейчас тяжелее всех! Наверное, она все-таки любила Остина. Подавив очередной приступ рыданий, Кэтрин повернула голову к Джеймсу.

— А как же она?

— Она просила, чтобы ее не беспокоили.

— А у нее ничего не сломано?

— Нет, только душа.

Джеймс пронзительно смотрел на Софию, и в глазах его читалось огромное сострадание. Он явно переживал за нее, разделяя тревогу и страх. Может, он в нее тайно влюблен? — вдруг подумала Кэтрин и все-таки снова заплакала.

Море чуть успокоилось, но небо оставалось серым и безрадостным, дождь плакал, вся природа вокруг плакала, и Кэтрин с удовольствием, в котором было что-то мазохистское, поддавалась этому настроению.

Сколько они так просидели — неизвестно, Джеймс все время придерживал ее голову и о чем-то грустно размышлял. Рубаха на нем была изорвана, на шее красовалась широкая красная царапина. Увидев это, Кэтрин непроизвольно содрогнулась: она не переносила вида физических увечий, потому что всегда чувствовала ощущения раненого человека.

— Тебя задело. Вот здесь, на шее.

Джеймс свободной рукой провел по царапине, посмотрел на пальцы, испачканные красным, и отмахнулся:

— Глупости!

Они помолчали.

— Джеймс, а сейчас день или ночь?

— Я думаю, утро.

— А почему так темно?

— Потому что дождь.

— А где мы находимся?

— Откуда я знаю?

— То есть как?.. Джеймс, мне не до шуток, скажи, на каком мы острове?

— Думаешь, мне до шуток? Я не знаю местные острова настолько, чтобы с ходу сказать, где мы.

— Но ты же плавал тут всю жизнь!

Он странно посмотрел на нее и промолчал.

— Джеймс! Он хотя бы большой или маленький? И на чем мы поплывем в Розо?

— Кто большой или маленький?

— Остров.

— Кэтрин, я вытащил вас с Софией и принялся приводить в чувство. С тех пор как ты находишься на берегу, я никуда не вставал с этого самого места. Ну откуда мне знать, маленький он или большой? Откуда мне знать, в какую сторону бросило нашу яхту. И вообще, я не понимаю…