Фаина помешала ложечкой остывающий чай и прервала затянувшуюся паузу:

– Знаешь, я в юности жутко обижалась на каждую несправедливость, допущенную по отношению ко мне. И на досуге придумывала характеристики людям, замеченным в неблаговидных поступках. Потом так увлеклась этим, что классификация разрослась вглубь и вширь, причем я не обделила своим вниманием и положительные персонажи.

– А ну-ка, расскажи, – заинтересовалась Александра.

– Да, право, не стоит. – Фаина коротко хохотнула, но, искоса бросив взгляд на заинтересованное лицо подруги, решилась. – Ну, первый тип – это «индюк». Таких раздувает от собственной важности, независимо от их достижений. Причем чем меньше этих достижений, тем больше пучит индюка. Кстати, сделаю отступление – индюшки еще хуже, тех пыжит не от своих успехов, а от достижений мужа настолько, что они теряют чувство реальности. Успехов друзей или их детей органически не переносят.

– О, я знаю один такой экземпляр, – засмеялась Александра. – Девушка все время рассказывала о своих знаменитых знакомых и собственных грандиозных планах, а в итоге все оказалось сущей чепухой.

– Значит, ты меня понимаешь. Второй тип – «рыба-прилипала». Эти крутятся вокруг, если чувствуют, что с тебя можно что-то поиметь. Не важно что – деньги взаймы, и лучше без отдачи, или рецепты к новогоднему столу. Чтобы добиться своего, старательно вылизывают тебя с ног до головы. Трагедии случаются и у них – когда приходится выбирать между двумя дойными коровами и если выбор в итоге сделан неправильно.

– Таких, пожалуй, я тоже встречала. Хотя я старательно избегаю их. Пока удавалось, – сказала Алекс.

– Значит, тебе везет. У меня есть сотрудница, никак не могу от нее избавиться. Вроде бы все правильно делает, придраться не к чему, но прилипчива до безобразия. Раздражает. Хотя, пожалуй, она больше к типу карьеристов подходит. Острый локоток конкуренту в бок, вовремя умело поданная сплетня – и вот она уже в полушаге от успеха.

– Ты не ее случайно подозреваешь? – спросила Александра.

– В краже денег?! Нет, ну что ты. Она на такой риск не пойдет. А вот повернуть ситуацию в свою пользу – это она может.

– Крушение карьеры подобные люди обычно воспринимают как катастрофу.

– Так и есть. Она уже сейчас обвиняет в своих неудачах кого угодно, но только не себя. – Фаина на мгновение запнулась, потом устало махнула рукой. – Я, наверное, занимаюсь не своим делом. Мне всегда нравились барды, поэты, бродячие странники, я даже когда-то мечтала стать подругой одного из них. И это даже произошло, если ты помнишь.

– Конечно, – Александра кивнула.

– Потом я «повзрослела», набралась житейского практицизма и вышла удачно замуж за умного, богатого и красивого, – она горько усмехнулась, – вот только счастья с каждым годом все меньше и меньше.

– Фая, все будет хорошо, только не надо переживать, – обеспокоенно сказала Александра.

– Ах, перестань, не успокаивай меня, – отмахнулась Фаина. – Мне тридцать девять лет, и моя жизнь похожа на пыльный мешок. Я сама не знаю, когда, в какой момент, окончательно опустила себя туда и завязала сверху тесемку столь крепким узлом, что уже не развязать. И нет мне оттуда возврата. Даже если вылезу, все равно буду грязной.

– Но…

– Не надо! Не хочу слушать никаких возражений! – резко сказала Фаина и поднялась. – Понимаешь, Алекс, я знаю, о чем говорю. И успокаивать меня не стоит.

Александра после ее ухода еще долго сидела, задумавшись. Такая Фаина разительно отличалась от обычной – спокойной и невозмутимой, какими, как правило, бывают все балетные. У них желание веселиться и болтать без умолку отбивают еще в детстве железной дисциплиной и муштрой, подобной армейской. Привычка говорить и двигаться тихо в итоге так въедается в подкорку, что остается на всю жизнь почти у всех. Но на Александре балетные порядки мало сказались в силу ее характера – она всегда была взбалмошной и бойкой, с легкостью попирающей любые авторитеты. Правда, железная дисциплина и ее заставила немного усмирить свой нрав, но это даже, пожалуй, пошло ей на пользу. Ее «дикий» авантюризм, насильно закованный в рамки, приобрел цивилизованные черты. Хотя все равно временами Александра выглядела бунтаркой.

Но Фаина – нет. Талантливая, изящная, красивая той благородной красотой, которую отразил в своих картинах Карл Брюллов, она всегда казалась воплощением спокойствия и кротости. А выяснилось – вон какие вулканы дремлют в ее душе.

Александра выплеснула гущу кофе в раковину, сполоснула чашку и налила в нее чистой воды. От совершенно нереальной жары ее все время мучила жажда. А кофе, как, впрочем, и чай, жажду утоляет, но лишь на короткое время. Потом с новой силой хочется пить.

Пробило полночь, и Юсуф, или Юра, как он предпочитал представляться, живя в России, вышел на крыльцо покурить. Луна висела огромная, желтая, и звезд здесь, вдали от центра Москвы, было видимо-невидимо. Яркие, как фонари, они сияли на чернично-черном небе, вызывая легкую оторопь у городского жителя. Постепенно забываешь, как их много, если год за годом видишь блеклое от городских огней небо. Юра-Юсуф поднял голову и по-звериному сильно втянул ноздрями воздух, так что легкие наполнились и раздулись, как меха. Эх, хорошо! Скоро будет готов паспорт, и он – туту! – уедет за границу. В Америку. И там уже сможет спокойно вздохнуть. Не надо прятаться, не надо пугливо озираться, заслышав за собой осторожные шаги. Ничего не надо. Потому что он станет жить свободно, как честный гражданин.

На этом месте своего мысленного монолога речи он хмыкнул, искривив в улыбке щербатый рот.

– Будто бы, будто бы честный, – пробормотал он, продолжая ухмыляться.

Привыкший зарабатывать криминальным путем, он не представлял себя ежедневно отправляющимся по утрам на работу. Нет, такая жизнь ему не по нутру. Да и рулетку он любит покрутить, в покер поиграть. Пока отсиживался за городом, аж скулы от тоски сводило. Так и хотелось плюнуть на все, да и махнуть куда-нибудь в казино. Зеленое сукно, шуршание карт, мелодичное пощелкивание фишек. Барменша улыбается, официантки снуют, девчонки карты поднять присаживаются. От возникшего видения под ложечкой засосало.

Он достал сигарету и чиркнул спичкой. Прикурив, потряс рукой, чтобы погасить пламя. Дуть на огонь нельзя – это он еще в детстве усвоил. Во-первых, это по-бабски, а во-вторых, так можно свое счастье «задуть». А этого Юсуфу-Юре сильно не хотелось. Ему нельзя, он только начинает жить – он сдавленно и хрипло засмеялся, и тут вдруг странный звук привлек его внимание. Будто камешек сорвался со стены и покатился к нему. Юсуф обернулся, всмотрелся в темноту, и боль взорвалась в мозгу огнем. Он выпустил сигарету из рук, хотел схватиться за левый глаз, да так и рухнул с поднятой рукой как подкошенный.

Это неправда, что при мгновенной смерти люди ничего не успевают почувствовать. Они ощущают, как рвутся мышцы и раздираются кровеносные сосуды, они успевают ощутить животный, безумный страх, в их мозгу бьется мысль: неужели это происходит со мной? Неужели все? И только потом падают замертво. Да, это длится всего лишь мгновение, но оно заполнено адской, нечеловеческой болью.

Старший оперуполномоченный по особо важным делам «убойного» отдела МУРа, подполковник милиции Эдуард Лямзин стоял, задрав голову, и рассматривал двух голубей. Высокий синеглазый брюнет был одет слегка легкомысленно, совсем не в соответствии со своим положением солидного милицейского чиновника. Да он и не чувствовал себя важным и серьезным, по-прежнему в глубине души оставаясь мальчишкой.

Примостившись на изящно вылепленном карнизе здания, голуби были так заняты любовной игрой, что никого вокруг не замечали. Голубок топорщил перья, пыжился, ходил гоголем вокруг своей дамы, залетая то справа, то слева, а она, как и положено знающей себе цену кокетке, делала вид, что не обращает никакого внимания на ухажера. Изредка она бросала на него мимолетные косые взгляды, потом невозмутимо чистила перья, демонстрируя полную безмятежность и леность, но стоило ему сделать навстречу хоть шаг, тут же отлетала. Совсем на чуть-чуть, только чтобы голубок слегка испугался, что сейчас лишится подруги, но надежды не потерял и продолжал попытки завоевать ее.