Одновременно с устройством выставки принимаем участие в конференции по монгольскому правописанию. Монголоведы Монгольской Народной Республики, СССР и Китайской Народной Республики обсуждали на этой конференции теоретические и практические вопросы правописания монгольских слов кириллицей. В Монгольской Народной Республике уже с 1941 года перешли со старинной уйгуро-монгольской письменности [78]на кириллицу. Кириллица вполне себя оправдала, но потребовались небольшие уточнения и поправки. Вопросы правописания обсуждались школьными педагогами из различных аймаков, столичными учеными, журналистами, поэтами. В обсуждении принимали участие и монголы и иностранцы, молодые ученые и маститые профессора.
Во время заседаний знакомимся с некоторыми выдающимися монгольскими учеными. На конференции присутствует Дамдиисурэн — профессор монгольской литературы в Улан-баторском университете, поэт и переводчик художественной литературы, профессор Содном, тоже занимающийся историей литературы, профессор-лингвист Лувсавандан Лувсандендев — составитель большого халха-русского словаря, Мишиг — исследователь маньчжурских рукописей и старый Дордж — специалист по тибетскому языку. В дискуссиях выступают молодые и старые исследователи, Пагба, Цевел и наш спутник Вандуй. Все они обсуждают проблему правописания с большим увлечением, видно, что для них это дело национальной важности.
На конференции я практически знакомлюсь с различиями между отдельными монгольскими диалектами. От советской делегации выступает Цеденданбаев, превосходный филолог, тогдашний директор бурятского научно-исследовательского института. Прежде всего он спрашивает у присутствующих разрешения говорить по-бурятски. Делегаты халха, присутствующие на конференции, заверяют его, что он может спокойно говорить по-бурятски, его поймут. Бурятский язык во многом отличается от халха-монгольского и по фонетике, и по грамматике. Более того, на него оказывает сильное влияние русский язык, из которого заимствовано много слов. И все-таки бурятский язык понятен монголам. Надо, разумеется, учесть, что на конференции присутствуют очень эрудированные лингвисты.
Большую помощь в работе конференции оказывает советская делегация во главе с профессором Г. Д. Санжеевым и делегация китайских монголоведов, в состав которой входят Эрдене Тогто и Чингелтей. После окончания работ конференции получаем возможность обменяться мнениями с делегатами в долгой дружеской беседе.
Кёхалми перед наскальной надписью
Тип центрального кровельного круга юрты
Борьба
12. Демоны, ламы, художники, герои
В монастыре Полного Блаженства. — Учение о третьем пути. — Брильянтовая колесница. — Три магические буквы. — Сколько надо учиться, чтобы стать ламой. — Среди демонических черепов. — Танец богов и чертей. — Во дворце последнего монгольского правителя. — Шутник Шараб. — Сухэ-Батор. — Революция. — Народная власть и теократический правитель государства.
Отрывая время от своей официальной работы, мне удалось несколько раз побывать в монастыре Полного Блаженства, или в Гандане, находящемся в самом Улан-Баторе. Пройдя через китайский квартал и поднявшись на вершину холма, мы оказываемся перед входом в монастырь. Главный вход охраняется двумя раскрашенными львами. За воротами — небольшая площадь, окруженная тремя главными и множеством вспомогательных монастырских строений. В одном из этих зданий храм; в нем совершаются богослужения. Посредине, у задней стены, стоит большая статуя Будды. Перед статуей и по обеим ее сторонам — горят жертвенные палочки, сюда же кладут приношения. Ламы, отправляющие богослужение, сидят двумя рядами друг против друга; один из рядов, поближе к Будде, замыкается ламой высшего ранга. На ламах желтые одежды и красные плащи, в руках у них разные музыкальные инструменты. Фигуры людей как бы растворяются в полумраке храма, С потолка и со стен свисают хоругви с изображением богов и буддийскими символами. Тихая молитва лам разносится по всему храму, иногда голоса повышаются. После определенных слов раздается звон литавр, оглушительный грохот барабана, рев рогов, звон колокольчиков. Все замолкает так же внезапно, и лишь слышится только бормотание лам.
В одном из боковых помещений храма размещается книгохранилище. Книги считаются священными, и (верующие и входят библиотеку, как в храм. Здесь собираются ученые-ламы. Изредка сюда заходят иностранцы, интересующиеся не одной только экзотикой, и ламы пользуются случаем расспросить о том, что делается в Европе. Ученые ламы проявляют интерес к внешнему миру. Свое представление о нем они дополняют обрывками случайно полученных сведений. Так, шестой панчен-лама [79]написал, например, священную книгу под названием «Путешествие по Шамбале», в которой рассказывает о легендарном путешествии пилигрима в мистический рай будущего. Книга написана в 1775 году и на несколько десятилетий позже открыта дли европейской науки Кёрёши Чомой. Европейские ученые, ознакомившись с этой книгой, были поражены тем, с какой, точностью описаны в ней многие европейские страны. Оказалось, что в 1774 году панчен-ламу посетили дни английских посла — Турнер и Богль. Панчен-лама велел им подробнейшим образом рассказать о географии Европы. Ламы-писари усердно записывали каждое слово английских послов. Турнер в своих путевых заметках рассказывает о посещении панчен-ламы. Тот факт, что «Путешествие по Шамбале» появилось через несколько месяцев после посещения англичан и что тибетская транскрипция европейских географических названий отражает английское произношение, не оставляет сомнений в использовании панчен-ламой рассказов Турнера. И это не единственный случай в тибетской и монгольской литературе. Сумба Хамбо (1704–1788.— Ред.), известный историк XVIII века, монгол по происхождению, но писавший на тибетском языке, в одном из своих трудов рассказывает о Москве, Константинополе и о Черном море.
Я нисколько не удивляюсь, когда мне говорят, что некий лама пишет на тибетском языке книгу о Франции, где ему удалось побывать в 20-х годах. Нет ничего удивительного и в том, что монгольский лама пишет книгу на тибетском языке — в Монголии большинство лам гораздо лучше пишет по-тибетски, чем по-монгольски. В первые годы народной власти выходила ламаистская газета прогрессивного направления на монгольском языке, но написанная тибетскими буквами, так как ламы предпочитали тибетские буквы устаревшим уйгурским письменам. Мои монгольские друзья достали и подарили мне несколько экземпляров этой газеты, ставшей уже библиографической редкостью.
Ламы показывают мне свои книги. Один за другим разворачивают они интересные неизвестные мне буддийские труды, а если в тексте попадается что-нибудь непонятное, все они спешат мне на помощь. В таком привилегированном положении я еще никогда в жизни не находился. Широко пользуюсь этой возможностью. Ведь ламаизм впитал в себя массу суеверий и народных сказаний, что делает его одной из самых трудных для понимания религий. В ламаизме нет строго разработанной системы догм, как в христианстве или исламе. С самого своего возникновения ламаизм был нагромождением разнообразных, часто противоречивых учений, связанных между собой лишь общим мировоззрением.
Буддизм в чистом виде чужд монголам, хотя они и столкнулись с ним давно. Вероятно, еще до Чингис-хана к монголам забредали буддийские проповедники. Но лишь в 1239 году, вслед за вторжением чингисидов в Тибет, монголы пришли в более непосредственный контакт с буддизмом. В Китае связь с буддизмом крепла при монгольской династии Юань, но в Монголии она проявилась лишь в том, что монгольские правители поддерживали настоятелей тибетских монастырей, и в первую очередь секту сакья. В те времена среди монголов было еще очень мало последователей буддизма. Только при дворе Хубилая и его преемников подвизалось несколько монгольских священнослужителей, получивших образование в Тибете.