— Возможно, это самое простое дело об уголовном убийстве, на которое я мог рассчитывать, — прошептал мне Лейзер. — Преднамеренность с самого начала...

Я коротко рассмеялся.

— А зачем, вы думаете, К. Д. вытащил из шляпы этого кролика временной невменяемости?

— Должен признаться, я был шокирован, — сказал Лейзер, качая головой. — Склонение к лжесвидетельству — он остановился на самом краю. Никогда не видел более вопиющего нарушения этики за все время своей работы.

— Поезжайте в Чикаго, — посоветовал я. — Там у нас вы и не такое увидите.

— Вы не обиделись?

— Ничуть. — Я кивнул в сторону Мэсси и его тещи, идущих с Дэрроу. — Вы считаете, что эти две заблудшие души заслуживают жизни в тюрьме?

— Возможно, они заслуживают хорошей порки, но... нет.

— К. Д. тоже. Он только делает то, что может обеспечить им самую лучшую чертову защиту, на какую он способен.

Мы шли на звук разносившегося эхом смеха туда, где Джоунс и Лорд вдохновенно играли в пинг-понг. В комнате, где стояли две неубранные кровати, можно было поставить в десять раз больше коек. Охраны не было. Оба матроса были невысокого роста, мускулистыми, приятной внешности ребятами, немного старше двадцати.

Темные волосы Джоунса, нахального жилистого парня, были зачесаны на квадратной голове назад, а Лорд оказался кудрявым, слишком массивного сложения для своего небольшого роста. Увидев нас, они прекратили игру и нахлобучили матросские шапки.

Несколько величественно миссис Фортескью произнесла:

— Позвольте представить вам мистера Дэрроу.

Мы опять обменялись по кругу рукопожатиями, а Дэрроу снова представил нас и объяснил матросам, что пришел пока только познакомиться, а не расспрашивать о деле.

— Что ж, рады видеть вас, — сказал Джоунс. — Сочувствую другой стороне!

— Для нас честь познакомиться с вами, сэр! — сказал Лорд.

— Покажите им вашу памятную книжку! — поощрила Джоунса миссис Фортескью.

— Один момент, миссис! — сказал Джоунс и вытащил из-под одной из незастеленных кроватей альбом для наклеивания вырезок. — Как раз сегодня я наклеил еще несколько.

Лорд и Мэсси отошли в другой угол комнаты, закурили и стали болтать, смеясь и дразня друг друга. Я нашел стул и сел, а Лейзер прислонился к переборке и молча качал головой.

А Кларенс Дэрроу сел на край койки рядом с ухмылявшимся Джоунсом, который переворачивал уже заполненные наклеенными вырезками страницы. Миссис Фортескью стояла, сложила руки на животе, и с удовольствием наблюдала, как переговариваются ее спаситель и один из ее слуг.

— До этого моя фамилия никогда не появлялась в газетах, — с гордостью сказал матрос.

Интересно, был ли такой же альбом с наклеенными вырезками у спортивной звезды Джо Кахахаваи. Он-то попадал в газеты множество раз. В основном, на спортивные страницы. И снова попадет в прессу — в ближайшие недели.

А потом скорей всего, больше уже никогда.

Отель, подобный отелю Александра Янга — массивное, коричневое здание из крупного камня, два шестиэтажных крыла отходят от основного здания в четыре этажа, — вы могли бы встретить в центре какого-нибудь города в штате Милуоки, а может, и в Кливленде. Как и многие здания, построенные на рубеже веков, одной ногой оно стояло в прошлом, другой — в настоящем: нарочито лишенное украшений, это сооружение не было ни современным, ни старомодным. Отель Янга был коммерческим предприятием, и единственным напоминанием о том, что находится он все же в раю, служили несколько пальм в кадках и случайные, выбранные без души вазы с яркими цветами в не терпящем легкомыслия холле.

Газетчики уже ждали, когда в середине дня мы приехали в отель, и окружили нас плотным кольцом, пока в сопровождении управляющего отелем мы медленно продвигались к лифтам. Маленький усатый человек встретил нас у автомобиля не только для того, чтобы поприветствовать, но и чтобы сообщить К. Д. и Лейзеру номера апартаментов, где их ждали жены.

— Я побеседовал со своими клиентами, — сказал репортерам Дэрроу, пока мы шли, — и узнал достаточно, чтобы выстроить свою линию защиты. И это все, что я могу в настоящее время сообщить по данному поводу.

Многочисленные просьбы прояснить дело звучали весьма невразумительно, но слова «неписаный закон» проскальзывали в них довольно часто.

Внезапно Дэрроу остановился, и газетчики натолкнулись друг на друга, как автомобили в заторе.

— Я здесь для того, чтобы защитить четырех человек, — сказал он, — которых обвиняют в преступлении, которое я преступлением не считаю.

Затем он продолжил движение, а журналисты, застыв на мгновение от столь загадочного заявления, бросились следом, однако старик проворно шагнул в ожидавший лифт. Мы с Лейзером успели сделать то же самое, а управляющий остался, сдерживая представителей прессы, как уличный регулировщик.

Один из репортеров прокричал:

— Гавайская юрисдикция должна согласиться с вами — они только что сделали изнасилование преступлением, за которое полагается смертная казнь.

— Ну разве не дивный пример законотворчества, — с горечью произнес Дэрроу. — Теперь человек, совершивший изнасилование, знает, что понесет такое же наказание, если при этом еще и убьет свою жертву. Поэтому он вполне может так и поступить — и избавиться от свидетельства своего преступления!

Лифтер закрыл двери лифта, и кабинка начала подниматься.

Оказавшийся рядом со мной Дэрроу тряхнул своей большой головой, запятая седых волос упала на лоб.

— Проклятое дело Линдберга, — пробормотал он.

— А что такое с делом Линдберга, К. Д.? — спросил я.

Я потратил на него слишком много времени, чтобы считать уже в какой-то мере своим.

— Оно открыло двери жажде крови среди масс. Кто бы ни похитил этого бедного ребенка, он открыл дорогу для смертной казни за похищение людей... и сколько еще жертв похищения погибнут из-за этого?

Руби Дэрроу встретила нас у дверей номера. Ее приветливая улыбка моментально сменилась озабоченной.

— Кларенс, ты выглядишь ужасно усталым... ты просто должен отдохнуть.

Но Дэрроу и слышать ничего не хотел. Он пригласил нас в гостиную своих апартаментов, где опять же не чувствовалось никакого гавайского колорита: темная мебель, восточный коврик, светлые стены с деревянной отделкой. С таким же успехом мы могли находиться в подобном заведении на материке, хотя ласковый ветерок, задувавший в открытые окна, явно указывал, что мы в другом месте.

— Это ожидало тебя внизу, — раздраженно сказала Руби и протянула ему несколько конвертов.

Он просмотрел их, словно утреннюю почту дома, и бросил на столик у двери. Затем снял тяжелый мешковатый пиджак и кинул его на спинку стула. Мы с Лейзером последовали примеру К. Д. и тоже сняли пиджаки, но обошлись с ними более бережно — сложили на кофейный столик поблизости от удобной софы, узор обивки которой единственный во всем номере нес на себе хоть какой-то островной отпечаток. К. Д. уселся в мягкое кресло, ноги положил на диван и принялся скручивать сигарету. Мы с Лейзером расположились на софе, а совершенно расстроенная Руби, покачав головой, удалилась в спальню, но дверь за собой закрыла, не хлопнув ею.

— Руби думает, что в один прекрасный день я умру, — сказал Дэрроу. — Я могу просто-напросто надуть ее. Джордж, вы были необыкновенно молчаливы с момента пребывания в Перл-Харборе. Могу я предположить, что вы разочаровались во мне?

Лейзер выпрямился. Софа, на которой мы сидели, располагала к непринужденным позам, поэтому, чтобы сесть прямо, требовалось усилие.

— Я ваш советник. И я здесь для того, чтобы помогать вам и следовать вашим указаниям.

— Но...

— Но, — продолжал Лейзер, — взять Томми Мэсси подобным образом за руку и навести его на апелляцию к временному помешательству...

— Джордж, у нас четыре клиента, которые, вне всякого сомнения, способствовали смерти Джозефа Кахахаваи в результате преступного сговора. Против них выдвинуто обвинение в убийстве второй степени, и должен быть представлен разумный довод, чтобы присяжные не засудили их в первую очередь за убийство.