Мы стремились предусмотреть все, чтобы исключить какие-либо недоразумения. Всех волновало, как и где произойдет встреча с немецкими войсками. Дело в том, что освободительные действия Красной Армии начались в условиях, когда немецкие войска не только вышли на рубеж рек Западный Буг и Сан, к границам Западной Украины и Западной Белоруссии, но и в ряде мест переправились на восточные берега этих рек, вступив на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии с намерением продолжать свое продвижение на восток.[4] Каждый из нас знал, что, несмотря на пакт о ненападении, который был заключен за три недели до этого (23 августа 1939 г.), германский фашизм остался нашим врагом, что подбирается он к нашим границам не зря, рано или поздно столкновение с ним произойдет.

Некоторые предлагали немедленно, пока фашизм не набрал сил и полностью не подготовился для войны с нами, ударить по немецким войскам, выбросить их из Польши и Чехословакии и тем самым обезопасить границы СССР. При других обстоятельствах и при лучшей подготовке нашей армии к боевым действиям это было бы правильно, тем более что мы имели ряд договоров о взаимной помощи при нападении агрессора, в частности с Чехословакией, которая уже была повержена фашистским зверем. Однако тогда это было бы и несвоевременным и неправильным. Нужно было трезво оценивать обстановку, действовать в соответствии с общегосударственными и военными задачами, поставленными правительством на кампанию по освобождению Западной Белоруссии и Западной Украины.

Всем командирам были даны указания при встрече с немецкими войсками не давать им без нужды повода для военных провокаций, не допускать захвата ими районов, заселенных украинцами и белорусами. Нужно было действовать решительно и продвигаться быстро. При попытке же отдельных фашистских частей, несмотря ни на что, завязать бои надлежало давать им достойный отпор. Так оно потом в отдельных случаях и было.

Вечером 16 сентября к нам приезжал И. В. Болдин, ознакомившийся с планом наших действий и одобривший его. После его отъезда я проверил готовность частей к выполнению боевых задач, а когда поздно ночью вернулся на командный пункт и попытался вздремнуть, то не смог. Даже отдых на казацкой бурке, к которой я так привык, не смог подействовать успокаивающе. Переполняло чувство ответственности за успех порученного дела, стремление выполнить его с честью, обеспокоенность за судьбы вверенных мне людей. Мысли о подготовке к походу, о том, что предстоит сделать завтра и в последующие дни, не давали расслабиться. Перед глазами, как в кино, проплывал путь, по которому шли наши войска на запад.

В 3 часа пополуночи мне доложили, что все части вышли на исходное положение и ждут сигнала. Переход границы был назначен на 5 часов утра 17 сентября.

За час до начала действий на командный пункт корпуса прибыл командующий войсками округа командарм 2-го ранга М. П. Ковалев. Я доложил ему о готовности корпуса.

В назначенное время был дан сигнал и, изготовившись к бою, мы быстро двинулись через границу. Продвижение происходило беспрепятственно. Выстрелов не слышно, значит, все шло по плану: заставы снимались без шума. Вдруг послышалась редкая стрельба, усиливающаяся с каждой минутой. Это группа польских войск решила оказать сопротивление. Мы с М. П. Ковалевым тоже двинулись вперед и остановились у самой границы в районе Рубежевичей. Здесь уже все благополучно закончилось. На небольшом холмике, от которого начинался лес, стоял пограничный столб № 777, обращенный к нам советским государственным гербом. Он невольно привлек наше внимание. Почти два десятка лет этот столб разделял две части Белоруссии. Никто не имел права перешагнуть за узкую полоску земли, тянувшуюся за этим столбом. А по ту сторону под властью польских панов томились наши братья и сестры. Теперь же им угрожала еще более тяжелая, фашистская, неволя, если бы мы не протянули им руку братской помощи.

Заметив, что я сосредоточенно смотрю на запад и о чем-то думаю, Ковалев положил руку мне на плечо и спросил:

– О чем задумался, казаче? Дела-то, кажется, идут неплохо?!

Обернувшись к командующему, я ответил:

– Думаю вот этот пограничный столб № 777 забрать с собой, перевезти его на новую границу и поставить там, где прикажет наше правительство.

– Правильно! Пусть этот столб обозначает нашу новую и справедливую государственную границу. Возьми его с собой. Благословляю тебя. – И Ковалев пожал мне руку.

Я тут же приказал выкопать столб и погрузить его на одну из грузовых машин 6-й кавалерийской дивизии, двигавшихся в этом направлении. Так символ границы – столб № 777 – двинулся с нами на запад.

Несмотря на трудные условия местности и бесцельное сопротивление отдельных польских частей, продвижение наших войск шло успешно. Севернее ст. Столбцы польский батальон занял хорошо подготовленную боевую позицию и пытался задержать продвижение наших частей. Но об этом мы заблаговременно узнали от одного рабочего-железнодорожника, подробно рассказавшего о намерениях пилсудчиков. Не потребовалось большого труда, чтобы сбить польский батальон и очистить путь нашим войскам.

Были попытки задержать нас на р. Неман. В 9.00 при подходе к одной из переправ наш 145-й кавалерийский полк, которым командовал молодой, впервые участвовавший в бою офицер Карпенко, вынужден был вступить в бой с поляками. Вначале Карпенко немного растерялся, но затем, когда появился командир корпуса на его участке и приказал поддержать полк артиллерийским огнем, он выправил положение и выполнил задачу. Уже спустя час 145-й полк, а за ним и другие части, перейдя Неман, двинулись дальше.

Выполнение задачи шло успешно. Становилось ясно, что можно двигаться быстрее установленного темпа. В связи с этим было принято решение к исходу дня вступить в г. Новогрудок, родину великого польского поэта Адама Мицкевича (по плану выход сюда намечался лишь на следующий день). От корпуса была выделена подвижная группа в составе 31-го танкового полка 11-й кавалерийской дивизии, мотострелкового батальона и зенитно-пулеметного эскадрона. К 20.00 17 сентября, совершив почти 100-километровый марш от границы, подвижная группа вступила в Новогрудок.

Вначале мы наблюдали странную картину – на улицах ни души, город опустел, везде тишина. Польские националисты накануне нашего прихода успели «поработать» и напугали население россказнями о «жестокости» Красной Армии. Но эта ложь жила очень недолго. Когда осторожные жители убедились, что наши танки и пулеметы не стреляют по домам, а наши солдаты приветливо улыбаются, народ повалил на улицу, несмотря на поздний час, возникла импровизированная демонстрация. Появились и цветы, которые женщины и девушки преподносили нашим воинам. Сначала редко, а затем чаще стали раздаваться приветственные возгласы. Мы проходили по городу, а со всех сторон на польском, белорусском и русском языках неслось: «Да здравствует Красная Армия!», «Да здравствует Советский Союз!»

Вступив в город с передовым отрядом, я вынужден был принять на себя функции начальника гарнизона и издать приказ, временно регламентирующий жизнь города в соответствии с порядками военного времени. В приказе было обращение к населению продолжать нормальную жизнь с тем, чтобы работали предприятия, магазины и т. д.