Как было принято в те времена, до свадьбы Тиэко почти не видела своего жениха. Да и после Нагасава подолгу жил в Киото, оставляя ее в замке, и Тиэко чувствовала, что он проводит время не один. Она не знала, как должна к этому относиться, и потому молчала.
Спокойствие стало ее основной и единственной защитой, ширмой, за которой она пряталась от тех непонятных, чуждых в своей странности вещей, какие порой являла ей жизнь.
А потом Тиэко влюбилась. Молодой красивый управляющий, друг князя Нагасавы, господин Ясуми был приветлив, разговорчив, улыбчив, в отличие от мужа, постоянно находился рядом и мечтал ее соблазнить. Тиэко воспитывали в строгих традициях, и она сдалась далеко не сразу, а сдавшись, поняла, почувствовала, что страсть к Ясуми стала ее жизнью. Потом она забеременела, и вскоре после этого Ясуми резко охладел к ней, перестал искать встреч и через пару месяцев женился на молоденькой девушке, дочери одного из высокопоставленных приближенных Нагасавы, да еще взял нескольких жен и наложниц.
Нагасава долгое время находился в Киото, потому Тиэко побоялась выдать ожидаемого ребенка за его сына или дочь. Вместо этого она тайком обратилась к одной знающей женщине, и та помогла ей избавиться от плода преступной связи. Тиэко поклялась отомстить Ясуми, и ничто не могло отвратить ее от задуманного: если б не он, она никогда не изменила бы мужу и не убила свое дитя. Она следила за каждым шагом бывшего любовника, и ей удалось совершить немыслимое: раскрыть заговор Ясуми против Нагасавы. Сам Ясуми, все его слуги, жены, наложницы, дети были истреблены, и род предан забвению. Вслед за ними Тиэко без малейшего содрогания отправила на тот свет трех наложниц Нагасавы, которых тот необдуманно взял в свой дом. Она старела, Нагасава – тоже, но гораздо медленнее, ибо его душа не была поражена недугом тоски и злобы. Детей у них не появилось… А потом Нагасава привез Кэйко, прекрасную, юную, свежую, словно ветка цветущей сакуры. Он сказал, что хочет наследника, но Тиэко не верила. Он возжелал молодого, упругого, сочного тела, только и всего! Следовало не просто уничтожить девушку, а преподнести Нагасаве урок на всю оставшуюся жизнь. И боги ее услышали! Кэйко и Акира, тот самый Акира, младший сын Ясуми, – в ванне, изнывающие от страсти!
Помнится, кто-то спросил Нагасаву, почему в свое время он пощадил ребенка, и тот коротко и резко ответил: «Потому что убить его было бы уже не справедливостью, а злодейством». И продолжал привечать мальчишку в течение шестнадцати лет, относился к нему едва ли не как к собственному сыну, тогда как Тиэко всякий раз содрогалась от боли. Что это было – помесь неосознанной любви и тайного издевательства? Ведь он отдал Акиру на воспитание в бедную и незнатную семью и периодически кидал этим жалким, безвольным Отомо унизительные подачки.
Скоро Нагасава узнает, какова истинная цена подобных благодеяний. Узнает, но не сейчас, немного позднее. Нужно дать этим двоим время – тогда наказание будет изощреннее.
Тиэко скривила бескровные губы. Выпростала из широкого серого, как сумерки, рукава кимоно потемневшую костлявую руку и улыбнулась. Она схватит Акиру и Кэйко этой рукой и увлечет за собой, за своим последним и самым главным желанием.
Через день после случившегося Акира отправился в горы, сказав матери, что идет на охоту. На самом деле ему просто хотелось побродить в одиночестве и подумать.
Обуреваемый неотступными мыслями, он поднялся довольно высоко, туда, откуда был виден темно-зеленый ковер простиравшихся до самого края небес высоченных кедров и, кажется, даже море – густо-синее, все в барашках белой пены. Было ли это в самом деле море или просто синела линия горизонта, Акира не мог понять и потому вскоре перестал напрягать зрение.
Встретив горный ручей, он остановился и присел на камень, чтобы отдохнуть и попить воды. В нем проснулись мучительные мысли о настоящем отце, которого он никогда не знал и который, как он сам, предал господина, презрел долг. А это не менее безрассудно и преступно, чем решиться пойти против воли богов! Неужели правда, что в мире все повторяется? Неужели господин Нагасава напрасно подарил ему жизнь?
Мог ли он отказаться от Кэйко? Акира воссоздавал в памяти бездонную глубину взгляда девушки, матовое сияние капель на ее золотистой коже и все произошедшее между ними и понимал, что нет, он не сможет. Ему мешали воспоминания о восторженном ослеплении, испытанном тогда, при близости с Кэйко, и опасное сознание того, что он не раскаивается и хочет все повторить снова.
Акира невольно сжал кулаки. Если б Кэйко сейчас оказалась тут, он взял бы ее за руку, и они пошли бы куда глаза глядят, подальше от замка Нагасавы, прочь из Сэтцу! Она – это главное в его жизни!..
Он вернулся домой к вечеру без добычи и почти сразу, не говоря и слова, завалился спать. Отомо-сан неслышно подошла к нему с желанием прикоснуться и промолвить утешительное слово.
Она увидела полуосвещенное лицо, взгляд темных глаз, в которых горели обвинение, отчаяние, решимость! И, смущенная и непонимающая, отступила во тьму. Ее сын стал другим. Что в нем изменилось? Она не знала. Но чувствовала одно: жизнь вошла в новый круг, отныне все станет иным, сместится, поменяет форму и цвет. Сохранится ли прежнее счастье, такое незаметное, невесомое, но оттого – по-особому прекрасное, как позолоченная солнцем паутинка на ветру, как тонкая и в то же время глубокая тень в пышущий жаром полдень?
Прошла неделя. Все это время Кэйко ходила как во сне; на смену краткому мигу блаженства пришло тяжелое неотвязное чувство – на нее давил груз непринятого решения. Что делать: жить так, как она жила прежде, считать то, что произошло, случайностью, мимолетным эпизодом и постараться о нем забыть или отдаться на волю страстей?
Девушка с тоской вспоминала о том, с чего все началось: она жила в Киото, в большой, дружной и веселой семье. Ее отец, богатый купец Хаяси, не отличался строгостью, имел легкий нрав, был снисходителен к человеческим слабостям – Кэйко выросла в атмосфере радости, понимания и любви. По вечерам, когда семья собиралась за ужином, все рассаживались на вышитых шелком подушках и круглых ковриках, ели, болтали, шутили, смеялись. Хаяси давал дочерям довольно много свободы: они ходили на рынок за покупками, гуляли по городу, бывали в лавке отца, где он позволял им рассматривать и выбирать ткани.
А потом отец однажды пришел в покои дочерей и, с довольной улыбкой потирая руки, сообщил, что сговорился с князем Нагасавой о том, что тот возьмет в наложницы одну из них. Девушки пришли в страшное возбуждение, и с тех пор в доме только и было разговоров что об этом князе – каков он, молод ли, красив ли, скоро ли приедет, а главное – кого выберет!
Кэйко всегда выделялась среди сестер – сообразительностью, красотой, острым язычком. Она знала: стоит проявить немного ловкости и ума, и выбор князя падет на нее. Сестер много, и все они, по недомыслию, станут вести себя одинаково, ей же следует быть другой. Князь Нагасава был призом, который хотела получить каждая, и Кэйко без колебаний вступила в состязание. Готовясь к приезду важного гостя, она тщательно выбрала наряд и сделала красивую прическу. Ею владело радостное возбуждение – она ждала встречи с чем-то невиданным и чудесным.
Девушку постигло разочарование: Нагасава ей не понравился. Он был немолод и, хотя имел величественный вид, отталкивал своей угрюмостью. Но Кэйко уже не могла остановиться – ей хотелось выглядеть самой лучшей, хотелось победить: отбыть на глазах иззавидовавшихся сестер в другую, недосягаемо прекрасную жизнь с роскошным замком, драгоценными шелками и изысканными кушаньями. Разумеется, Нагасава выбрал именно ее, и Кэйко гордилась своей победой.
Восторженное ослепление новизною угасло, как только Нагасава пришел к ней в первую ночь. Он ничего не сказал, просто снял с нее одежду и поспешно, даже грубо овладел ею. Кэйко почувствовала себя вещью. Она не привыкла к такому обращению, в родном доме ее любили, баловали и считались с ее желаниями. Роскошные подарки были бесполезными – ее никуда не выпускали, а наряжаться перед Тиэко-сан и служанками не имело смысла, разве только затем, чтоб позлить их. Кэйко возмущало, что старуха помыкает ею и обращается как с прислугой, – она нагрубила ей раз, другой, получила пощечину, а потом Тиэко-сан поранила ей руку шпилькой. Так и текла ее жизнь: днем она скрыто воевала с ненавистной старухой, а ночью с содроганием ждала прихода своего нынешнего повелителя. Когда он молча овладевал ею, Кэйко закрывала глаза и мечтала о том, чтобы он поскорее ушел, а после засыпала, счастливая хотя бы тем, что на сегодня эта пытка закончилась.