В общем, легко понять, почему нас так притягивает литература. Она дает возможность неограниченного применения наших способностей к перцептуальному восприятию мира и к воссозданию прошлого. У литературы та же функция, что и у игры.
[249] Играя, дети научаются жизни, поскольку воспроизводят ситуации, в которых могут оказаться, повзрослев. А мы, взрослые, через литературу упражняем свои способности структурировать прошлый и настоящий опыт.
Но если литературность так тесно связана с повседневностью, бывают ли случаи, когда мы просто интерпретируем жизнь как литературу и, таким образом, вносим в нее элементы вымысла?
Я хотел бы привести тут одну не слишком красивую историю, которая с самого начала была чисто литературной — поскольку изобиловала цитатами из литературных источников, — но которую многие, на беду, приняли за правду.
Зачин нашей истории относится ко временам очень далеким, к началу четырнадцатого века, когда Филипп Красивый уничтожил орден рыцарей-тамплиеров. С тех самых времен не прекращались домыслы о тайной деятельности уцелевших членов ордена. До сих пор выходят все новые книги, открывающие тайну тамплиеров; десятки их стоят в магазинах в разделе тайных и оккультных наук.
[250] В семнадцатом веке возникла другая история — история Розы и Креста. Братство Розы и Креста впервые вышло на сцену в описаниях, содержащихся в Манифесте Розы и Креста (Fama fraternitas, 1614; Confessio Roseae Crucis, 1615). Формально автор или авторы манифестов неизвестны, поскольку те, кому приписывали авторство, это отрицали. Манифесты вызвали к жизни бурную деятельность тех, кто поверил в существование братства и выражал горячее желание вступить в его ряды. Если не считать нескольких намеков, никто не признавался в принадлежности к братству, поскольку оно было тайным и писатели-розенкрейцеры, как один, утверждали, что никакие они не розенкрейцеры. Следовательно, по определению те, кто впоследствии заявлял о своей принадлежности к розенкрейцерам, таковыми не являлись. В результате не только не существует никаких исторических доказательств существования розенкрейцеров, но таковых доказательств просто не может быть по определению. В семнадцатом веке Генрих Нейгаус сумел «продемонстрировать», что они существуют, приведя [251] следующий умопомрачительный довод: «Уже из одного того обстоятельства, что они меняют и укрывают свои имена, и лгут о своем возрасте и, по собственному признанию, приходят неузнанными, ни один логик не станет опровергать, что необходимо вытекает, что они действительно существуют» (Pia et ultimissima admonestatio de fratribus Roseae Crucis… Danzig, 1618). За прошедшие с тех пор века образовалось множество эзотерических обществ, члены каждого из которых утверждали, что являются единственными истинными наследниками истинных розенкрейцеров и обладают бесспорными письменными свидетельствами этого — которые, однако, никому не могут предъявить, поскольку свидетельства эти тайные.
В этой романтической рамке прекрасно разместилось возникшее в восемнадцатом веке масонство, называвшее себя храмовым или оккультным; масоны не только считали своими родоначальниками строителей Храма Соломона, но также утверждали, что строители Храма состоят в родстве с тамплиерами (храмовниками), тайные обряды которых были переданы современному [252] масонству через розенкрейцеров. Эти тайные общества, равно как и предполагаемое существование Неведомых Властителей, правящих судьбами мира, были предметом жарких споров в дни, непосредственно предшествовавшие Французской революции. В 1789 году маркиз де Люше предупреждал, что «под покровом глубочайшей тьмы образовано было некое сообщество, сообщество новых существ, которые знают друг друга, хотя никогда друг друга не видели… У иезуитской системы правления сообщество это позаимствовало слепое повиновение; у масонов переняло их обряды и церемонии; у тамплиеров — их подземные мистерии и великую дерзость» (Essai sur la secte des illumines, 1789).
Между 1797 и 1798 годом аббат Баррюэль, пытаясь создать летопись Французской революции, написал свои «Мемуары, подготовительные материалы для истории якобинства», книгу, предположительно основанную на фактах, которая читается как бульварный роман. Открывается она, ясное дело, разговором о тамплиерах. После сожжения их Великого Магистра Молэ они [253] якобы превратились в тайное общество, поставившее себе целью уничтожение папства и всех монархий и создание Всемирной республики. В восемнадцатом веке они подмяли под себя масонов и создали своего рода академию (зловредными членами которой были Вольтер, Тюрго, Кондорсе, Дидро и Д'Аламбер); они же повинны в возникновении якобинства. Однако якобинцами руководило еще более тайное общество, а именно баварские иллюминаты, цареубийцы по основному роду деятельности. Таким образом, согласно Баррюэлю, Французская революция была итогом давнего заговора.
Даже Наполеон требовал от своих осведомителей донесений о деятельности тайных обществ. Составителем этих донесений был Шарль де Беркхайм, который — по примеру всех шпионов и доносчиков — черпал информацию из открытых источников и подавал как сенсационные открытия то, о чем Наполеон и сам мог бы прочесть в книгах маркиза де Люше и аббата Баррюэля. Судя по всему, леденящие душу описания директората Неведомых Властителей, [254] способных править всем миром, произвели на Наполеона такое впечатление, что он решил доказать, что и он ничем не хуже.
В «Мемуарах» Баррюэля ни слова не сказано о евреях. Однако в i8o6 году он получил письмо от некоего капитана Симонини, который утверждал, что Мани (основатель манихейства) и Горный Старец (великий магистр тайного ордена убийц и, следовательно, могучий союзник ранних тамплиеров) были евреями, что масонство придумали евреи и что евреи проникли во все существующие тайные общества. Не исключено, что письмо Симонини было фальшивкой, сфабрикованной агентами министра полиции Жозефа Фуше, обеспокоенного тем, что Наполеон, из политических соображений, заигрывает с французской еврейской общиной.
Баррюэль был напуган откровениями Симонини и, как говорят, даже выражал в частных беседах опасения, что публикация письма может привести к еврейским погромам. Тем не менее он написал некую «Записку» о том, что разделяет идеи Симонини, и хотя текст этот он уничтожил, слухи о нем успели расползтись. Они, впрочем, [255] не дали никаких заметных результатов вплоть до середины столетия, когда иезуиты не на шутку обеспокоились антиклерикальной деятельностью отцов итальянского Рисорджименто, таких как Гарибальди, имевших связи с масонами. Из соображений полемической целесообразности они стали пропагандировать тезис, что итальянские карбонарии — агенты жидо-масонского заговора.
Антиклерикалы в девятнадцатом веке в свою очередь пытались ославить иезуитов, доказав, что те злоумышляют против человечества. Этим занимались многие «серьезные» писатели (от Мишле и Кине до Гарибальди и Джоберти); однако наибольшую популярность этим взглядам обеспечил романист Эжен Сю. Гнусный мсье Роден из его романа «Вечный жид», олицетворение всемирного иезуитского заговора, явственно представляет собой очередную романизированную версию Неведомых Властителей. Мсье Роден вновь появляется в последнем романе Сю «Тайны одного народа», где дьявольский замысел иезуитов изобличен во всех его преступных деталях в документе, который присылает Родену [256] (вымышленному персонажу) глава ордена отец Руутаан (историческое лицо). Сю также выводит на сцену еще одного вымышленного персонажа — Рудольфа Герольштейна из романа «Парижские тайны» (воистину культовой книги — тысячи читателей писали письма ее героям). Герольштейну удается заполучить упомянутый документ, и он разоблачает «хитроумие, с которым организован этот гнусный заговор, и то, какими страшными горестями, каким жутким рабством, каким деспотическим гнетом грозил бы он Европе и всему миру в случае своего осуществления».
После выхода романов Сю в 1864 году некий Морис Жоли написал либеральный памфлет, направленный против Наполеона Ш: Макиавелли, воплощение диктатора-циника, беседует в нем с Монтескье. Иезуитский замысел, сфабрикованный Сю (вместе с классическим девизом «Цель оправдывает средства»), приписывается теперь Наполеону — и я насчитал в этом памфлете по меньшей мере семь страниц, которые если не являются прямым плагиатом, то как минимум обильно уснащены пространными, хотя и не закавыченными, цитатами из Сю. Жоли [257] был арестован за свои антигосударственные писания, отсидел год и три месяца в тюрьме, после чего покончил с собой. Жоли покидает сцену, однако нам еще предстоит встретиться с ним в будущем.
