— Дайана! — взревел Кейт Брайс.

— Извините, сэр, — счел своим долгом вмешаться Уильямс, — ваша дочь влюбилась в моего сводного брата, недавно он попал в аварию. Сейчас она находится в больнице в Лондоне, рядом с ним.

Кейт Брайс побагровел и рявкнул:

— А вы кто такой, молодой человек?

— Томас Уильямс, — поспешно вставила Дайана. — Томас Спенсер Уильямс, дядя Кейт…

— Да мне плевать… Как ты сказала?

— Сын судьи Спенсера Уильямса, — пояснила Дайана. — По-моему, вы были с ним знакомы, дядя. Я знаю, что он присутствовал на свадьбе моих родителей.

Наступила полная тишина. Кейт Брайс пристально рассматривал Томаса, а тот хладнокровно переносил эту процедуру. Потом, к изумлению обоих, дядя Дайаны более спокойным тоном произнес:

— Гм! А ты не особенно похож на отца, да и на мать тоже. Насколько я помню, она сбежала с каким-то художником, глупая женщина! Знаешь, мне она нравилась — хотя, конечно, ты не в курсе. Сводный брат… — Он снова надулся. — Ты хочешь сказать, что Энн влюбилась в сына того проходимца? От плохого к худшему… Ну как она могла так со мной обойтись! Брэд хотя бы адвокат!

— Но в остальном он подлец первостатейный, — вставила Дайана, изо всех сил стараясь не смеяться.

— Не напоминай, — процедил Кейт. — Только этого мне не хватало. Ну почему у меня родилась дочь? — горестно добавил он, а потом внезапно воскликнул: — И почему она не влюбилась в тебя, Том?! Ты прилично выглядишь, хоть я совсем тебя не знаю. И я уважал твоего отца. К тому же… ну, я тебе уже сказал насчет матери. Почему Энн не… Ну конечно! — Стукнув себя по лбу, он надвинулся на племянницу. — Дайана, милая девочка, поздравляю! Я так рад за тебя. Хоть одной из вас наконец удалось сделать правильный выбор!

Она была ошарашена. Дядя наконец-то замолчал, посмотрел на часы и направился к выходу.

— Мне пора в суд. Пожалуйста, скажи Энн, чтобы она сегодня же со мной связалась. Сегодня же! А я позвоню твоей матери, Дайана, успокою ее. Она так волнуется — я звонил ей, когда пытался разыскать Энн. До свидания! — С этими словами дядя Кейт удалился.

Они смотрели в окно на отъезжающую необъятных размеров машину, потом Дайана, уткнувшись лицом в плечо Томаса, расхохоталась так, что у нее потекли слезы.

— Прости, — наконец выдавила она, — на самом деле он очень милый. Но в целом наша семья…

— Ну кто после этого захочет иметь дочь? — спросил Томас, в углах его рта притаилась усмешка.

— Да, — вздохнула Дайана. — Не буду тебя винить, если ты испугаешься и сбежишь.

Отступив на шаг, он посмотрел ей в глаза, потом взял за руку.

— Не сегодня, разве что ты сама этого захочешь.

Дайана вздохнула с облегчением.

— Ну уж нет.

— Чем же мы займемся?

Подумав, она жеманно протянула:

— Хотите, сэр, я покажу вам свое родовое имение?

— С удовольствием, леди, — в тон ей ответил Томас.

Она оседлала Ровера для себя и Джульетту для Томаса, и они отправились осматривать ее владения.

— Впечатляет, Дайана, — сказал он позднее. — Не хватает только одного.

— Чего же?

— Детей. И собак.

Она поморщилась.

— Собаки — это проблема: Джульетта их не выносит. Что до детей… Я ведь говорила тебе, что мне всего двадцать три года.

— А ты любишь детей? — спросил он. — Хотела бы иметь большую семью?

— Да, очень. Я умею обращаться с детьми, особенно когда они начинают ходить, говорить… и ездить верхом. Я же веду занятия в местном клубе, помнишь, я тебе говорила? А еще помогаю детям с физическими и умственными недостатками научиться ездить верхом: для этого существует специальная программа… Хотя я единственный ребенок у своих родителей, но происхожу из рода, где всегда были большие семьи. Так что гены, видимо, сказываются. — Пожав плечами, Дайана улыбнулась. — Проклятье! — воскликнула она, когда закапал дождь. — Поспешим!

Они едва успели добраться до дома. Пока расседлывали лошадей, Дайана рассказала ему о том, что хочет расширить загоны, соорудить еще два денника, пристройку для постоянного помощника, помещение для хранения корма и всяких принадлежностей плюс офис.

— Планы уже одобрены местным советом, — с гордостью добавила она.

Когда они поднялись наверх, Дайана предложила:

— Поскольку ленч мы уже пропустили, сделаю-ка я чай и булочки.

— Расскажи о других своих планах, — попросил Томас полчаса спустя, когда они сидели в гостиной, поедая горячие булочки с маслом и медом.

Дайану не пришлось упрашивать.

— Я бы хотела расширить мое дело — причем, в двух направлениях: брать больше лошадей на отдых и начать объезжать молодняк. К годовалому возрасту, когда их выставляют на продажу, они уже привыкают к поводу, но их еще нужно приучить к седлу.

— Наверное, тут нужно большое терпение.

Дайана кинула на него лукавый взгляд.

— Вопреки тому, на что ты намекаешь, Том, с лошадьми я очень терпелива.

— Верю, да я ни на что и не намекал.

— Отлично, — улыбнулась она. — Вот почему я собираюсь сделать пристройки. И мне точно понадобится постоянный помощник. А теперь… — допив чай, она встала со стула и уселась по-турецки у ног Томаса, устроившегося на диване, — теперь расскажи мне о себе.

— Да мне почти нечего рассказывать.

— Не может быть. Где ты живешь? У тебя ведь есть дом или квартира?

— У меня большой дом в предместье Лондона, я унаследовал его от отца. Но стараюсь как можно реже там бывать.

— А почему бы тебе не продать его? И не найти место, где бы тебе было удобно и где ты бы чувствовал себя счастливым?

Томас с улыбкой посмотрел на нее.

— Ты, без сомнения, права, Дайана. Может быть, когда-нибудь я так и сделаю.

Дайана молча наблюдала за ним, потом в глазах ее появился насмешливый огонек.

— А ты можешь себе представить, что дядя Кейт и твоя мать когда-то испытывали друг к другу нежные чувства? Правда, я незнакома с твоей матерью, возможно, с ее стороны ничего и не было. Просто трудно представить себе, что он к кому-то был неравнодушен. Мать Энн умерла, когда она была подростком, и дядя Кейт, видимо, так и не смог забыть ее. А твоя мать — что с ней стало, когда отец Генри ее бросил, а твой отец не пожелал взять ее назад?

— Полагаю, она решила, что уже достаточно обожглась, с тех пор она живет одна.

— Какая она? — с любопытством спросила Дайана, склонив голову набок.

— Она… — он помолчал, — она все еще очень привлекательна… А в молодости была настоящей красавицей. Она по-прежнему очень жизнелюбива и не стесняется показывать свои эмоции. И до сих пор ее преследует чувство вины за то, что она не смогла ужиться с моим отцом, хотя он был полной ее противоположностью, и за то, что бросила меня.

— Он, должно быть, был очень суровым человеком. — Дайана вздрогнула. — У него потом кто-нибудь был?

— Нет.

— Думаешь, он любил ее?

— Да.

— Том, — прошептала Дайана, — как это все печально!

Он покачал головой.

— Им было так лучше, Дайана. Я уважал отца и любил мать, но уже в детстве ненавидел тот ад, который они создали в доме. У твоих родителей, кажется, таких проблем нет?

Дайана усмехнулась.

— Мои родители неразлучны, хотя отец и утверждает, что мама его сводит с ума. Она относится к тем наивным людям, которые просто не верят в плохое. У нее все люди замечательные. Она вечно суетится, за кого-то переживает, кому-то помогает и обожает свой сад. Она разговаривает со своими растениями и даже пишет им записки.

— Записки? — насмешливо поднял брови Том.

— Ага. Мне бывало неловко даже. Придешь с приятелями, а в саду на розовых кустах приколоты бумажки: Милая, ты так прекрасна сегодня! или: Не волнуйся, лепесточек, я избавлю тебя от тли!

— Ты серьезно?

— Вполне, — с любовью отозвалась Дайана. — Наверное, ты считаешь ее сумасшедшей. Но она просто немного эксцентрична.

— Я бы с удовольствием с ней познакомился.

— Кто знает, может, и познакомишься. — Дайана улыбнулась. — Отец и луну для нее достал бы, если бы мог. — Она стала серьезной. — Они по-настоящему любят друг друга.