«Из 5–й армии возвратился генерал армии Жуков. Узнав, что Кирпонос намеревается подходившие из глубины 36–й и 37–й стрелковые корпуса расположить в обороне на рубеже Дубно, Кременец, Новый Почаюв, Гологурцы, он решительно воспротивился против такого использования войск второго эшелона фронта» [191].
С Г. К. Жуковым нельзя не согласиться. Удары с разных направлений препятствовали маневру резервами. Немцы не смогли бы оставить слабые заслоны на пассивных участках и сконцентрироваться на отражении наиболее мощных ударов. Командование Юго-Западного фронта пожелания Г. К. Жукова проигнорировало. Наступление механизированных корпусов 26 июня не было поддержано пехотой 37–го стрелкового корпуса. С вечера 25 июня корпус выстроился в линию, вытянутую с севера на юг всего в 25–30 км южнее исходных позиций, для наступления 15–го и 8–го механизированных корпусов. Со стороны командования фронта не было сделано даже попытки ввести его в соприкосновение с противником.
Но ровно через сутки после отъезда начальника Генерального штаба РККА даже основные заветы Г. К. Жукова были преданы забвению. На вечернем заседании военного совета фронта 26 июня начальник штаба Юго-Западного фронта высказал мысль об отказе от активной стратегии. На практике это означало прекращение контрударов механизированными соединениями, на которых настаивал начальник Генерального штаба Красной Армии. Идея М. А. Пуркаева заключалась в следующем:
«…попытаться силами стрелковых корпусов прочно занять выгодный по условиям местности оборонительный рубеж. Иначе танковые группировки противника могут прорваться в тыл наших 6–й и 26–й армий. Надо подходящие из глубины 31–й, 36–й и 37–й стрелковые корпуса расположить на линии рек Стоход, Стырь и населенных пунктов Дубно, Кременец, Золочев с задачей упорной обороной задержать врага. Механизированные корпуса отвести за этот рубеж. Здесь и подготовить войска к общему контрнаступлению» [192].
Предложение это было, прямо скажем, не соответствующим обстановке. Уже 25–го числа линия стрелковых корпусов была прорвана на фронте между Луцком и Дубно силами немецких 11 и 13 танковых дивизий. В той же оперативной сводке, в которой низко оцениваются результаты контрудара 8–го механизированного корпуса, не менее впечатляющая характеристика дана и 36–му стрелковому корпусу:
«Из-за неорганизованности, плохой сколоченности и недостаточной обеспеченности артиллерийскими снарядами в бою с противником в районе Дубно показали низкую боеспособность» [193].
Читатель может задать справедливый вопрос: «Неужели с помощью этих соединений „низкой боеспособности“ Максим Алексеевич Пуркаев собирался удерживать немецкие танковые дивизии?» Нет, он собирался сдерживать их на другом направлении. Основной ошибкой командования фронта была неверная оценка направления развития наступления немцев. В разведывательной сводке фронта от 22.00 26 июня мы читаем:
«Радзехов — бродское направление. Противник, имея главные силы прорвавшейся мотомеханизированной группировки в районе Берестечко и передовые части в Дубно, Верба, Раздвиллув, пытался распространить прорыв в направлении Броды, Тарнополь, но, встречая упорное сопротивление наших частей, успеха не имел» [194].
То есть предполагалось, что эшелон развития успеха немецкое командование развернет на юг с целью отрезать пути отступления 6, 26 и 12–й армиям. Парировать этот ход планировали сосредоточением на предполагаемом маршруте движения бронированного кулака немцев 8–го, 15–го механизированных корпусов и 37–го стрелкового корпуса. Для сосредоточения на тарнопольском направлении и выводили из боя механизированные корпуса.
Тем временем 1 танковая группа стремилась развивать наступление не в юго-восточном направлении, на Тарнополь, как думали в штабе Юго-Западного фронта, а дальше на восток, в направлении Острога и Шепетовки. М. А. Пуркаев и М. П. Кирпонос неверно оценили замах «клещей» планируемого немцами окружения войск фронта. Действительно, командование группы армий «Юг» собиралось осуществить окружение армий в львовском выступе во взаимодействии с 11 армией Евгения Риттера фон Шоберта, сосредоточивающейся в Румынии. Но масштабы охвата были куда больше, чем предполагало командование Юго-Западного фронта:
«1 танковая группа прорывается, несмотря на наличие глубоких флангов, и используя любые дороги тремя колоннами в направлении на Бердичев и Житомир. Она строит свой боевой порядок таким образом, чтобы по достижении рубежа Тарнополь, Шепетовка, Новоград — Волынский перенести удар в направлении на Старо — Константинов, Проскуров» [195].
То есть немцы не стремились отсечь отступающие советские армии от «линии Сталина». Окружение основных сил советских войск было запланировано не перед старой границей, а за ней. Немцы вечером 26 июня с некоторым удивлением отмечали бездействие Юго-Западного фронта в отношении острия наступления 1 танковой группы:
«Создается видимость, что противник не придает им *прорывам** большого значения и пытается их поглотить за счет глубины территории» [196].
Естественно, сдержать удар немецкого бронированного кулака находившимися восточнее Дубно частями было нереально и, как мы видим по оценке обстановки штабом фронта, даже не планировалось. Считалось, что это направление будет всего лишь флангом поворачивающего на юго-восток немецкого наступления. Тем временем оборона 36–го стрелкового корпуса по реке Стырь была взломана, и только поддержка механизированных корпусов удерживала пехотинцев от беспорядочного бегства назад. 228–я стрелковая дивизия 36–го стрелкового корпуса вместе с соединениями 19–го механизированного корпуса отходила на северо-восток. Фронт советских дивизий открывался, словно дверь, под нажимом немецких танковых и пехотных соединений, пропуская части 11 танковой дивизии XXXXVIII моторизованного корпуса к Острогу и далее на Шепетовку. Уже к 6 утра 27 июня 228–я стрелковая и 40–я и 43–я танковые дивизии 19–го механизированного корпуса отошли от Дубно к окраинам Ровно. В середине дня дивизии завязали бой с наступающими вдоль шоссе Млынув — Ровно немецкими танковыми частями. Не выдержав артиллерийского и авиационного удара, пехота начала отступать. Только контратака, удачно проведенная силами 86–го танкового полка при поддержке 43–го артиллерийского полка, восстановила положение, но немцы вскоре рокировали силы на параллельный маршрут. В 19.00 последовал удар вдоль шоссе Дубно — Ровно, и к 22.00 отряд немецкой мотопехоты при поддержке 15 танков ворвался на окраины Ровно. Перенос усилий III моторизованного армейского корпуса в обход Луцка резко увеличил плотность немецких войск на ровенском направлении. 228–я стрелковая дивизия была отброшена от Здолбунова, городка в нескольких километрах южнее Ровно. Тем самым сплошная линия фронта на этом направлении была прорвана, и оборону советских войск начали обтекать с юга, вынуждая отходить дальше на восток. В этих условиях H. B. Фекленко, командир 19–го механизированного корпуса, был вынужден принять решение об отходе на рубеж реки Горынь, в 20 км восточнее Ровно.
На острие немецкого наступления тем временем завязалась напряженная борьба за город Острог. В этих боях у Острога получила свое яркое отражение немецкая тактика захвата «шверпунктов», перекрестков узловых дорог, предмостных укреплений и тому подобных важных для развития операций городов, деревень и участков местности. Захватив подобный пункт передовыми отрядами, зачастую весьма скромной численности, они вынуждали советские войска пытаться его отбить с целью восстановления положения. В это время немцы подтягивали к захваченному пункту все новые силы и обороняли его часто в условиях почти отсутствующего снабжения. Сам факт наличия такого, пусть автономного, отряда в глубине обороны войск оказывал психологическое давление на советское командование и приковывал к нему значительные силы. Именно по такому сценарию развивалось сражение за Острог в конце июня 1941 г. Подошедшие к городу части 109–й моторизованной и 57–й танковой дивизий были вынуждены вести наступательный бой за овладение городом.