Между поцелуями его прерывистое дыхание отдавалось в ушах Лиллиан и, сливаясь с ее собственным, было единственным звуком, нарушавшим тишину комнаты. Но для нее это совместное дыхание звучало как прекрасная симфония. Оно наполняло ее чувствами, Которые невозможно было передать словами, даже, если кто-то предложил бы ей все золото мира за эти слова.

Саймон обнял ее и прижал к своему телу. Лиллиан почувствовала его крепкие руки и силу желания. От мысли о том, что это она разожгла в нем огонь желания, Лиллиан вздрогнула.

С хриплым стоном Саймон подтолкнул ее назад, не отрываясь от губ, пока ее бедра не оказались прижатыми к краю бильярдного стола. Потом он наклонился к ней, протолкнув ногу ей между бедер. Лиллиан вдруг поняла, что двигается ему навстречу. Она получала удовольствие, которое создавали эти развратные действия. Это было безрассудством, всепоглощающим порывом отдаться страсти, грешным, но таким правильным сейчас.

Ей показалось, что в комнате стало жарче, и что она сжалась в размерах, пока он продолжал сладко мучить ее жаркими прикосновениями губ и языка. Саймон, казалось, еще теснее прижался к ней всем телом, и Лиллиан выгнулась ему навстречу. В конце концов он повалил ее на бильярдный стол, накрыв своим напряженным телом.

Лиллиан никогда не испытывала такого наслаждения. Она горела как в огне, воспламенившись от его страсти. Грудь налилась сладкой болью желания, соски напряглись, по телу пробежала дрожь, а жаркое лоно пылало и молило о близости.

В сладких муках, казалось, прошла целая вечность, когда руки Саймона пришли в движение. Ладонь легла на ключицу, задержавшись там в нерешительности, чувствуя, как поднимается и опускается ее грудь. Саймон не мигая посмотрел в глаза Лиллиан. На таком коротком расстоянии цвет его зеленых глаз был настолько глубоким, что у Лиллиан возникло желание отвести взгляд, но она не смогла, даже когда его пальцы скользнули вниз, остановившись в ложбинке на груди.

— Саймон, — простонала она, чувствуя, что должна возмутиться интимностью его действий, но у нее так ничего и не получилось.

Подобные прикосновения казались естественными. Ее захватило ощущение того, что она все делает правильно, позволяя ему заявить о своих правах на нее так, как ни один мужчина прежде не делал и, возможно, никогда больше не сделает.

Саймон улыбнулся, но ничего не ответил. Вместо этого его рука накрыла грудь Лиллиан. Она беспомощно выгнулась навстречу, удивляясь, какой горячей и страстной делают ее эти прикосновения. Тонкий шелк платья не защищал от тепла руки. Лиллиан вздрогнула, представив, как было бы замечательно, если бы на ней не было платья. Если бы его рука касалась обнаженного тела.

— Холодно? — пробормотал Саймон, уткнувшись в ее шею.

— Жарко, — умудрилась покачать головой Лиллиан и задохнулась, почувствовав, что его губы нашли пульсирующую жилку у основания шеи. — Очень жарко.

Саймон поднял голову. Его глаза горели желанием.

— Я могу помочь.

Он отступил назад и мягко потянул за собой Лиллиан, усаживая ее на столе. Она не сопротивлялась. Не могла сопротивляться, даже когда он расстегнул одну крошечную пуговицу на ее платье спереди. Лиллиан с удивлением смотрела на него, а он прижался губами к обнаженной коже и стал целовать ее.

— Саймон, — выдохнула Лиллиан, впиваясь пальцами в его плечи, когда его язык прошелся по кружевной кромке рубашки.

— Так прохладнее? — прошептал он, обжигая своим дыханием ее кожу.

— Н-нет.

— Тогда придется действовать дальше.

Он усмехнулся, потянув платье вниз к талии, освобождая ее руки. Лиллиан приподняла бедра, и платье наконец с тихим шуршанием упало на пол.

— Ты прекрасна, — низким, с нотками благоговения голосом сказал Саймон.

С этими словами он сунул пальцы под тонкие бретельки рубашки и спустил их вниз. Лиллиан оказалась до пояса обнаженной.

Скромность предписывала смущение, она должна была прикрыться. Но Лиллиан не сделала этого. Она не хотела прикрываться. Ей нравилось, как Саймон смотрит на нее, как горят страстью его глаза. Он смотрел на нее так, словно перед ним было самое изысканное создание, которое ему когда-либо приходилось видеть. Лиллиан никогда не испытывала ничего подобного.

— А т-тебе не жарко? — заикаясь, спросила она, совершенно не умея флиртовать и соблазнять.

Ей казалось, что она ведет себя неуместно и глупо, пытаясь играть в игру, в которой он хозяин.

— О да, — губы Саймона расплылись в чувственной полуулыбке.

Лиллиан протянула руку, дрожа всем телом, нашла ворот его измятой рубашки и коснулась пальцами обнаженной кожи. Она никогда прежде не прикасалась так к другому человеку. Она никогда раньше не ощущала напряженной неподвижности мужского тела. Ей нравилось это, но хотелось большего. Она хотела видеть его, прикасаться к нему и познать его на вкус так же сладострастно, как это делал он. Где-то в глубине души ей хотелось заявить о своих правах на него, независимо от того, насколько кратким будет это право владения.

Неповоротливыми, словно окаменевшими пальцами Лиллиан попыталась расстегнуть его рубашку. Саймон не пытался помочь ей или помешать, просто наблюдал за ее действиями горящим взглядом. Лиллиан наконец справилась с задачей и сбросила рубашку с его плеч.

У нее пересохло во рту. Она никогда раньше не видела обнаженное тело мужчины, но что-то подсказывало ей, что сейчас перед ней стоял образец мужской красоты. Широкий разворот плеч, напряженная неподвижность мускулатуры, жесткие завитки волос на груди.

Ей доставляло удовольствие смотреть на него. Он совершенно не соответствовал нынешнему образу ленивой аристократии, потому что на плоском животе отчетливо выделялись планки мышц. А волосы на груди продолжались тонкой линией вниз и исчезали за поясом.

— Лиллиан, — пробормотал он.

— Да?

Она смущенно взглянула на него.

— Дыши, дорогая.

С этими словами Саймон обнял ее за шею и потянулся к ней губами.

Лиллиан успела вздохнуть, когда его губы снова прижались к ее губам. Теперь, когда на ней не было нескольких слоев одежды, ей легче быть активным участником танца желаний. Рубашка доходила ей только до середины бедра, это означало, что она сможет раздвинуть ноги и обхватить его бедра, чтобы быть еще ближе к нему. Саймон застонал, когда они вновь оказались на столе.

— Что ты делаешь со мной, — прошептал он, хотя эти слова, похоже, больше предназначались ему самому, чем Лиллиан.

Он склонил голову к груди Лиллиан, и она выгнулась всем телом, страстно вскрикнув от наслаждения, когда его губы жадно сомкнулись вокруг затвердевшего соска. Его рот был горячим и влажным, когда он ласкал чувствительную плоть, заставляя ее задыхаться от наслаждения и затопляя ощущениями волшебной силы и остроты, которые пронзали все тело.

Саймон принялся ласкать вторую грудь, проделывая с ней все то же самое, что и с первой. На этот раз Лиллиан извивалась всем телом, вцепившись пальцами в его плечи, ногами прижимая его к себе и выгибаясь навстречу движениям его языка со стонами и криками.

— Такая удивительно чувственная, — прошептал Саймон, подтягивая ее поближе к себе.

Тонкая рубашка скользила по телу. Саймон стал целовать ее живот, бедра и, наконец, внутреннюю сторону бедра.

Лиллиан задрожала, немного приподнявшись, чтобы посмотреть, что он станет делать дальше. Она с изумлением наблюдала, как он задрал ее рубашку, и она превратилась в бесполезный клочок шелка у нее на животе. Потом он еще шире развел ей ноги, теплая рука накрыла шелковистый холмик, а потом коснулась нежной плоти.

На щеках Лиллиан заполыхал румянец, когда Саймон поднял голову и взгляды их встретились. Здесь больше не было ни герцога, ни вежливого джентльмена. В глазах Саймона плескалось дикое желание овладеть ею полностью. Лиллиан затрепетала.

— Тебе будет приятно, — пообещал Саймон и коснулся губами влажных лепестков плоти.

Лиллиан вскрикнула, почувствовав его горячее дыхание на самой интимной части тела, и сжала кулаки на сукне бильярдного стола. Что это было за ощущение? Что-то очень мощное и очень приятное, сосредоточенное в одном месте, но при этом импульсами расходящееся по всему телу, как будто все ее существо превратилось теперь в чувственный инструмент.