Пачка денег, протянутая камердинером императрицы, была столь увесистой, что Ланской ахнул:

– Куда столько?!

Захар покачал головой:

– Ты отныне в золоте купаться будешь, Александр Дмитриевич, ежели, конечно, не надоешь или глупостей не наделаешь. А выглядеть должен, точно каждый день на бал. – Глянув на часы, он усмехнулся: – И одеваться поторопись, через час у тебя полная приемная гостей будет.

– Каких гостей?!

– Э-э… милый, к тебе теперь с поклонами всякий день князья да графья ездить станут. Можешь на них свысока глядеть. Ты ж «в случае», в фаворе, понимать должен.

Конечно, Ланской не раз слышал о том, что фавориты императрицы в золоте и бриллиантах купаются, об этом и Потемкин говорил, знал и то, что лебезить начнут. Но об этом как-то не думалось.

– Не надо мне этого. Как я их принимать стану?!

Захар рассмеялся, и, похоже, с удовольствием. Но камердинеру долго вести беседы некогда, поспешил к своей госпоже. Его место тут же занял расторопный Тимоха. Этот малый определенно знал все: не только где что лежит, но и как одеться, что надо купить, с кем как разговаривать, а на кого и глазом не вести…

Для Ланского началась новая жизнь, настолько новая, что он иногда не мог понять, где находится. С раннего утра ему действительно принялись наносить визиты. Убедившись, что Захар прав и приемная полна весьма высокопоставленных господ, Александр смутился окончательно, он действительно не представлял, как должен вести себя со всеми теми, кто еще позавчера на него и смотреть не желал. Хорошо, что почти сразу приехал Потемкин, по-хозяйски войдя в комнату к Ланскому, князь хохотнул:

– А ты угодил государыне-то! Ай молодец! Оделся уже? Пора выйти, всем показаться. Теперь каждое утро так будет. Держись просто, ни перед кем головы не гни, ты теперь рядом с государыней, выше тебя только она да я! Запомнил? И не забудь, кто тебя туда протолкнул! Думаешь, без того претендентов мало было? Вон их сколько, а я тебя выбрал, за что ты по гроб мне благодарен должен быть!

– Я благодарен, Григорий Александрович.

– Ладно, – милостиво махнул рукой Потемкин, – о благодарности после отдельно поговорим. Деньги на обустройство получил? Тимохе доверяй да проверяй, он плут известный. Ну, пойдем, императрице представился, теперь покажись тем, кто завидует.

День государыни, как и вся ее жизнь, расписан по часам и почти минутам. С немецкой педантичностью, впитанной с молоком матери, она каждое утро просыпалась в шесть часов, если было холодно, сама растапливала камин, не беспокоя прислугу, одевалась, умывалась и пила кофе с гренками, подкармливая ими любимых левреток и читая кое-какие записи. После следовала работа со своими документами.

Для этого она возвращалась в приведенную в порядок спальню, убеждалась, что в алькове ничто не напоминает о проведенной ночи, комната проветрена и в ней тепло, усаживалась за столик, звонила в колокольчик и просила дежурного камердинера звать докладчиков. Работавшим с Екатериной долго спать не приходилось, к этому часу обер-полицмейстеру и статс-секретарям нужно быть готовыми ответить на любые вопросы государыни. Кроме этих обязательных ежедневных докладов существовали еще еженедельные, строго расписанные по дням недели. Если не случалось какой-то особой надобности, то вице-канцлер, обер-прокурор и губернатор приходили с докладами в субботу, генерал-прокурор в понедельник и четверг, в четверг же докладывал главнокомандующий, синодальный прокурор в среду…

Для начала выслушивался обер-полицмейстер с сообщением о состоянии в столице, ценах на съестные припасы, отъехавших и прибывших в столицу и обо всяких происшествиях, достойных внимания Ее Императорского Величества… Потом докладывали статс-секретари. Тут уже разговор шел более вольный: задавались вопросы, и дозволялось даже спорить. Особенным спорщиком у государыни считался Гаврила Державин, тот мог и руками размахивать в пылу спора.

После той первой ночи Екатерина старалась Ланского у себя не оставлять, мало ли что. И хотя ей очень хотелось снова заснуть в объятиях молодого любовника, государыня сдерживалась. Но немного погодя ей пришло в голову, что Александру для образования не мешало бы послушать утренние доклады. Получив распоряжение поутру в половине девятого быть у нее в мундире, тот удивился, но послушно выполнил приказ.

– Доброе утро, Александр Дмитриевич, как почивали?

Она пока почему-то немного стеснялась этих восторженных голубых глаз и вне ложа обращалась к нему чуть официально. Хотя Екатерина и слуг звала на «вы», а вместо приказа всегда просила: «Голубчик, подайте, пожалуйста… принесите, пожалуйста…»

– Благодарю, Ваше Величество. Позвольте поинтересоваться вашим здоровьем?

– Хорошо. Садитесь вон туда в кресло и послушайте, о чем будут мне доносить. Это хороший урок для молодого человека. Учитесь управлять государством. Сидите молча, но на ус мотайте.

До того Ланской был в восторге от своей богини, видя ее во время парадных выходов или прогулок, теперь он имел возможность рассмотреть все как бы изнутри. Даже если забыть о горячих ночных ласках и отзывчивом теле, то одного восхищения от того, как разумно распоряжалась и решала вопросы всего государства эта женщина, хватило, чтобы в нее влюбиться.

К сидевшему в кресле Ланскому подошла любимая левретка государыни Земира и попросилась на руки. Не зная, позволительно ли это, тот замялся. Екатерина не разрешала брать на руки внуков, чтобы не баловать их, кто знает, можно ли ласкать собачку? Государыня, видно, заметила его заминку, слегка кивнула, и чуткая Земира, тоже наблюдавшая за хозяйкой, ловко запрыгнула на колени Александру, чуть покрутилась, устраиваясь поудобней, и, наконец, свернулась калачиком, блестя глазками-бусинками на Екатерину. Они так и просидели до конца приема – Ланской и Земира, оба не сводя глаз со своей повелительницы и боясь пошевелиться.

Стоило приему закончиться, левретка спрыгнула с колен Александра, подбежала к государыне, та погладила собачку, похвалив:

– Молодец, Земира.

Александр, не выдержав, тихонько засмеялся:

– Она меня стерегла?

– Земира редко к кому идет на руки, да я и не позволяю. Если пошла, тем более сама попросилась, значит, доверяет. Чувствует добрую душу. Я рада, что вы подружились. Вы скучали?

Ланской честно признался:

– Я не все понял.

– Неудивительно. Вы думаете, я сразу стала государыней? Мне пришлось много лет образовываться, чтобы в таковую превратиться. – Неожиданно она вздохнула: – И теперь было бы очень жаль терять полученные навыки управления моим хозяйством…

Позже Ланской понял, что она имела в виду возможную передачу власти своему сыну Павлу Петровичу, а хозяйством называла огромную Российскую империю, раскинувшуюся от Европы до Америки. И впрямь у Екатерины был большой опыт правления, многие знания, которые в таком случае оказались бы ненужными.

Но тогда Ланскому было не до того, его впервые допустили не только в альков, но и туда, где вершились дела, мало того, предложили учиться ведению этих дел!

Конечно, Потемкину донесли в тот же день, все же секретари государыни были его ставленниками. Но князю разбираться с фаворитом оказалось некогда, он спешил обратно на юг. Перед отъездом он серьезно поговорил с Ланским, поставив протеже несколько условий. Во-первых, быть преданным государыне и ему лично. Никаких амурных дел ни с кем! При малейшем изменении в отношении с ее стороны (такого лучше не допускать!) тут же сообщить князю, честно назвав причину… Потемкин доходчиво объяснил, что второго Корсакова не потерпит, если Ланской вздумает повторить его «подвиги», то будет просто уничтожен!

По ходу разговора князь еще раз убедился, что такого соперника ему опасаться не стоит: сколько бы Екатерина ни заставляла Ланского присутствовать на докладах, политиком тот не станет. Потемкин решил, что у нового фаворита маловато и умишка, и знаний. Зато не избалован, влюблен по уши и государыню боготворит. Это успокаивало, можно спокойно уезжать на юг и заниматься делами в Малороссии, что князь и сделал. Екатерина отпускала дорогого Гришу тоже спокойно, у нее был рядом человек, который отогревал и душой и телом.