Дэниела затошнило. В груди гулко билось сердце. В его ушах грохотали пушки, сухо щелкали выстрелы мушкетов; от запаха растерзанных и подожженных бунтовщиками трупов солдат швейцарской охраны стало нечем дышать.
— Дэниел? — низкий, чистый голос Лорелеи вернул его из темной бездны прошлого. — Ты побледнел. С тобой все в порядке?
Дэниел нервно дернулся, с досадой взглянув на жену, и выдавил из себя жалкую улыбку.
— Просто мне вспомнились события, происшедшие в этом дворце много лет назад.
Она крепко сжала его руку. Ее сила, как всегда, поразила его.
— Теперь у нас будут только хорошие воспоминания, Дэниел. Вот увидишь.
Ему очень хотелось верить ей. Но их поездка в Париж по распоряжению Бонапарта не сулила ничего хорошего. Дэниел был ошеломлен планами Бонапарта относительно Лорелеи, когда, спускаясь с гор по дороге из Аосты, он прочитал «особые приказы для доктора Лорелеи де Клерк Северин», составленные первым консулом.
— О Боже, — крикнула она, прервав его мысли, — посмотри на этих женщин, Дэниел. Они же в ночных сорочках!
От правого крыла по закрытому переходу по направлению к Сене двигалась группа женщин. На них были надеты прозрачные туники; юбки изящно задрапированы вокруг обнаженных ног, открывая плетеные кожаные сандалии в римском стиле. Создавалось общее впечатление рассчитанной и дразнящей наготы.
— Они полностью одеты, — пряча улыбку, сказал он. — Это новая мода.
Она втянула голову внутрь экипажа.
— Ну, это наверняка не очень удобно в холодную погоду.
Она снова бросила взгляд на реку. Между баржами и кабинами для купающихся солнечные лучи сверкали на поверхности воды, как рассыпанные монеты. Она почувствовала себя неловко. Все, все было для нее новым. В Париже она была не на своем месте, как дикая альпийская роза в королевской оранжерее.
Дэниел все еще не мог поверить, что он муж незаконнорожденной принцессы и сейчас сопровождает ее в Париж, прямо в руки женщины, которая желала ее смерти. И в то же время он понимал, что именно в Тюильри Лорелея будет в безопасности.
Внезапная смерть здоровой молодой женщины, которая находилась под защитой и покровительством первого консула, вызовет скандал, от которого даже Жозефине несдобровать. Но Жозефина сможет сделать невыносимым каждый день жизни Лорелеи, отравить своей ненавистью ее нежную, невинную душу.
Дэниел мог представить бурю негодования, ненависти и злости Жозефины, скрытую под маской любезной хозяйки, когда она вынуждена будет принять в своем дворце принцессу Бурбон и ее мужа. Представив тот ад, в который постарается превратить Жозефина Бонапарт их жизнь в Тюильри, Дэниел еще больше утвердился в своем намерении охранять каждый шаг Лорелеи, разрешить дело Мьюрона и оставить Париж как можно скорее.
Экипаж остановился у парадного входа в Тюильри. Офицер конвоя спешился и, быстро взбежав по широкой мраморной лестнице, скрылся за массивной дверью. Лорелея, чуть не выломав дверь экипажа, выпрыгнула наружу, прежде чем кучер успел слезть с козел. Поймав огорченный взгляд мужа, она виновато улыбнулась.
— О, я снова поторопилась, да?
Барри выпрыгнул вслед за ней и сразу задрал лапу, чтобы пометить основание одной из каменных статуй у входа. Лорелея окинула восхищенным взглядом огромный дворец.
— Бонапарт и его жена живут здесь?
Двое из их конвоя засмеялись, в то время как третий быстро побежал через сводчатые ворота и скрылся за массивной дверью. Услышав насмешки, Лорелея подбоченилась:
— Предполагаю, вы считаете, что простой швейцарской девушке с самого рождения известен придворный этикет?
Пристыженные ее дерзким замечанием, солдаты спешились и стали в стороне, держа под уздцы измученных дорогой лошадей.
— Когда я встречусь с мадам Бонапарт? — спросила она Дэниела.
Он взял ее за локоть и повел через огромные резные двери. Барри, вывалив розовый язык, затрусил следом. Его когти застучали по мраморному мозаичному полу. По длинным сводчатым коридорам гулял прохладный ветер.
— Довольно скоро, — сдержанно ответил он. Лорелея с изумлением смотрела на широкую главную лестницу, расходящиеся вправо и влево бесконечные галереи, блестящий полированный мрамор под своими ногами.
По лицу Дэниела градом катился пот. Он прикоснулся рукой к своему шраму на лбу. Он не хотел, чтобы Лорелея догадалась, что им вновь завладели призраки прошлого: тысячи пар глаз, горящих ненавистью; клубы едкого дыма от пушечных залпов, застилающие площадь перед дворцом; резня, разбой, кровь; лежащие вперемешку трупы восставших и солдат из швейцарской охраны короля; удар шпагой; заключение в Карм. «Боже, — подумал он, — почему Бонапарт не покинул дворец, оскверненный человеческой кровью?»
Таких же проклятых мест в Париже было еще несколько. Париж! Город света, город крови.
Но Бонапарт, видимо, придавал огромное политическое значение своему проживанию в прекрасном дворце, в котором на протяжении двух столетий жили короли Франции.
Распорядись судьба иначе, Лорелея выросла бы при, дворе, в его великолепной роскоши и пышности. Дэниел вдруг обрадовался, что этого не произошло, что нравы, царившие при дворе, не исковеркали ее душу. Но Дэниел опасался за Лорелею. Ей придется жить во дворце, в котором много лет назад жил и был свергнут с престола ее отец.
В почти необитаемом после восстания 1792 года дворце произошли значительные перемены. В левом крыле целая бригада стекольщиков вставляла стекла в высокие узкие окна; рабочие шлифовали песком стены.
— Зачем они стирают эти рисунки? — спросила Лорелея.
— То были красные колпаки [21], нарисованные санкюлотами [22], — сказал Дэниел. — Бонапарта, очевидно, они не интересуют.
— О! — она потащила его в северную галерею, где на стенах висели огромные новые картины в массивных позолоченных рамах. За ними бежал Барри, поскальзываясь на гладком полу. Она остановилась перед картиной. У нее отвисла челюсть.
— О Господи! — воскликнула она. Ее голос эхом разнесся по галерее.
Дэниел спрятал усмешку:
— Нравится?
Она с шумом проглотила слюну:
— Купидон и Психея?
— Да. Художника Герарда.
— Я никогда не представляла их себе такими, — ее восхищенный взгляд скользнул с груди Психеи на обнаженные бедра Купидона, который склонился, чтобы поцеловать ее. — Это очень интересный рисунок.
Дэниел подавил смешок:
— Уверен, что месье Герард был бы благодарен тебе за такой отзыв.
Лорелея покраснела. Она пошла дальше по галерее, рассматривая картины со сценами, взятыми из древних легенд. Она остановилась перед картиной, на которой был изображен бой гладиаторов в Древнем Риме.
— Уверена, что они на самом деле не воевали в обнаженном виде.
— Возможно, нет. Но обнаженное человеческое тело — самая интересная тема для любого художника, а Бонапарт всегда интересовался Древним Римом.
Она показала на великолепно сложенного мужчину с железным обручем на шее, изображенного на следующей картине.
— Кто это?
— Регул. Его имя символизирует честь. Карфагеняне захватили его в плен, и он умолял их позволить ему предупредить его народ о вторжении. Он обещал вернуться к захватившим его в плен воинам.
— Очень благородно, — заметила Лорелея.
— Только ему от этого мало проку. Он вернулся назад, и карфагеняне уморили его голодом. Тебе хорошо видно?
— Не очень. А ты не можешь не дразнить меня, Дэниел. Человеческое тело тоже представляет для меня интерес.
— На площади Карусели, у Лувра, очень много подобных картин. Бонапарт украл почти целую коллекцию.
— Украл?
— Военные трофеи. Из каждого похода он привозит с собой шедевры искусства: обелиски из Египта, каменных львов из Венеции; картины знатных вельмож всех городов, в которых он бывал. Они не посмели отказать ему.
— Но это неправильно. Эти вещи не принадлежат ему.