Веспасиан не пожелал, чтобы ему помогли спешиться. Он шел один, прихрамывая, отталкивая солдат, которые хотели поддержать его. Он сказал:

— Кто отомстит за меня?

Все воины дружно закричали, сжимая оружие.

Веспасиан добавил, что нужно дождаться подходящего времени. Они разрушат этот город и оставят в живых только женщин и самых маленьких детей. Всех остальных ожидает смерть!

На сорок седьмой день осады, когда насыпь, воздвигаемая солдатами, стала выше городской стены, в нашем лагере появился еврейский дезертир, весь покрытый пылью. Тит расспрашивал его.

В тот день мы только что вернулись из похода к югу от Йодфата, в котором участвовало несколько тысяч человек. Мы осаждали Яффу. Мы видели, как часть его жителей погибла у стен города, защитники которого — братья, отцы, мужья оставшихся снаружи — отказывались открыть ворота, боясь, что мы ворвемся внутрь.

Горожане, проведя несколько дней в оврагах у подножия крепостных стен, стали молить нас о помощи, просить воды и хлеба. Женщины протягивали нам своих детей. Но мы оставили их умирать между крепостной стеной и нашими рядами. А потом захватили Яффу.

Это была настоящая резня. Все мужчины были уничтожены, а несколько тысяч женщин и детей, оставленных в живых, стали рабами.

Сейчас я слушал дезертира, стоявшего на коленях, со связанными ногами и руками, который рассказывал, что численность защитников Йодфата мала, они ослабли от жажды и голода, что караульные, сражавшиеся весь день и половину ночи, спят во время ночной стражи.

Настал момент, когда римляне должны атаковать.

— Если ты солгал, — сказал Тит, — я буду отрезать от тебя по кусочку, и ты будешь мучиться до самого конца, а он может наступить лишь через несколько дней!

Дезертир опустил голову и попросил воды.

— Ты получишь воду, когда мы победим, — отрезал Тит.

Мы выступили на рассвете следующего дня и подошли вплотную к стенам города. Тит первым взобрался на городскую стену, потом трибун Плацид и я. Легионеры, шедшие за нами, зарезали спящих караульных. Я не успевал даже пустить в ход оружие, меня опережали, такой неуемной была их жажда убивать.

Мы открыли ворота, и наша армия вошла в город.

Бог евреев хотел наказать их, но за какие грехи?

Туман в те дни был густым, он приглушал звуки, накрывал улицы и крыши, будто желая скрыть наше вторжение.

Когда евреи наконец проснулись, город был уже взят.

Наступил час отмщения.

Легионеры, вспомогательные воины — арабы и сирийцы, солдаты царя Агриппы и царицы Береники, — убивали жителей, сгоняли их в нижнюю часть города, где они скапливались на улицах, и падали вниз, в овраги, подхваченные вихрем смерти.

Еврейские солдаты из стражи Иосифа оказывали сопротивление, забравшись на одну из городских башен, но были вынуждены сдаться, и погибли от меча римлян. Другие, не желая сдаваться, убивали друг друга. Некоторые пытались скрыться в пещерах и подземельях под городом, но их преследовали по пятам. А после того как какой-то еврей убил центуриона — это была единственная потеря римлян, — наши воины стали убивать всех подряд. Мы насчитали более сорока тысяч трупов. В живых осталось лишь несколько тысяч детей и женщин.

Это произошло двадцатого июля в тринадцатый год правления Нерона.

Укрепления Йодфата были сожжены, солдаты заставили пленных, прежде чем убить их, стереть город с лица земли. Дым смешался с пылью разрушаемых домов.

Я ходил среди руин и останавливался перед каждым трупом. Воины по моему знаку переворачивали и опускали его, и мы шли дальше. Дезертир шел рядом со мной.

Флавий Веспасиан поручил мне найти Иосифа бен-Маттафия, живого или мертвого.

Три дня я осматривал тела, но так и не нашел среди них Иосифа бен-Маттафия.

Вид трупов удручал меня. Рассеченные шеи, расколотые черепа, вспоротые животы женщин, продавленные груди стариков, убитых во сне. Вокруг кишели черные мухи с зеленоватым отливом. Я чувствовал, что смерть была заразна как чума. Я вернулся в лагерь, испытывая отвращение к людям, будь то евреи, арабы, сирийцы или граждане Рима.

Я мечтал уехать на свою виллу в Капуе, туда, где провел свои последние дни мой предок Гай Фуск Салинатор. Мне было необходимо побыть одному. Я думал о Сенеке, жившем в пустыне, о евреях, которых называли ессеями и которые уходили в пещеры, чтобы погрузиться в тишину и медитацию, о последователях Христа, уединявшихся для молитвы.

Но Веспасиан ждал от меня отчета. Узнав, что поиски были напрасными, он стал браниться. Он снова объяснил трибунам, легатам, Титу, что хочет показать иерусалимским евреям Иосифа, мертвого или закованного в цепи. Еврейские дезертиры и шпионы заверяли, что Иосиф пользовался огромным уважением, а сопротивление, которое он оказал нам в Йодфате, только увеличило его славу. Его смерть или пленение заставят евреев капитулировать, и нам не придется сражаться с Иерусалимом, священным городом, укрепления которого так сильны, что его можно захватить лишь после длительной осады и сражений.

— Мне нужен Иосиф! — повторил Веспасиан, повернувшись ко мне. — Рой землю, взрывай пещеры и подземелья. Он не мог сбежать из Йодфата, и ни один бог не мог поднять его в воздух. Найди его!

На четвертый день в руинах города, неподалеку от крепости, я увидел, как два легионера толкают ко мне женщину с такими длинными волосами, что они закрывали ей грудь. Она встала передо мной на колени и вскричала, что, если я пообещаю сохранить ей жизнь, то она сдаст Иосифа бен-Маттафия, вместе с которым пряталась три последних дня.

Я сел рядом с ней на пыльную землю. Я слышал жужжание огромных мух, которые перелетали с одного мертвого тела на другое.

— Если ты расскажешь все, я сохраню тебе жизнь, — сказал я. — Если нет, палачи будут истязать тебя до тех пор, пока ты не выдашь все, что тебе известно.

Она заговорила, задыхаясь.

Я приказал, чтобы ей дали воды, и приготовился слушать.

Когда мы взяли город, Иосиф нырнул в глубокий бассейн, с одной стороны которого находилась просторная пещера, которую нельзя было увидеть сверху. Женщина пряталась там вместе с несколькими знатными горожанами, которые перебрались туда, захватив запасы продовольствия.

Иосиф сидел рядом с ней. На следующий день он признался ей, что ночью у него было видение, которое могло прийти только от Бога. Он рассказал, что обратился к Богу с молитвой: «Раз Ты решил покарать еврейский народ, созданный Тобой, и отдать всю удачу римлянам, если Ты избрал меня для того, чтобы открыть нам будущее, то я по собственной воле перейду к римлянам. Я выбираю жизнь, но беру Тебя в свидетели, что покину эту пещеру не как предатель, а как Твой слуга».

Голос женщины дрожал.

— Он просто хотел жить, избежать смерти! — кричала она.

Она рассказала об этом спутникам, которые возмутились, обвинили Иосифа в том, что он отказывается умереть в сражении и предпочитает рабство. Они угрожали убить его и сказали: «Ты умрешь, как еврей, если сам убьешь себя, или как предатель, если нам придется убить тебя!»

— Он говорил с нами весь день, — продолжала женщина. — Старался убедить, что самоубийство противно самой природе и что это святотатство, грех перед Богом, создавшим нас. Он переходил от одного к другому, повторяя: «Те, кого преступное безумие заставило поднять оружие против себя, те окажутся в самом темном углу ада, куда попадут их души, а Бог, их отец, покарает их потомков за преступления родителей!» Но он не смог никого убедить. Мужчины бросились на него, собирались убить. Он защищался, и они не решились зарезать его, потому что он до сих пор много значит для нас.

Женщина закрыла лицо руками и продолжала причитать, сожалеть о том, что не сказала спутникам, что Иосиф, предлагая убивать друг друга по очереди, собирался обмануть их. Он сказал: «Раз уж мы решили умереть, — давайте тянуть жребий! Пусть тот, кто вытащит первый номер, умрет от руки того, кто вытащил второй. Таким образом, мы все погибнем, но никому не придется самому накладывать на себя руки!»