Убийство Федора Годунова и его матери, царицы Марии Григорьевны, 20 июня 1605-го. (Картина Константина Маковского «Убиение царя Федора»)
Последний шаг наверх
Конечно же, Годуновы не удержали власть: толпа москвичей бросилась громить их имущество. То-то получился праздник: «На дворах и в погребах вина опилися многие люди и померли…» Наследника с матерью и сестрой схватили, а через несколько дней задушили сторонники самозванца под командой князя Василия Голицына. Дума тем временем направила к «Дмитрию Ивановичу» посольство, но ни одного из трех братьев Шуйских в него не включила — они явились только со второй «боярской комиссией». В Туле Лжедмитрий их милостиво принял; но в число ближайших своих советников опять-таки не пригласил — места при его особе заняли те же Басманов с Голицыным, князь Владимир Кольцов-Мосальский, «родственники» Нагие и поляки братья Бучинские.
Окажись Шуйские как следует обласканы, возможно, служили бы самозванцу верно и не случилось бы через год восстания, стоившего ему трона и жизни. Но оставаться на вторых-третьих ролях при лжецаре и его худородных любимцах для аристократа Василия Шуйского было все же немыслимо, он даже не сумел скрыть своего отношения к такой ситуации. Уже 23 июня, через три дня после въезда Лжедмитрия в Кремль, князя схватили. Будто бы он объявил торговым людям, что государь — «не царевич, а росстрига и изменник».
Всю семью судил соборный суд — представители всех сословий, включая духовенство. Сам Лжедмитрий в обличительной речи припомнил прошлые измены Шуйских, в том числе грехи их казненного Грозным деда Андрея Михайловича. Насчет самозванства-то боярин был прав; можно полагать, что и другие члены собора подозревали «царевича», но, по сообщению «Нового летописца» (составленного уже при Романовых), «на том же соборе ни власти, ни из бояр, ни из простых людей нихто же им (подсудимым. — Ред.) пособствующе, все на них кричаху». Начавшаяся Смута уже кружила головы современникам. Братьев признали виновными в заговоре. Старшего, нашего героя, приговорили к смерти — вывели на площадь, положили голову на плаху, и палач уже занес топор. Но головы полетели только у сообщников. Шуйских царь помиловал. Начинать правление с казни «добрых и сильных» было бы недальновидно.
Всех троих отправили в ссылку, но снова быстро простили: не прошло и нескольких месяцев, как оказались они при дворе. Положение же нового государя успело сильно пошатнуться. Посулив всем «благоденственное житие», он не мог выполнить обещанного. Например, отменить крепостное право. Или передать будущему тестю польскому сенатору Юрию Мнишеку Новгород и Псков — народ не простил бы такого. В результате осложнились отношения с Речью Посполитой, а льготы получили лишь крестьяне Комарицкой волости и путивльские горожане, первыми признавшие «Дмитрия». Землевладельцы опять получили разрешение возвращать беглых начиная с 1600 года.
Лжедмитрий был храбр, молод, энергичен. Но он не вписывался в образ «природного» московского царя. Задевал национальные и религиозные чувства подданных: окружал себя иноземцами, не спал после обеда, не ходил в баню, собрался венчаться с католичкой накануне постной пятницы. В таких условиях бояре во главе с Шуйским организовали новый заговор, и на этот раз удачный. Еще 7 мая 1606 года лукавый боярин на царской свадьбе вел под руку новую государыню Марину Юрьевну и произносил приветственную речь от имени московской знати — а уже спустя несколько дней Отрепьев был убит. Очевидцы рассказывали, что пока горожане били «понаехавших» на бракосочетание поляков (заговорщики подняли народ криками: «паны режут думных бояр!»), князь Шуйский во главе отряда верных людей ворвался в Кремль и велел дворянам брать приступом покои монарха. В пространной речи убеждал он их скорее оканчивать начатое, иначе, если они не убьют этого «вора Гришку», то тот прикажет поснимать им самим головы.
На сей раз старый лис проявил инициативу, действовал смело и расчетливо — уничтожив самозванца, позаботился о сохранении жизней знатных гостей из Речи Посполитой.
И — вышел из интриги победителем. 19 мая 1606-го боярина князя Василия Ивановича Шуйского «выкрикнула» царем на Соборной площади толпа москвичей.
Царь Василий Иоаннович Шуйский (правил в 1606—1610 гг.)
«Конституционный» монарх
Вступая на престол, Шуйский дал «крестоцеловальную запись» — первое в российской истории юридическое обязательство государя перед подданными. Но страна оставалась расколота — десятки городов и уездов «боярского царя» не признали: для них «истинным» государем оставался «Дмитрий». С именем юного государя, Иванова сына, они связывали столько надежд. Чтобы переломить ситуацию, новый властитель должен был проявить себя, увлечь за собой толпу или поразить ее истинно царским величием. Покойный Грозный устраивал масштабные показательные казни — но умел миловать и возвышать верных слуг. Борис привлек служилых людей тем, что во время коронации пообещал последнюю рубашку отдать. Василий, увы, харизмы был лишен. Да и каково олицетворявшему «старину» члену древнего рода выступать в роли площадного агитатора или отказываться от права «опалы класти»?
В более спокойные времена Шуйский, возможно, усидел бы на престоле и даже — как знать? — удостоился бы похвал от историков, но в эпоху жестокого кризиса требовались отнюдь не только изворотливость и стойкость. В начавшейся немедленно борьбе за власть он не мог даже исполнить собственных обещаний — пришлось сразу же, без всякого церковного суда, свести с кафедры поставленного Лжедмитрием патриарха Игнатия…
Наступил новый этап Смуты — гражданская война. Пожилой обладатель шапки Мономаха делал все, что мог: заменял ненадежных воевод, рассылал грамоты с разоблачениями «ведомого вора и росстриги». Кажется, старый боярин действительно не понимал происходящего: как могут люди продолжать верить в самозванца, если есть неопровержимые свидетельства его происхождения и сговора с поляками? Если он растерзан в Москве у всех на глазах? А мощи погибшего в Угличе царевича были объявлены чудотворной святыней…
Шуйскому удалось собрать войска и найти деньги — заинтересованные в сохранении порядка церковные власти передали ему немалые монастырские средства. По совету патриарха Гермогена были устроены всеобщее покаяние и массовые молебны, которые долженствовали сплотить нацию вокруг церкви и государя Всея Руси Василия Ивановича. Последний утвердил новый закон о крестьянах от 9 марта 1607 года: срок сыска беглых увеличивался на 10 лет. Таким образом он хотел расколоть хрупкий союз мужиков и дворян. Люди Шуйского даже переманили на его сторону отряды Ляпунова и Пашкова…
Но успехи оказались эфемерны. Уже летом 1607-го объявился второй Лжедмитрий — личность загадочная до сих пор. В лагере его собралась уж совсем разношерстная компания: изгнанные из Польши тамошние мятежники, гетманы Ружинский и Сапега, признавшая «воскресшего» мужа Марина Мнишек, болотниковские атаманы Беззубцев и Заруцкий, бояре Салтыковы, Черкасские, ростовский митрополит Филарет Романов (отец будущего царя Михаила), запорожские казаки и татары. На их сторону перешли Псков и Ростов, Ярославль и Кострома, Вологда и Галич, Владимир, началась осада Троице-Сергиева монастыря…
Василий как раз в это время надумал жениться, чтобы поскорее продолжить род и оставить наследника. В январе 1608-го состоялась его свадьба с молодой княжной Марией Буйносовой-Ростовской — псковский летописец утверждает, что старый царь страстно был влюблен в молодую жену и ради нее стал в такой неподходящий момент пренебрегать делами. Уже в мае правительственные войска потерпели тяжелое поражение под Болховом, и Москва вновь оказалась в осаде. В стране образовались две полноценные столицы — Москва и ставка Лжедмитрия II, село Тушино, — два правительства и два патриарха — московский Гермоген и тушинский Филарет.
