Советское правительство продолжало принимать все меры к тому, чтобы упрочить добрососедские отношения с прибалтийскими республиками на основе заключенных договоров о взаимной помощи. Однако реакционные правительства Литвы, Латвии и Эстонии скрытно от народа вступили в переговоры с гитлеровцами. Выполняя волю германских фашистов, эти правительства заключили между собой тайный военный союз, направленный против СССР, и встали на путь враждебных, антисоветских провокаций.

Советский Союз в интересах своей обороны не мог дольше мириться с таким положением в Прибалтике. 14 июня 1940 г. правительству Литвы, а также правительствам Латвии и Эстонии были вручены ноты протеста с требованием допустить ввод дополнительных частей советских войск на их территорию и одновременно изменить состав своих правительств, создав такие, которые будут готовы и способны честно выполнять заключенные ранее договора о взаимопомощи.

Когда назрели события лета 1940 г., 6-й кавалерийский корпус, которым я продолжал командовать, несколько изменил места своей дислокации и оказался вблизи границ Литвы.

В 2 часа ночи 8 июня по телефону ВЧ позвонил начальник штаба округа генерал-лейтенант Пуркаев. После обычных приветствий он сказал:

– Слушайте приказ командующего: поднять 4-ю и 6-ю кавдивизии по боевой тревоге и кратчайшими маршрутами к исходу

9 июня сосредоточить их в районе Сопоцинск, Гродно. Штаб корпуса в Гродно.

– Могу ли я узнать дальнейшую задачу корпуса? – спросил я Пуркаева.

– Все узнаете сегодня на совещании. Вам нужно прибыть в город Лида к 20.00, – был ответ.

Получив боевую задачу, я немедленно отдал соответствующие распоряжения привести дивизии в полную боевую готовность.

4-ю кавдивизию проверил лично, 6-ю поручил своему заместителю. В 7 часов утра обе дивизии уже выступили из занимаемых районов (4-я кд из Белостока, 6-я кд из Ложмы) и двинулись по направлению к Гродно. Я поехал в город Лида.

Совещание проводил заместитель командующего войсками округа тов. Кузнецов. Присутствовали Медведев, Климовских, Николаев, еще несколько человек. Совещание носило сугубо секретный характер и касалось возможных действий наших войск против Литвы. Кузнецов сообщил, что он назначен командующим 11-й армией, начальником штаба – Климовских.

По возвращении мы вместе с командующим группой Медведевым тотчас выехали в район Сопоцинска на рекогносцировку местности и участка реки Неман. Моему корпусу предстояло действовать на участке шириной 4 км, затем, перейдя границу, действовать вдоль литовско-немецкой границы. В этом направлении мы должны были отрезать Литву от Германии, а затем с выходом на оперативный простор действовать по обстановке в направлении на Каунас или даже в направлении на северо-запад на Палангу с целью закрыть выход к морю.

Этот своеобразный коридор пересекался четырьмя преградами: Августовским каналом, озером Черная Ганжа и двумя довольно глубокими безымянными ручьями.

Чтобы получше изучить местность, я выезжал на границу несколько раз, прикидывая, где нужно пропустить танки, где пройдет кавалерия, где навести переправы. На следующий день, это было 10 июня, переодевшись в форму капитана пограничных войск для маскировки и в сопровождении лейтенанта – помощника начальника погранзаставы, я вновь выехал на участок для еще более подробного изучения местности. Наблюдал, анализировал агентурные данные.

Дни, оставшиеся до выступления, прошли в подготовке частей к выполнению задачи. Многие вопросы стало решать легче главным образом потому, что люди уже имели некоторый опыт, когда в сентябре 1939 года переходили польскую границу, совершив почти 500-километровый марш с боями. Тем не мене я настаивал на постоянной учебе по тактическим действиям, чтобы не было растерянности перед трудностями, которые могут встретиться в бою. Я проверял каждую дивизию и каждую часть. Проверка, обучение, помощь со стороны старшего начальника всегда подстегивают людей, заставляют их работать лучше, проворнее. Кроме того, личное участие позволяет лучше узнать все плюсы и минусы своих войск, правильно учесть и использовать силы и средства при решении определенной задачи.

Для выполнения предстоящей задачи 6-му кавалерийскому корпусу была временно придана 33-я стрелковая дивизия. Я впервые увидел дивизию при ее выгрузке из эшелонов, впечатление осталось неважное: люди какие-то вялые, небрежно одетые, порядка воинского никакого. Подумалось, что командир дивизии, видимо, не на своем месте.

Мои предположения подтвердились при первом же докладе командира дивизии генерал-майора Железняка. Выяснилось, что он не знал нужд своей дивизии, откуда же взяться порядку. Да и его личные командирские качества оставляли желать лучшего.

Дивизия собиралась воевать, испытывая большой недостаток в снарядах. Гаубичный артполк имел всего 190 снарядов, легкий полк – 300. Лошади не могли тянуть артиллерию, так как были плохо подкованы, вернее, не подкованы вовсе. А ведь в то время на конной тяге была вся артиллерия. Поэтому она не только не могла выполнять боевые задачи, но стала бы обузой при наступлении, отстав на первом же переходе. Выявилось множество других серьезных недостатков.

На следующий день по моему приказу кузнецы перековали 400 лошадей 33-й стрелковой дивизии. Были приняты меры и к пополнению артиллерийскими боеприпасами. Одним словом, помощь была оказана, генерал-майора Железняка пришлось серьезно предупредить.

Итак, части 6-го кавалерийского корпуса сосредоточились у литовской границы, в полной боевой готовности ожидая приказа на переход границы.

Утром 15 июня 1940 г., буквально за один час до перехода границы согласно установленному времени, было получено сообщение, что литовское правительство согласилось на советские предложения, изложенные в ноте от 14 июня. Президент Литвы Сметона и несколько других крупных чиновников из его клики бежали в Германию, показав тем самым, кто стоял за их спиной.

6-й кавалерийский корпус получил новую задачу – двигаться на Каунас. 6-я дивизия шла в первом эшелоне корпуса и очень быстро и без каких-либо задержек в пути за сутки совершила марш в 135 км, показав исключительную выносливость и маршевую способность. Утром 17 июня ее части вступили в Каунас.

Население очень тепло встречало наших бойцов. Несмотря на злобную пропаганду, которую вела клика Сметоны против Советского Союза и Красной Армии, повсюду, начиная от границы, мы видели радостные лица, слышали приветствия. Это означало, что трудовой народ понимал происходящие события. Наши бойцы, чувствуя это, держали себя достойно и тепло отвечали на приветствия трудящихся. Через г. Каунас (тогда это была столица Литвы) корпус прошел в парадной кубано-терской и донской казачьей форме. Хороший внешний вид и отличная подготовка воинов 6-го кавалерийского корпуса вызывали восхищение жителей Каунаса. Даже некоторые военные атташе зарубежных государств, которые были тогда в Каунасе, не могли не высказаться похвально о советской кавалерии и танковых частях. Их поразили высокая организованность и дисциплина советской конницы и танковых частей.

На следующий день в 20.00 я был уже в Шауляе, где предполагалось расположить штаб корпуса и штаб одной из дивизий. С начальником гарнизона литовских войск мы даже успели определить помещение под штаб корпуса – здание окружного суда. Однако в 11.00 на следующий день был получен приказ о переходе 6-го кавалерийского корпуса в Тельшяй, и мы опять двинулись дальше.

Частям корпуса предстояло дислоцироваться в районе Кретинга, Паланга, Горджей, Ретавас. Я выехал туда, чтобы осмотреть эти пункты, которые были расположены в долине р. Миния, соединяющей центральные районы Литвы с морем.

В Паланге – небольшом курортном городке – размещалась авиация Литвы. Я поинтересовался, почему именно здесь находилась авиация, а не какие-либо другие войска. Оказалось, что в Литве не было ни одного авиационного полигона, где авиация могла бы заниматься боевой подготовкой; в качестве «полигонов» использовалось море: и для бомбометания, и для пулеметной и артиллерийской стрельбы.