— Пиратскими замашками меня не одурачить, чтоб вы знали.

— В самом деле?

Он насмешливо изогнул бровь.

Элли укоризненно покачала головой:

— Знаете, что я думаю?

— Не смею даже предположить.

Его сарказм не обескуражил ее.

— Я думаю, этот остров был частью земель, отнятых у вашего клана.

Вот почему он так много знал о нем. Он бродил с ней по этому острову, как делал это многие годы. Пещеры. Сауна. И хотя во время их длительных прогулок он пытался держать ее подальше от местных жителей, те из них, кто встречался им по пути, обращались к нему очень почтительно. Будто он был их королем.

— Я думаю, когда этот старый крестьянин назвал вас тишах, он не ошибся.

Элли следила за его реакцией, чтобы найти подтверждение, что ее догадка верна. Но в его лице по-прежнему ничего не изменилось.

— Ты опять об том же? — Он покачал головой с притворным разочарованием. — Думаю, тебе следует уступить мне первенство в сочинении историй. У меня это выходит лучше. Какие бы фантазии ни рождались в твоей головке, малышка, я пират вне закона. Не обманывайся на этот счет.

Элли услышала предостережение в его голосе. Но все же не могла отказаться от мысли, что здесь скрыто нечто гораздо большее, чем он хочет ей показать. Ясно было одно — просвещать ее он не собирается. И ей никогда не узнать, насколько это важно.

Эрик не мог поверить своим ушам. Как она, черт ее возьми, могла угадать правду? Не следовало ему говорить ей о том, что его клан потерял свои земли. Он поступил так лишь потому, что не хотел видеть, как она страдает. Особенно так сильно, как сейчас, о чем ясно свидетельствовал ее удрученный вид.

Ему следовало бы знать, что она не сможет не отнестись к этому серьезно. Элли принадлежала к тому типу женщин, которые все воспринимают всерьез.

Он очень надеялся, что разрушил ее романтические мечтания. Пират или нет, но он был вне закона и явно не в том положении, чтобы предложить ей что-то большее, даже если бы и хотел — а он не имел такого желания.

Он только пошутил насчет того, что собирается ее удержать. Боль, которую он ощутил при ее поспешном отказе, объяснялась лишь ее задетой гордостью, только и всего.

Он молча наблюдал, как она приводит в порядок одежду. Если судить по ее лицу, она осознала его предостережение.

Они направились к двери сарая, и Эрик снова почувствовал странную тяжесть в груди. Непреодолимое — сводящее с ума — желание сделать ее счастливой.

Элли взялась за ручку двери. «Пусть идет. Так будет лучше».

— Подожди! — окликнул он.

Она медленно повернулась кругом, ее миловидное лицо, вопрошая, склонилось к плечу.

Его сердце колотилось глухо и неровно. Он не знал, что сказать. Это было невероятно. Он никогда не испытывал затруднений с речью.

Элли выжидающе смотрела на него. Эрику хотелось вцепиться себе в волосы и затопать ногами. Наконец он был спасен от дальнейшей неловкости, заметив кое-какой непорядок. Протянув руку, он достал соломинку из ее волос и поднял ее вверх, демонстрируя ей.

— Тебе бы пришлось объяснять, откуда это.

Ее щеки вспыхнули. Эрик никогда не видел женщины, которая бы так восхитительно краснела.

— Благодарю вас, — сказала она.

Они долго смотрели друг на друга, прежде чем он, в конце концов, нарушил эту незримую связь.

— Ты должна выйти первой.

Она кивнула и шагнула за дверь, но внезапно обернулась.

— Мы увидимся ночью?

Эрик понимал, что ему следует держаться подальше от нее — тогда расставаться будет легче, — но неожиданно для себя кивнул.

Она улыбнулась, и тепло этой улыбки окатило его ласковой волной. Это было безумие. Ему казалось, что он ощущает ее переживания почти так же ясно, как свои собственные. И будто ее радость для него важнее, чем своя.

Эрик подождал, пока Элли пересечет двор, и покинул сарай только после того, как она скрылась в доме.

Он добрался почти до края утеса в верхней части тропы, что вела на берег, когда услышал позади шаги. По сердитому топоту он догадался, кто это был, еще до того, как обернулся.

Ястреб задумчиво смотрел на раскрасневшееся лицо молодого рыцаря, одетого в доспехи в первый раз после болезни. Кольчуга Рэндольфа, судя по всему, перенесла купание в море лучше, чем ее хозяин. Она сверкала, как новенькая серебряная монета. Рэндольф же изрядно потерял в весе, и даже небольшое напряжение от быстрой ходьбы, похоже, сильно утомило его. Он тяжело дышал, и пот выступил у него на лбу.

— Рад видеть тебя снова на ногах, Рэндольф.

Рэндольф был явно не в себе, поскольку не обратил внимания на фамильярное обращение.

— Крест Господень! — воскликнул молодой рыцарь, употребив любимое выражение своего дяди. — Что, по-вашему, вы теперь делаете?

— Возвращаюсь в лагерь. Хочешь присоединиться ко мне?

Несмотря на его молодость, в Рэндольфе чувствовалось нечто внушительное. В развороте широких плеч, жестком блеске глаз и упрямой линии подбородка Эрику виделся смутный образ мужчины, которым тот со временем станет. Если он избавится от своего самодовольства и заносчивости, то может стать неплохим воином — для жителя равнины.

— Вы прекрасно понимаете, что я говорю не об этом. Что вы делаете с Элли?

Лицо Эрика опасно посуровело. Он ощутил необычайную вспышку ярости. Рэндольф возомнил себя защитником Элли, наподобие странствующего рыцаря, и надоел ему до чертиков. Элли была его. На его попечении.

— Это тебя не касается.

— Касается, если вы ее позорите. Я видел, как она вышла из сарая. О чем вы только думаете? Мы похитили ее из родного дома. Может, в тот момент у нас и не было другого выбора, но меньшее, что мы можем сделать, — это вернуть ее назад в целости и сохранности.

Эрик подавил разгорающуюся ярость.

— Так и будет.

— Не обесчестив ее. То, что вы делаете, недопустимо, и я не хочу в этом участвовать.

Эрик прищурил глаза. Ему не нравилось выслушивать поучения от распалившегося юнца, у которого еще не успели потускнеть шпоры.

— Откуда вдруг эта рыцарская бравада? Я и прежде проводил время с женщинами, и тебя, похоже, это не беспокоило.

— Элли не такая, как прочие женщины, которых вы обычно добивались. Она другая. Она леди.

Эрик вздрогнул, всем существом отвергая слова Рэндольфа. Она не другая. Совсем нет. Ему нравится проводить с ней время, потому что ему нравится ее смущать. Если его желание к ней и кажется чрезмерно сильным, то только благодаря обстоятельствам. Он немного развлекся, вот и все.

— Она двадцатичетырехлетняя незамужняя няня, способная принимать собственные решения.

Черт, он даже оказывает ей услугу.

— Она невинная девушка, а вы ее соблазняете, — возразил Рэндольф. — Это не похоже на вас, Ястреб.

Эрик сжал кулаки. Ему хотелось наброситься на Рэндольфа, который заставлял его задуматься над тем, что сам он упорно пытался игнорировать.

Он подавил свой гнев и с беззаботным видом улыбнулся:

— Ты слишком разволновался из-за пустяков, Томми, Я только немного поразвлекся, вот и все. Ничего серьезного. Девушка будет возвращена в том же состоянии, что и прибыла.

Более или менее.

Рэндольф смотрел на него так, словно не знал, верить ему или нет.

— Значит, вы намерены вернуть ее?

— Конечно. Ты ведь не подумал, что я хочу задержать ее, или подумал?

Он произнес это таким тоном, будто ничего более смехотворного в жизни не слышал.

— Я не был уверен, — смущенно признался Рэндольф. — Я никогда прежде не видел, чтобы вы так увлеклись девушкой.

Эрик заставил себя рассмеяться, стараясь не замечать страшной тяжести в груди. Это просто смешно. Вовсе он не увлекся.

Если бы даже он собирался жениться — а он не собирался, — ему нужна была невеста, которая повысила бы благосостояние и престиж его клана. Няня не отвечала этим требованиям. Да и сейчас он был не в том положении, чтобы жениться, когда за его голову назначена весьма существенная награда.