– Мы не знаем, что случилось в лесу, – задумчиво проговорил Юрий. – Ведь именно после этого друзья не разлей вода перестали быть таковыми.

– Вывод напрашивается только один. – Ведерников встал со стула и подошел к окну. – Татьяна не утонула. С ней произошло что-то более страшное, и парни об этом знают. Может быть, даже убийство.

– Тогда почему они лишь прервали отношения? – не согласился Ряшенцев. – Ведь каждый из них любил Татьяну. Один являлся ее женихом, другой – единственным братом.

– Не знаю, просто не представляю. – Ведерников помахал рукой возвращавшемуся Степану Игнатьевичу и повернулся к коллеге. – Придется Игнатьевича еще раз сгонять. Надо подробнее расспросить старушку Фокину, когда и сколько раз она видела Кошелева-младшего.

Зинаида Терентьевна Фокина была чуть глуховата, но обладала отличным зрением.

– Видела я Никиту, – с гордостью сообщила женщина, – и чаще чем раз в год. Правда, он все время норовил прошмыгнуть мимо, кепку на лицо натягивал. А я ему: «Здравствуй, Никита, некрасиво со старшими не здороваться».

– А он что же? – спросил Николай.

– Когда как, – махнула рукой Зинаида Терентьевна. – Иногда поздоровается, иногда отнекивался: мол, не знаю я вас.

– А в этом году видели? – поинтересовался Ряшенцев.

– Видела, – отозвалась старушка. – Кстати, совсем недавно, перед убийством-то этим самым. И опять не поздоровался, паршивец!

Поблагодарив зоркую бабулю, оперативники сели за стол и начали выстраивать версии.

– По-моему, убийца ясен, – Юрий крутил в руках карандаш. – Надо объявлять в розыск.

– Это мы с тобой обязательно сделаем, – кивнул Николай. – Да только знаешь, что меня смущает? Эти непонятные три года!

– Значит, не созрел еще, – пояснил Степан Игнатьевич. – Еще, Николай, подумайте вот над чем: кого Бобровы могли так спокойно впустить в дом?

– Это верно, – Ведерников вздохнул, – однако три года...

Никита Кошелев сидел на том самом месте в лесу и вспоминал события трехлетней давности. Иногда память отправляла его и в более далекие годы.

Судьба занесла их в Озерное, когда они с Танькой фактически были взрослыми людьми: ей исполнилось пятнадцать, ему – четырнадцать. Бабка Соня написала: неподалеку от нее по дешевке продается дом, и родители с радостью отправились в село. Ни отец, ни мать подолгу на одном месте не задерживались: кто станет держать на работе запойных пьяниц, особенно в городе? А в селе они сразу нашли и друзей, и работу: папа устроился трактористом, мама – кладовщицей. То, как пили Кошелевы, в селе считалось нормальным. И их пьяные разборки тоже. При каждой такой разборке, следовавшей с завидной регулярностью, дети убегали либо к бабушке, либо в сарай. Бабушка Соня жалела внуков, старалась повкуснее накормить, однако приютить у себя не хотела, наверное, боялась родителей. Как-то раз, спасаясь от очередной родительской ссоры, дети сидели в сарае, плотно прижавшись друг к другу и ожидая, когда утихнут крики в доме. Татьяна откинула назад свои роскошные волосы и спросила брата:

– Знаешь, чего я больше всего в жизни хочу?

– Чего? – с интересом спросил Никита.

– Не быть похожей на свою мать, когда вырасту. Ужасно, правда?

Мальчик кивнул и ничего не ответил. Он и сам не хотел походить на отца.

– Я тебя понимаю, – ответил он. – А на кого бы тебе хотелось быть похожей? Посмотри на наших женщин. Почти все ведут себя так же.

– Не все, – Таня обняла брата за плечо, – Мария Николаевна Боброва, наша учительница истории, например. Хочу быть похожей только на нее.

Никита давно заметил: сестра вела дружбу с сыном Бобровых Рафиком, и не имел ничего против. Бобров-младший ему нравился. А Рафаилу нравилась Таня. Впрочем, и Никита тоже. С каждым днем дружба становилась все крепче, наконец она окрепла настолько, что Кошелевы-младшие уже не укрывались в грязном и темном сарае, а бежали к Бобровым. Для них дом Бобровых был другим миром – миром идеальных отношений, где царствуют любовь и доброта. Они стремились туда всем сердцем. Мария и Иван тоже полюбили брата и сестру. Женщина ввела непременное условие: каждый вечер Таня и Никита ужинают у них, и готовила такие блюда, которые Кошелевы отродясь не ели. Кроме того, она следила за их успехами в школе и ненавязчиво направляла их.

Татьяне не надо было перестраивать себя. Она везде училась на «отлично». Никита же, имея прекрасные способности, хватал разные оценки, в основном тройки. А что еще прикажете получать, если за хорошие отметки тебя никто не похвалит, родители вообще не знают, что такое дневник, а в селе для отличников работы не найдется?

Занять другую позицию ему помог Рафик. Однажды вечером, когда Татьяна помогала Марии Николаевне готовить ужин, Бобров-младший спросил его:

– Кем бы ты хотел стать?

Вопрос застал Никиту врасплох. Он почесал затылок и ответил:

– Не знаю, не думал еще. Наверное, трактористом, как батя.

Рафик рассмеялся:

– Какие у тебя приземленные желания! Ну, а если помечтать?

Никита махнул рукой:

– Чего мечтать, если в нашем селе на другую работу не устроишься!

Рафик сначала просто покатился со смеху, однако быстро взял себя в руки:

– Наше село! Смотри! – Он схватил с книжной полки глобус и стал вертеть его перед носом мальчика. – Попробуй отыскать на нем наше село! Его здесь нет! Таких крохотных точек на картах не рисуют. Вот Москва. Огромный город, столица России, а на глобусе тоже такая маленькая! Особенно по сравнению со всем миром! – Он еще раз повернул глобус. – Неужели тебе не хотелось бы увидеть другие страны? Неужели все свои четырнадцать лет ты мечтал только о тракторе?

Никита потупился. Рафик разбередил его заветную мечту. Пожалуй, другу можно сказать.

– Я мечтал не о тракторе, а обо всем мире, – покраснев, признался он. – Моя мечта – стать моряком, военным или гражданским – неважно.

– Вот и прекрасно, – обрадовался Рафик.

– Что же прекрасного? – удивился Кошелев-младший. – Мечта неосуществима. – При этих словах его лицо искривилось, плечи ссутулились, Бобров это заметил:

– Ты сам решил, что это так, – сказал он, садясь рядом с Никитой и хлопая его по плечу. – Я так не считаю. Первым делом тебе надо начать хорошо учиться и получить хороший аттестат. Второе: в Приреченске есть средняя мореходка или речное училище. Обучение там около года. Заканчиваешь его на «отлично» и с красным дипломом – в любое училище, военное или гражданское.

– Правда? – Никита расцвел.

– Мне врать ни к чему. Особенно брату моей невесты. Татьяна тебе не говорила, что́ мы собираемся делать после школы?

Мальчик отрицательно покачал головой.

– Тогда скажу я. Мы едем в Приреченск поступать в один институт на один факультет. Когда нам исполнится восемнадцать лет, мы расписываемся, я собираюсь учиться и работать, чтобы снять квартиру. В это время ты заканчиваешь школу и приезжаешь к нам. Тут и начинается твоя карьера!

Слушая друга, Никита не верил своим ушам. Он вырвется из этого затхлого мира и увидит другой, невыразимо прекрасный. Раз Рафик сказал, что эта мечта осуществима, он осуществит ее. Надо только приложить усилия.

На другой день Никита пришел в школу другим человеком. Он твердо решил взяться за учебу и стал если не отличником, то твердым хорошистом. Сэкономив деньги, купил глобус, спрятал в заветном уголке своей комнаты и по вечерам крутил его, представляя себя опытным морским волком, вроде тех капитанов, что он видел в кино и по телевизору. Однако страшный мир не желал отпускать мальчика.

Как-то раз, придя домой раньше Татьяны, он услышал дикие крики отца и против воли заглянул в родительскую спальню. Увиденное поразило и испугало его. Мать лежала на постели совершенно голая и пьяная до такой степени, что не реагировала на крики мужа, тоже абсолютно голого и размахивающего ножом. Из слов папаши мальчик понял: отец пытался привести мать в более-менее вменяемое состояние, чтобы она удовлетворила его любовный порыв. Однако Нина была слишком пьяна и, только когда Харитон провел лезвием по ее обнаженному бедру, оставив кровавую полосу, поднялась на кровати, бессмысленно глядя на мужа, на струящуюся кровь, а потом нечеловечески завыла.