— Не скажете, Адам Роско здесь?
— Нет, — ответил тот. — Он ушел.
— Ушел? Куда?
— Почем я знаю, мисс. Но он больше здесь не работает.
Она могла бы обратиться к десятнику. Может, он знает. У Адама должны были быть здесь друзья. Возможно, он сказал им. На мгновение ее охватила паника, комок подступил к горлу. Она поблагодарила рабочего и вернулась к машине.
Ей придется идти в Сторожку.
Либби торопилась всю дорогу. Ей часто приходилось так делать, но тогда она стремилась добраться туда как можно скорее: повесить на стену картину или привести в порядок цветы. Для нее это было равносильно игре в кукольный домик, как сказал об этом Адам. По-видимому, он был прав. Но сейчас она спешила туда потому, что страшилась того, что ей предстояло сделать.
Дверь была закрыта. Ну так это в порядке вещей, разве не так? Его могло и не быть дома — на работе или на прогулке. Трудно было ожидать, что в такой день он будет сидеть за закрытыми дверями. У нее был ключ. Она принесла его, чтобы вернуть. Она вставила его в скважину и повернула. Не успела она отворить дверь и войти внутрь, как ей все сразу стало понятно. В доме было холодно, хотя на улице светило жаркое солнце. Мебель была на месте, занавески — на окнах, но Адам здесь уже не жил. Исчезли все вещи, которые путешествовали вместе с ним.
Она позвала, хотя и знала, что это бесполезно. Поднялась наверх. Кровать была не застелена, а два огромных чемодана исчезли. Это был пустой дом, и ее бросило в дрожь.
У нее не было даже клочка бумаги и ручки, чтобы оставить записку, на случай если он вдруг вернется, и она, сняв с шеи зеленый шарф, оставила его на столе. Не пройдет и нескольких дней после того, как станет известно, что в доме никто не живет, как в окнах будут снова выбиты все стекла и из него утащут все, что только можно взять. Тем не менее она закрыла дверь на замок.
На краю вырубки она оглянулась и почти воочию увидела, как окна зияют пустыми глазницами и ветер свистит в их проемах. Она подумала, что через месяц — максимум через два он будет выглядеть так же, как до прихода сюда Адама. Там ничего не останется. Ничего, что напоминало бы о его пребывании здесь.
Весь остаток дня она провела в поисках. Ездила по тем местам, где они бывали вместе. Джаз-клуб. Он был закрыт, но женщина, живущая по соседству, подсказала, где можно найти владельцев клуба, которые дали ей адрес Никки. Он жил в одном из самых старых предместий Бирмингема, некоторые дома в котором были ровесниками века. Большинство из них нуждались в покраске. Дом под номером шесть был трехэтажным зданием. У входа, сбоку, висело пять дощечек со звонками и именами напротив них: Джэксон, Тэйлор, Саттини, Фэллон и Фрис.
Она нажала на кнопку с фамилией Саттини, так как это была единственная с инициалом «Н». Дверь открыл сам Никки. В руке у него была книга, с пальцем внутри, на нужной странице.
— Извините, что беспокою вас, — начала она. — Вы не знаете, куда уехал Адам?
Он медленно покачал головой:
— Нет, мэм, й-а не знаю, куда.
— Он ничего вам не говорил? Не оставил адреса?
— Он мне ничего не сказал.
Ей оставалось только гадать, говорит ли он правду или Адам просил его отвечать именно так, если она придет сюда с расспросами, но его темные глаза спокойно выдержали ее взгляд.
— Если вы услышите что-либо о нем, — попросила она, — дайте мне знать, пожалуйста.
— Обязательно.
Она оставила ему свой адрес.
— Не забудете? Это очень важно.
— Не забуду.
Больше, казалось, говорить было не о чем, однако ей было трудно уйти. Она чувствовала, что им вдвоем есть что вспомнить.
— Вы видели его после того, как мы в последний раз приходили в клуб?
— Нет.
— Благодарю вас. — Ей ничего не оставалось, как повернуться и уйти, и вдруг он проговорил ей вслед:
— Это не мое дело, й-а думаю, но почему вы пытаетесь его найти?
Она прикусила губу.
— Мне хотелось сказать ему «до свидания», вот и все.
Его лицо оставалось бесстрастным. Он произнес мягким размеренным голосом:
— Если й-а встречу его снова, й-а передам ему ваше «до свидания».
В этот день она побывала и в других местах. Еще раз съездила на стройплощадку, где десятник сказал ей, что Роско в пятницу попросил свои бумаги и ушел, не объяснив причины своего увольнения и не оставив своего адреса. Вот так-то.
Никто не смог ей помочь в этот день. Никто ничего не знал, и в конце концов она вернулась домой ни с чем.
Эми смотрела на нее выжидающе, и Либби неожиданно сообщила ей:
— Ходила попрощаться с Адамом, но напрасно старалась: он уехал.
— Куда?
— Не знаю. Никто не знает.
— Это, — произнесла Эми твердо, — самая хорошая новость после окончания войны. Наконец-то ты от него отделалась, мы все от него отделались.
— Неужели? — Либби села на стул и принялась почесывать Каффе за левым ухом. Неизвестно почему, но он предпочитал левое ухо правому. — Я так не думаю.
— Ты согласишься с этим, вот увидишь. — Эми не могла скрыть чувство глубокого удовлетворения. — Через пару месяцев ты удивишься: кто это такой? Если он вдруг опять объявится здесь. И тебе придется признать, что таких, как господин Ян, считанные единицы: у него есть все, что тебе нужно для жизни.
— Ты так думаешь? — спросила Либби, поглядев на Эми снизу вверх. Только это не было слепым увлечением. Я все время думала, что же это было. Я чувствовала, что мне нравится быть с Адамом, что все представлялось совсем в другом цвете, когда я была рядом с ним. Поверь, я ушла бы с Адамом, если бы дядя не заболел.
— Не смей так говорить! — потребовала Эми резким тоном.
— Я остаюсь здесь только из-за дяди Грэя. Но не тешь себя надеждой, что я выйду замуж за Яна.
Эми попыталась улыбнуться, но что-то во взгляде Либби ее остановило. У нее были глаза матери, но неожиданно Эми вспомнила, что такой же взгляд был у Грэма Мэйсона, когда он услышал о смерти своего брата и матери Либби. Словно лучшая часть его самого умерла вместе с ними. Эми не хотела думать и вспоминать об этом. Она сказала:
— У тебя с самого утра не было ни маковой росинки во рту, я уверена. Давай, я приготовлю тебе чай.
— Не беспокойся ради меня. — Но Эми уже засуетилась, и Либби поднялась к себе в комнату. Она переоделась.
Спустившись вниз, Либби остановилась на пороге кухни и закусила губу, едва сдержав возглас удивления, граничившего с ужасом: Эми подала к чаю столько всего, что хватило бы для праздничного или торжественного стола.
Грэм Мэйсон вернулся с работы немного раньше обычного.
— У меня все в порядке, — успокоил он Либби, — но я подумал, что для первого дня лучше не переусердствовать.
— Ты действительно прекрасно выглядишь! Давно пора начать относиться так же к работе повседневно.
— Перестань меня запугивать, — улыбнулся он, — с меня достаточно, что ты занималась этим, пользуясь моей беспомощностью. — Стол был накрыт только на одного, и он посмотрел на нее вопросительно: — Что, мы больше не едим вместе?
— Только сегодня вечером: Эми устроила такой сытный полдник.
Либби сидела напротив него и наливала ему супа. Она как будто прочитала его мысли:
— Я сегодня весь день провела в поисках Адама. Мне хотелось попрощаться с ним. — Грэм Мэйсон подождал. — Он уехал, и, по-видимому, никто не знает куда.
— Понятно. Я, бесспорно, рад.
— Несомненно.
— Полагаю, тебе не хочется слушать все эти банальности о том, что это все к лучшему, о том, как скоро все это забудется. Это все — чистая правда, но, боюсь, ты еще не готова согласиться с этим.
— Нет, — ответила она и пододвинула ему тарелку с супом.
«Ты уже не ребенок, — подумал он. — Ты могла бы дожить до старости, оставаясь такой же ранимой. Многим это удается, пока жизнь не тряхнет как следует».
— Сегодня вечером, — сообщил он, — я иду к Элмсам. А ты чем собираешься заняться?
— Не знаю. Я еще об этом не думала.