Келли замахнулась на него сумочкой, а Рик машинально перехватил ее руку. Он и сам не знал, как это получилось, но…

Поцелуй вышел долгим, как жизнь, и отчаянным, как смерть. Губы Келли оказались сладкими на вкус, мягкими и необыкновенно нежными. Она практически мгновенно ответила на поцелуй, с той же страстью, с которой на нее накинулся Рик.

Он по-прежнему сжимал ее запястье и опомнился, только когда она слабо застонала, пытаясь освободить руку. Он выпустил – но только для того, чтобы подхватить девушку и прижать к себе. Теперь их разделяла лишь ненадежная преграда ткани, но и сквозь нее Рик чувствовал жар ее тела, наслаждаясь всеми пленительным изгибами и выпуклостями, которые раньше лишь радовали глаз…

Келли погибала от наслаждения. Она совершенно точно знала, что иметь дело с Риком Моретти нельзя, что если есть на свете НЕПОДХОДЯЩИЙ мужчина, так это именно Рик Моретти, что через два дня выставка закончится и Рик больше не будет сопровождать ее повсюду… Она все это знала – но оторваться от его насмешливых и жестких губ не могла.

Сильные руки подняли ее, стиснули в объятиях, прижали, и Келли с веселым ужасом поняла, как он возбужден…

Они целовались так долго, что любой злоумышленник мог бы выстрелить в них хоть из пушки, причем раз двести.

Сержант Харрисон был бы крайне недоволен.

До номера они все-таки добрались – и сразу же начали спорить. Рик желал спать у стенки, Келли не уступала.

– После того, что ты устроил на улице, я вообще опасаюсь за свою честь.

– Спи в ванне, Джонс.

– Не могу, здесь джакузи и душевая кабина. Сам спи в них.

– А по поводу того, что я устроил на улице… Это ты вела себя, как разнузданная вакханка. Ты на мне повисла.

– Я не висла! Я чуть не упала, когда ты на меня накинулся!

– Я не кидался. Это ты меня обхватила ногами и висела на мне.

– Серьезно? Ох, как неудобно-то… Как ты думаешь, нас кто-нибудь видел?

– Ха! Естественно. Это же Луисвилль, здесь все всё видят.

– Интересно, что скажет твоя семья, когда узнает, что ты проводишь ночь с одной из Деверо? Ну почти Деверо…

– Смотря кого из семьи ты имеешь в виду. Папе ты понравишься, потому что похожа на маму. Маме… маме ты не понравишься, потому что она моя мама, а мамы не любят девушек своих сыновей. Во всяком случае, не сразу любят. Фабио, Луке, Лизе и Анжеле ты понравишься, потому что они отличные ребята.

– Это твои братья и сестры?

– Ага. И для всех я старший брат, здорово, да?

– Ты намного их старше?

– На восемь, десять и двенадцать лет. Лука и Лиза – близняшки.

Келли вздохнула.

– Хорошо иметь братьев и сестер. А у меня никого нет, не считая Итана. Только я не могу сосчитать, кем он мне приходится.

– Дядей. Пятиюродным.

– Господи… это уже и не дядя, а близкий друг.

– Близкий друг он мне, а тебе он – старший товарищ. Как, собственно, и я. Идем дальше. Тетка Гризельда. Она тебя не любит, потому что она никого не любит.

– У нее всегда очень недовольный вид. Почему так? Она же красивая была в молодости…

– Она всегда хотела быть похожей на бабушку, но никогда до нее не дотягивала.

– Да уж, миссис Бопертюи – крепкий орешек.

– Что ты! Железная тетка. С годами я понял, почему дед от нее ушел.

– Тебе ее совсем не жалко?

– Почему не жалко? Жалко. Только по-другому. Если честно, она сама во всем виновата.

– А дядя Роже считал, что виноват он.

Рик задумался и медленно протянул:

– Он был самым добрым человеком, которого я знал, дед мой. И больше всего на свете он хотел, чтобы все вокруг были счастливы. Ты бы видела, как ему радовались, когда он приезжал к нам в Италию! И не только наша семья – вся улица.

– Представляю.

– Да-а… так вот бабушка Лидия. Она тебя не полюбит совершенно точно и однозначно. В ЕЕ ВРЕМЯ порядочные девушки спали с мужчинами только после свадьбы. А порядочные мужчины не связывались с девушками навроде этих Деверо. Примерно так.

– Да уж… Знаешь, я ее боюсь. Она очень величественная. Наверное, на Уолл-стрит ее боятся.

– Что ты! Буквально падают навзничь при одном только виде. Я своими глазами однажды видел, правда, дома, не на Уолл-стрит: одна из горничных подала утренний кофе не в тех чашках. Бабушка только бровь подняла – и бедная девушка упустила весь поднос из рук. Уволили, конечно.

– Сейчас придумал?

– Нет, чистая правда. Возможно, именно в тот день я и осознал себя республиканцем и решил уйти из семейного бизнеса.

Келли неожиданно широко зевнула. Рик усмехнулся:

– Все, на сегодня страшных сказок достаточно. Давай-ка на боковую.

– Рик… а ты не будешь приставать?

– Мне показалось или я слышу в этом голоске отзвук надежды?

– Дурак! Ой дурак…

– Да не буду я к тебе приставать, Страшила. Хочешь, положим между нами обнаженный меч?

– Где мы его возьмем?

– В холле стоят два рыцаря в полном вооружении. Позаимствуем на ночь.

– Да ну тебя. Я первая иду в душ.

– Хорошо. Но я сплю у стенки.

– Говори что хочешь.

С этими словами гордая блондинка фыркнула – и отправилась в душ. Рик проводил ее взглядом – а потом перевел дыхание.

Предстояла еще одна ночь испытаний – конечно, при условии, что он таки не будет к ней приставать…

Разумеется, она его обдурила. Когда Рик вышел из душа, Келли Джонс крепко спала – или делала вид, что крепко спит, – у стенки. На Келли была обалденная шелковая пижама розового цвета. Насколько Рик мог увидеть, куртка пижамы была наглухо застегнута под горлышко.

А еще Келли повернулась на бок, поджала коленки и скрестила руки на груди – поза, при которой в принципе невозможно приставать к спящей женщине. Разве что пощекотать…

Границу своей территории Келли Джонс выложила подушками, благо этого добра на кровати имелось в избытке.

Рик преисполнился мстительности. Ладно. Во-первых, ему самому нужна подушка. Даже две. Остальные, предположим, он разбросал во сне. Вот и нет подушек!

А на пошлую розовую пижаму мы ответим смело и недвусмысленно. Клетчатыми боксерами!

Вообще-то, для того чтобы месть вышла совсем страшной, стоило бы отказаться от одежды вообще, но тут Рик опасался сам за себя. Он не железный, а в жизни мужчины бывают такие ситуации, когда контролировать себя становится невозможно… Вероятно, боксеры с пуговками на причинном месте придумали именно для таких ситуаций.

Облачившись в изумительные боксеры в серо-зеленую клетку, он почувствовал себя значительно лучше, то есть уже не таким дураком – и поспешил на постель, под бочок к Келли Джонс.

В темноте было совсем худо. Пижаму было видно плохо, зато тепло тела девушки ощущалось хорошо, а еще ноздри Рика щекотал тонкий аромат духов Келли, аромат ее нежной кожи и золотых волос, рассыпавшихся по подушке… Она была так близко – но он не мог к ней прикоснуться.

Рик лежал и страдал. В нижних эшелонах его тела начиналась революция. Возбуждение накатывало горячей волной. Рик заерзал, заворочался, осторожно подполз ближе к Келли…

В конце концов, имеет он право раскидаться во сне? Может, ему сон эротический приснился?

Рик для достоверности немножко похрапел, потом посопел, потом бессвязно пробормотал какую-то галиматью – и решительно закинул руку на плечо Келли.

Если честно, он ожидал дикого вопля, удара подушкой по голове и смертельной обиды. А вот чего он никак не ожидал, так это того, что Келли Джонс блаженно вздохнет во сне, повернется к нему лицом и, не просыпаясь, обнимет его, словно своего любимого плюшевого медвежонка. Учитывая же размеры медвежонка – еще и закинет ему на бедро стройную ножку, обтянутую розовым шелком.

Рик окаменел. Волосы Келли щекотали ему нос и лезли в рот, горячее и ровное дыхание обжигало его грудь, а уж что творилось в охваченных революцией эшелонах…

Ночь тянулась медленно-медленно. Келли спала. Рик страдал. Под утро, измученный и злой, как сто акул, Рик Моретти все же уснул, сжимая в абсолютно целомудренных объятиях свою простодушную мучительницу Келли Джонс.