Мы до руин форта плыли не под залпами орудий, но все равно было страшно, потому что в утлое парусное суденышко одновременно набилось несколько десятков человек. Еще труднее было выгружаться на скользкие от воды и времени камни и протискиваться через тесную толпу, ожидавшую погрузки в обратный путь. Увиденное в крепости, впрочем, с лихвой перекрыло неудобства — мы попали в мир, сохранивший, если не в виде муляжей, то в миражах, создаваемых фантастичным декором и рассказами гида, всю историю узкой тропы, вытянувшейся вдоль Аравийского моря. Мощные стены 12 метров высотой и опоясывающие их ярусы с жерлами пушек возле бойниц, разрушенные тронные залы, женские покои и мечети, заросшие тиной водоемы, колючие кусты и неожиданные среди груды камней пальмы, безбрежный океан с одной стороны и крыши Муруда с другой — на это можно было любоваться часами. Хотя Джанджира давно заняла прочное место во всех путеводителях, иностранцы сюда попадают редко. Фантастические развалины, скорее, популярное место для экскурсий индийских школьников и семейных пикников. Покончив с делами, сюда заглядывают и риэлторы: индийцы-горожане тоскуют по природе, и участки вдоль Аравийского моря сейчас пользуются колоссальным спросом. Встречаются и россияне, приобретшие в собственность или арендующие на длительный срок уютные виллы в окружении манговых садов. Европеец, под чьим густым загаром просматривались славянские черты, наблюдавший за суетой крабов-лилипутов на берегу, на мой вопрос «Where are you from?» ответил: «I am from Konkan» — Василий уже и вправду ассоциировал себя с этими краями.

...Рави вырулил на шоссе уже в сумерках, но неожиданный блеск и шум в придорожной деревушке заставили нас притормозить. Здесь, в Кондивре, вовсю отмечали мухаррам — первый месяц года по мусульманскому летоисчислению (хиджра): так мы на пару часов оказались в 1428 году. При въезде на главную улочку, ведущую к мечети, стоял стол со стаканчиками, и улыбчивые мусульмане угостили нас шербетом — сладкой смесью воды с молоком, розовыми лепестками и миндалем.

Первый, с кем я разговорилась, был Афран Карим Малим — главарь ватаги мальчишек, плотным кольцом обступивших табут — символический гроб убитого в священной Кербале имама Хусейна, внука пророка Мухаммеда. В память о его мученической смерти, пришедшейся на мухаррам, мусульмане всего мира ежегодно соблюдают десятидневный траур. Сделанный из плотной бумаги с тканью и украшенный кусочками зеркал табут конканских мусульман-суннитов поднимался на три-четыре метра вверх и напоминал колесницу индусских богов, в которых тех вывозят на праздничные церемонии. Я спросила у Афрана: «А почему шербет? Я слышала, в знак траура мусульмане отказываются от пищи?» Афран недоуменно ответил: «Хусейн страдал — ему даже воды не дали напиться. Мы такого никому не желаем», — с этими словами он подкинул вверх горсть засахаренных семян кардамона, которые радостно ловили и отправляли в рот деревенские мальчишки. Это был последний день траура, и табут медленно двигался в сторону кладбища, где его намеревались со всеми почестями опустить в могилу. Неожиданно на дорогу выскочил немолодой мусульманин: полузакрыв глаза, он дергался в такт бьющему рядом барабану. «В него вселился пир — что-то наподобие религиозного наставника», — объяснил Афран. Женщина, по виду индуска, быстро наклонилась, взяла щепотку пыли из-под ног одержимого и приложила ко лбу. «В нашей деревне и индусы отмечают мухаррам, только они проводят свой обряд — пуджу. Сейчас еще со всей деревни младенцев принесут, каждого протащат под табутом — это принесет ребенку счастье, какой бы религии он ни принадлежал».

Угощения в первые дни священного месяца мухаррама: скорбь о мученике Хусейне можно утешить доброжелательностью и замечательным шербетом

Мусульмане: торговцы или воины?

Аравийское море, оно же Арабское, отделяет Индию от одноименного полуострова и стран Персидского залива. Эта преграда никогда не была непреодолимой, и первые мусульмане, бежавшие из Басры от междоусобиц, оказались в районе Конкана в 699 году. За ними последовали другие — моряки, судостроители и торговцы — из прибрежных городов Ближнего Востока и Северной Африки. Арабы женились на местных женщинах и усваивали их язык, обустраивались вдоль хорошо знакомого моря, возводили мечети и подчинялись «старшинам», назначаемым индусскими раджами. Осевших арабов роднили происхождение из общих краев, суннизм шафитского направления и торговля — они умели ладить с местным населением и друг с другом. Так продолжалось до X века. Затем ситуация изменилась. С северо-запада Индии к Деканскому плато стали подбираться тюрки, а позднее монголы. В XIV веке к югу от гор Виндхъя, разделяющих Индию на север и юг, возникло мощное государство Бахманидов, а на его обломках постепенно выросли пять султанатов, каждый из которых рвался к морю, то есть через перевалы Западных Гхатов в Конкан. Мусульмане с материковой части — уже не торговцы, а воины из разных течений и сект ислама — еще до прихода португальцев и англичан — прибрали к рукам большую часть удобных портов и часть островов, на которых позднее возник Бомбей. Так был нарушен миролюбивый настрой первых мусульманских поселенцев, и они втянулись в длительную битву за Конкан.

Коровий след

Я не хотела писать о коровах — это обычный для Индии сюжет, но не удается. Сначала в Сурате нам повстречались так называемые «коровьи следы», то есть вмятины на камнях — Гуджарат обожает Кришну, восьмое земное воплощение Вишну, и считает, что бог-пастух пас своих коров именно там. Потом нам рассказали, как корова обнаружила «доподлинное» место, где целился из лука Парашурама. И вот мы приближаемся к Гоа. На индийских языках корова — «гай», но в древности это слово звучало как «го» и «гави» — этот же индоевропейский корень сохранился в русской «говядине». Некогда тут существовал город Гове, или Говапури, «Коровий град», названный так потому, что однажды Кришна залюбовался местными коровами. На конкани, официальном языке штата, его называют Гомантаком, а само слово толкуют как «обладающий коровами».

В курортном Гоа мы не позволили себе задержаться из-за всеобщей атмосферы расслабленности. Подчиняясь командировочному заданию, мы двинулись дальше на юг, в другой этнический и языковой мир — штат Карнатака, где живут дравиды-каннадига и говорят на языке каннада. Я уже не удивилась, когда на ночевку Рави привез нас в гостиницу на вершине утеса, выстроенную на обломках крепости Шиваджи, во дворе которой стоял каменный конь, замерший в ожидании своего бесстрашного седока. Отсюда до Гокарна — знаменитого места паломничества индусов-шиваитов — оставалось не более 60 километров. Не удивилась и тому, что и сам Шиваджи, рьяный поклонник Шивы, после очередного рейда на местные земли также прибыл в Гокарн для ритуального омовения, в индуизме очищающего от многих видов скверны. И спокойно восприняла историю о том, что Гокарн — это «коровье ухо».

Вообще индусская мифология называет создателем мира Брахму, хранителем — Вишну, разрушителем — Шиву. Однако некоторые тексты утверждают, что создание мира Брахма сперва поручил Шиве. Тот поленился, а затем осерчал при виде творения Брахмы и стал наносить земле удары. Она же обернулась коровой и, успокаивая Шиву, предложила залезть ей в рот, а выйти через ухо. Естественно, считается, что история эта произошла именно здесь, о чем свидетельствует сам ландшафт: если смотреть со стороны Аравийского моря, на берегу которого расположен этот святой город, то вокруг него дугой будут возвышаться отроги Западных Гхатов — чем не «коровье ухо»?

В Гокарне («Коровьем ухе») в прохладных помещениях возле священного водоема жрецы приносят жертвы огню — посреднику между богами и людьми