— Для молодой женщины, ведущей такой уединенный образ жизни, вы кажетесь несколько необычной, — очень сухо заметил он. — По-моему, вы очень проницательны. Вчера вы спасли меня от отчаяния, и я снова почувствовал себя человеком. Не представляете, как я благодарен вам за вчерашнее. Несколько недель я метался между постоянно напоминающей о себе реальностью и прошлым, которое не в силах забыть. — В порыве он растоптал каблуком сигарету, и Кэти заметила, что его губы приобрели несколько серый оттенок. — Вы слишком молоды, чтобы знать, что такое жить воспоминаниями. Но уверяю вас, если при этом необходимо думать о будущем, все это ранит душу!

— Боюсь, я не понимаю. Прошлое… настоящее… и будущее. Но причем здесь будущее? По крайней мере, сейчас! Оно и само о себе позаботится.

— Только не для Себастьяна Антонио Луиса Карлоса, маркиза де Барратейра! — В его голосе зазвучали, чуть ли не беспомощные нотки, но слышался и яростный протест. — У меня нет времени спокойно пережить все, что произошло. Похожее положение возникает после смерти короля… Король умер, да здравствует король! Иными словами, я должен, как можно скорее жениться снова и успокоить всех тех, у кого единственная цель в жизни — заставить меня вступить в брак!

— Вы, случайно, не имеете в виду вашу мачеху, маркизу? — спросила Кэти, не сомневаясь в том, что так оно и есть.

— О, Паула — лишь одна из них… — Себастьян опустил голову, разглядывая собственные загорелые руки, сжатые в замок. Кэти заметила, как его темно-золотистые волосы засияли в солнечных лучах. — Есть и другие! Но Паула иногда ведет себя особенно настойчиво. Может быть, потому, что никогда меня не покидает.

— Вы обязательно должны путешествовать в обществе мачехи?

Он взглянул на нее, слегка приподняв брови:

— Паула — вдова моего отца, и я должен о ней заботиться. В отличие от вас, мы в Португалии очень серьезно относимся к подобным вещам.

— Вы не забыли, что сами наполовину ирландец? А женщина в возрасте вашей мачехи должна уметь сама заботиться о себе. Особенно если у нее достаточно денег. — Кэти не понимала, почему ее сочувствие к маркизу внезапно сменилось раздражением, но ничего не могла с собой поделать. — А вы, по-моему, достаточно взрослый, чтобы самому решать, что делать с собственной жизнью!

— По-вашему?.. — На этот раз он бросил на нее изумленный взгляд. — Я еще не встречал таких девушек, как вы! И вы очень откровенны! Но мне нравится ваша откровенность… она мне кажется интересной! Вчера я назвал вас красивой, но при хорошем освещении вижу, что ошибался… все же в вас есть нечто большее, чем обыкновенная красота. Глядя на вас, я вспоминаю о таинственном свете, играющем на поверхности озера… вы были правы, я больше нигде такого не видел… и, по-моему, вы не думаете, что говорите, хотя я слышу от вас вполне разумные вещи. Леди Фитц сказала мне, что вы ей дороже всех на свете.

— Неужели? — Кэти изумленно посмотрела на него. — Но мне казалось, что по-настоящему она любит только вас…

Он улыбнулся криво и цинично, сразу состарившись на несколько лет. Кэти тут же подумала, что ему тридцать с небольшим.

— О, конечно, любила… когда-то! — Он так спокойно отозвался о ее любви, что это несколько потрясло Кэти. — Но, по-моему, я изменился. Во всяком случае, так говорит мне она.

— Если это так, мне очень жаль. Если вас кто-то любит, важно сохранить это чувство.

Он улыбнулся ей с надменным и недоверчивым видом:

— Вы действительно очень молоды и невинны, если так говорите. Со временем вы поймете, что не можете не меняться. Вас изменят другие люди, вас изменят обстоятельства, вас изменит опыт… вас изменит страдание. — Выражение его лица снова стало другим. Измученным от жалости к себе.

— Когда вы овдовели? — тихо спросила она. В ее голосе прозвучали странное спокойствие и настойчивость. — Когда… умерла ваша жена?

— Год назад, — коротко ответил он.

— Год — это долгий срок, — задумчиво протянула она. — В детстве он кажется вечностью. За это время вы должны были немного прийти в себя, особенно если так много путешествовали. Разве будущее вас совсем не интересует?

— Для меня нет будущего. — Дрожащими руками он зажег очередную сигарету.

— По-моему, это нелепо, — мягко сказала она. — Будущее есть всегда.

— Если вам двадцать один год, то да. — Он искоса взглянул на нее. — Вам ведь двадцать один?

— Нет, двадцать четыре.

Казалось, его удивил ответ.

— Может быть, из-за этих трех лишних лет мне хочется поговорить с вами… рассказать вещи, которые я не стал бы доверять никому другому. И я вам скажу, что мой следующий брак не будет обычным. Если мне придется жениться, то не по любви и даже не ради будущего наследника, но потому, что мне навяжут этот брак. Он станет лишь называться браком, и в этом нет ничего радостного, верно?

Кэти кивнула:

— Я бы сказала, совершенно ничего радостного. — Она вздохнула. — И вы несправедливы к самому себе. И несправедливы к своей будущей жене. Мне уже сейчас ее жаль.

— Но вы забыли о материальных благах, которые ей достанутся. — В его голосе внезапно заиграли нотки гордыни. — Она станет маркизой де Барратейpa, получит полдюжины домов и сколько угодно денег. Вы секретарша, неужели вы не можете оценить масштаб всего этого?

Он смотрел в ее серьезные, ясные глаза и не мог отвести взгляд. Казалось, она размышляет.

— Не знаю. Будучи секретаршей, мне трудно все это себе представить.

Внезапно Себастьян, как будто устыдился собственной мимолетной надменности. Он приблизился к Кэти и легко накрыл ее руку своей ладонью:

— Прошу прощения. Кажется, в последнее время у меня появились очень неприятные манеры. Поверьте, я не всегда был настолько поглощен собой. — Он сжал ей руку. — А теперь расскажите что-нибудь о себе. Не те обычные вещи, которые вы рассказали мне вчера вечером, о любимых книгах и о том, как пытаетесь убить время в этом болоте. Расскажите мне о себе! — Его тихий голос стал настойчивым. — Что вы собираетесь делать со своей жизнью… со своей жизнью, не с моей! У вас есть мечты, стремления? Вы когда-нибудь были влюблены?

Кэти потряс этот вопрос. Казалось, он повис в воздухе, потом был подхвачен, подобно эху, отразился от спокойной поверхности озера и вернулся к ней. «Вы когда-нибудь были влюблены?» Нет. Она и не представляла себе, что это за чувство, но, будучи молодой двадцатичетырехлетней женщиной, часто думала о любви. При мысли о том, что она может однажды влюбиться и что кто-то однажды влюбится в нее, по спине Кэти начинали бегать мурашки.

Но сейчас у нее появилось странное предчувствие, а в ушах звенело эхо озера… может быть, она и вправду сродни сказочным существам? Кэти поняла, что лучше ей никогда не влюбляться. Что она должна как-то этого избежать. «Избежать, избежать», — повторило эхо озера.

Она покачала головой, и блестящие локоны упали ей на шею.

— Мне было не в кого влюбляться!

Себастьян улыбнулся, как будто удовлетворившись этим объяснением.

— Тогда, ради всего святого, не влюбляйтесь, — сказал он. — Я хотел бы уберечь вас от несчастья в любви, от страдания, которое она с собой приносит. Если бы только это было в моих силах!

— Почему? — спросила девушка, невольно затаив дыхание.

— Потому что любовь вас изменит, а я бы предпочел, чтобы вы остались прежней. Потому что, глядя на вас, уже не подумаешь о капле росы на лепестке, о готовом распуститься бутоне. Вы утратите не знающую любви безмятежность, которая так дорога тем, у кого ее нет, и которая так плохо сочетается с вашими рыжими волосами. Ведь рыжеволосые люди, как вы знаете, никогда и ничего не делают наполовину… Или, может быть, вы этого не знали?

Она кивнула с задумчивым видом:

— Может, у меня безмятежный вид, но это качество не всегда в моем характере. Меня может волновать и волнует многое… особенно одна вещь!

— Какая же? — спросил он.

— Здоровье моего отца. Несколько месяцев назад он тяжело заболел, и мы боялись, что он умрет. Врач сказал, что ему нельзя жить в таком климате… что его надо послать туда, где тепло и сухо. Он сам хотел бы пожить на Багамах… или поехать в круиз на Багамы и побыть там некоторое время. Если бы у меня были деньги, я бы послала его туда.