Лицо Роанны просияло, карие глаза засветились, и Лойела поразило, какой хорошенькой она стала в это мгновение. Конечно, подумал он, ей никогда не стать такой красивой, как мисс Джесси, но эта девочка еще удивит многих. Роанна была его любимицей. Мисс Джесси, неплохая наездница, никогда не любила лошадей и не делала лишнего шага в конюшне. В глазах Лойела это был страшный грех.
В половине двенадцатого Роанна без всякой охоты вернулась домой для ленча. Она бы с удовольствием осталась на конюшне, но тогда бабушка стала бы ее разыскивать, так что делать было нечего. Впопыхах помывшись и переодевшись, она провела щеткой по растрепавшимся волосам. Затем стремглав сбежала вниз по лестнице, на минуту затормозив у двери столовой, чтобы перевести дыхание.
Все уже были в сборе. Тетя Глория мельком взглянула на нее, и на лице ее появилось всегдашнее не-одобрение. Бабушка тоже выразительно взглянула на влажные волосы Роанны, но ничего не сказала. Дядя Гарлен улыбнулся Роанне одной из своих неискренних улыбок, которой он улыбался раньше своим клиентам. Джесси, сидевшая за столом, сразу же перешла в атаку.
— Ты могла хотя бы высушить волосы, — начала она, — хотя, наверное, нам нужно поблагодарить тебя за то, что ты соблаговолила принять душ и не принесла с собой ароматов конюшни.
Не отвечая, Роанна проскользнула на свое место и села, упершись взглядом в тарелку. Она не собиралась отвечать Джесси, потому что это могло вызвать только новые злые придирки. Роанна привыкла к злобным уколам кузины, но теперь, когда приехала тетя Глория, ей придется терпеть еще и ее замечания, что заранее приводило в плохое настроение.
Тэнси подала первое блюдо — холодный огуречный суп. Роанна его терпеть не могла и в ожидании второго занималась тем, что топила ложкой зеленые кружки огурца, плававшие на поверхности. Наконец второе появилось — тунец с помидорами. Это блюдо она любила, когда его готовили без лука и сельдерея, и поэтому первым делом начала методически вытаскивать их вилкой и класть на край тарелки. На несколько минут она потеряла бдительность, и оказалось, что напрасно.
— Роанна, мне грустно смотреть на тебя, — начала тетя Глория, деликатно держа на вилке кусок тунца, — тебе уже семнадцать, а ты ведешь себя так, как будто не больше двух.
У Роанны немедленно пропал аппетит, который и до этого был невелик, она почувствовала тошноту и испуганно посмотрела на тетю Глорию.
— Она всегда так ест, — вставила Джесси, — роется в своей тарелке, как свинья в помоях.
Только для того, чтобы показать, что она не обращает внимания на их слова, Роанна заставила себя проглотить два куска тунца, запив их несколькими глотками холодного чая, чтобы они не застряли на полпути.
В это время дядя Гарлен завел разговор о том, что было ему наиболее близко, — ремонтировать ли старую машину или выгоднее вместо этого купить новую. Роанна была благодарна ему, хотя вряд ли он завел этот разговор, чтобы отвлечь от нее внимание.
За ним раньше не замечалось столь тонких чувств. Ей пришло в голову, что если они могут позволить себе купить новую машину, то почему бы им не жить в собственном доме, чтобы ей не приходилось встречаться с ними каждый день? В это время Джесси пожаловалась, что ей тоже не нравится ее машина, что она устала ездите в «мерседесе», на покупке которого настоял Уэбб, хотя она сто раз говорила ему, что ей хочется что-нибудь стильное, например, спортивную машину.
У Роанны не было машины, хотя Джесси получила свой первый автомобиль, когда ей исполнилось шестнадцать. Бабушка считала, что из соображений безопасности Роанне ни к чему самостоятельно выезжать на шоссе, и девушку это не особенно огорчало — ей больше нравилось ездить на лошади. Но сейчас бесенок, сидевший в ней, поднял голову.
— Я тоже хочу спортивную машину, — окинув всех наивным взглядом, сказала Роанна, — мне бы хотелось мудак… нет, «мудиак-Гран При».
Глаза тети Глории наполнил ужас, и она с грохотом уронила вилку в тарелку. Дядя Гарлеи подавился тунцом и, отдышавшись, расхохотался.
— Юная леди! — Бабушка ударила кулаком по столу, и Роанна виновато опустила глаза. — Ты прекрасно знаешь, что эта модель называется «понтиак-Гран-При», и не делай наивных глаз. Ты ведешь себя недопустимо. — Ее блеклые голубые глаза блеснули. — Выйди из-за стола! Я договорю с тобой позже.
— Извините. — Роанна соскользнула со стула и выбежала из столовой, но недостаточно быстро, чтобы не услышать, как Джесси произнесла со злостью:
— Как вы думаете, ее когда-нибудь можно будет сажать за стол с людьми?
— Я предпочитаю лошадей, — пробормотала Роанна, выбегая за дверь.
Она знала, что нужно подняться наверх и снова переодеться, но ей до безумия хотелось скорее убежать в конюшню после сцены в столовой.
Лойел завтракал в своей комнате около конюшен, просматривая при этом один из тридцати журналов по коневодству, которые он получал каждый месяц. В окно он увидел, как Роанна проскользнула в дверь конюшни, и покачал головой. Наверное, с ней опять что-нибудь произошло — неприятности с родственниками или опять нет аппетита, а скорее всего и то, и другое. Бедная Роанна постоянно чувствовала себя не в своей тарелке. Ее окружало всеобщее недоброжелательство, она замыкалась в себе до тех пор, пока обида не вырастала внутри нее так, что ее нельзя было больше сдерживать, и тогда Роанна взрывалась, и это вызывало только еще большее осуждение. В ней ни на йоту не было злобы мисс Джесси, зато сколько угодно озорства и лукавства. Наверное, именно поэтому ее так любили лошади.
В конюшне стояла только одна лошадь — любимый гнедой Люсинды, у которого была повреждена правая передняя нога. Лойел сделал лошади холодный компресс, чтобы уменьшить опухоль. Он услышал, как Роанна что-то напевает, поглаживая лошадь по морде, и усмехнулся, увидев, как животное зажмурилось от блаженства. Если бы семья давала Роанне хотя бы часть того тепла, которое она находила здесь, девочка давно перестала бы бьггь такой замкнутой, и жила бы той жизнью, для которой была предназначена.
После ленча в конюшне появилась Джесси и приказала одному из конюхов оседлать ей лошадь. Повернув голову, Роанна окинула ее взглядом. Джесси выглядела как настоящая хозяйка поместья. Роанна всегда сама седлала себе лошадь, и Джесси не развалилась бы, если бы сделала это без помощи конюхов. Лошади не любили и не слушались Джесси, что только подтверждало их смышленость.
Заметив иронический взгляд Роанны, Джесси взглянула на нее с холодной злобой:
— Бабушка никогда не простит тебе поведения за столом. Ей так важно было, чтобы тетя Глория почувствовала себя здесь как дома, а вместо этого все увидели неотесанную деревенщину.
Смерив ее злобным взглядом, Джесси вышла из конюшни, оставив за собой запах дорогих духов.
— Вот ведьма! — Роанна помахала перед лицом рукой, чтобы развеять тяжелый запах духов. Все-таки это несправедливо, что Джесси была такой хорошенькой, что она умела вести себя в обществе, была любимицей бабушки и что у нее был Уэбб.
Но негодовала не только одна Роанна. Джесси просто кипела. Чертов Уэбб! Зря она вышла за него замуж, хотя с самого детства делала все, чтобы этого добиться, да и в доме никто не сомневался, что рано или поздно они поженятся. Уэбб тоже хотел этого. Но кто же знал, что он станет таким… самоуверенным. И все же ей не следовало давать волю своим чувствам: во-первых, она не собиралась делать того, что уменьшило бы ее шансы стать хозяйкой Давенкорта, когда бабушка наконец умрет; и, во-вторых, у нее было смутное подозрение, что Уэбб, если надо, может дать волю рукам и повести себя совсем не как джентльмен. Она была просто идиоткой, что вышла за него. Ей нужно было убедить бабушку, чтобы она изменила свое завещание в ее пользу. К тому же до нее дошли слухи, что, когда он уезжал учиться в колледж, у него было несколько романов. Выходит, вместо того чтобы томиться по ней, этот подонок спал с другими женщинами!
Ну что ж, она тоже времени не теряла. Если он действительно верил, что все эти годы, пока он учился в колледже и путался черт знает с кем, его невеста сохраняла для него невинность, то он еще больший дурак, чем она. Джесси никогда не светилась дома, но если ей удавалось уехать в город на выходные, то разрешала себе как следует оттянуться. Подцепить какого-нибудь парня было до отвращения просто — достаточно намекнуть, и они бежали за ней, задрав хвост. Сладостное ощущение своей власти над мужчинами она впервые почувствовала, когда ей было шестнадцать. После венчания ей пришлось постараться — постонать, даже выдавить слезу, чтобы он был уверен, что ей больно. Когда его большая палка вошла в ее несчастную маленькую пушистую щелку, внутри все ликовало оттого, что его оказалось так просто провести.
