Официально считалось, что государством управляют совместно сенат и римский народ — Senatus Populusque Quiritium Romanusаббревиатура SPQR выбивалась на монетах и присутствовала на символике страны. Впрочем, хотя правом голоса обладал каждый гражданин, демократия эта была не такой, какую мы знаем теперь, и не такой, как у древних греков, которые ее и изобрели. Это была скорее видимость демократии, принимаемая людьми консервативных взглядов, людьми с сильным чувством общности и преданности государству. Она служила для сдерживания народного недовольства и позволяла потомственной политической элите удерживать власть. Важнейшую роль играли наследственные привилегии. Разумеется, члены семей рождались и умирали, одни сменяли других, но в списках магистратов веками оставались те же самые имена. Патриций по имени Луций Юний Брут возглавил восстание против последнего римского царя и около 509 года до нашей эры основал республику. Почти полтысячелетия спустя член того же патрицианского рода Марк Юний Брут в мартовские иды 44 года до нашей эры встал во главе шестидесяти заговорщиков, которые убили Юлия Цезаря — в тщетной попытке спасти республику.
Убийцы объявили (и, возможно, верно), что Марк Брут — прямой потомок Луция Брута по прямой мужской линии; тем самым они желали увеличить ценность своего поступка в глазах простого народа.
Луций Брут был членом царского совета, помогавшего править целой череде назначаемых сенатом царей, правивших Римом со времени легендарного основания города, которое принято относить к 753 году до нашей эры. Этот совет сохранился и после изгнания последнего царя, Тарквиния Гордого. Первой его законодательной мерой было введение ежегодных выборов двух магистратов — позже названных консулами, — которые в течение года должны вместе осуществлять власть, принадлежавшую ранее царю. Членов совета, или, по-другому, сената, называли patres(отцы) — отсюда происхождение слова «патриции». Их называли отцами, потому что они буквально были отцами (или старшими мужчинами в роду) самых важных семейств Рима.
Сенаторы исполняли при консулах роль советников — так же как члены царского совета при царе. Но если царь мог безнаказанно игнорировать мнение советников, то консулу это было не так легко. Он пользовался почти такой же неограниченной властью, как и царь, но лишь в течение года пребывания на посту. После сложения полномочий консулов могли подвергнуть наказанию за любые поступки, совершенные за время консульства, и судили его старшие члены сената, чьими советами он в свое время, возможно, пренебрег. Предусмотрительный консул, желающий обезопасить себя от наказания — ссылки или конфискации имущества, — перед тем как принять важное решение, старался заручиться поддержкой сенаторов. Почти все консулы предпочитали согласиться с мнением большинства в сенате, каково бы оно ни было. В конце концов, они ведь и сами оставались членами сената и в статусе экс-консулов приступали к своим сенаторским обязанностям — и их мнение ценилось выше, чем мнение сенаторов, не побывавших на консульском посту.
Таким образом, патриции, входившие в сенат в ранние годы республики, имели возможность ограничивать деятельность консулов, но бесконечно препятствовать общественным переменам они не могли. Классовая вражда показала свой уродливый лик, когда самые активные плебеи тоже захотели вкусить плодов власти. Насколько позволяют судить источники, никого в этом долгом противостоянии, которое проводилось такими весьма современными методами, как забастовки и массовые сидячие демонстрации, не убили. В конце концов ограниченное количество самых богатых плебеев получило доступ в сенат, но сменилось еще несколько поколений, прежде чем члены их семей удостоились консульских званий. Однако, разделив власть с патрициями, «плебейская аристократия» утратила интерес к продвижению в политику низших плебеев, и к середине третьего века до нашей эры во взглядах и политике двух групп аристократии уже не было существенной разницы. Их первоначальные разногласия утонули в совместных усилиях по укреплению олигархической властной структуры, с помощью которой отдельные личности внутри привилегированного сенаторского круга сохраняли право открыто соревноваться друг с другом за магистратуру и военные посты, одновременно делая все возможное, чтобы подавить конкуренцию со стороны людей, не принадлежащих к их кругу. Браки между патрициями и плебеями укрепляли этот союз.
Какую же роль играл во всем этом народ, то есть избиратели? Любые рассуждения о ранней системе голосования были бы чисто умозрительными, но современные историки частично реконструировали те удивительные механизмы, благодаря которым в последние сто лет существования республики избиратели попадали на избирательные участки, и еще более удивительные механизмы, посредством которых правящая олигархия добивалась того, чтобы голоса избирателей не имели почти никакого значения.
Имелось три рода собраний, где голоса отдавались лично зарегистрированными избирателями, и всегда результат в той или иной степени колебался в сторону желательного для правительства.
Все старшие магистраты, включая двух избираемых каждый год консулов, избирались центуриатными комициями, то есть собраниями по центуриям, на основе древней организации римской армии. Отдельные голоса считались в пределах одной центурии, которая на деле могла состоять из нескольких человек. При конечном подсчете большинство достигалось перевесом в один голос. Всего было 193 центурии; не меньше 180 состояло из сенаторов и всадников. Их голоса считались в первую очередь и отдавались, разумеется, тем из кандидатов, кто защищал их интересы — то есть интересы богатых собственников, состоятельных рабовладельцев. Пролетариев, не проходивших по имущественному цензу, записывали в одну-единственную центурию, и потому их участие в выборах было чисто показным.
В некоторых других центуриях преобладали почти столь же «консервативные» избиратели, стоявшие по общественному положению ниже всадников, но выше большинства обычных граждан. Их голосов — вместе с голосами сенаторов и всадников — хватало, чтобы выбор оказался в пользу аристократов, чьи фамильные древа украшал длинный перечень магистратов.
Очень редко, в исключительных случаях, консулом становился novus homo(новый человек). Например, дядя Цезаря Марий, выдающихся способностей полководец, который реорганизовал римскую армию, или же одаренный юрист Марк Туллий Цицерон, чьи сочинения о морали можно с пользой читать и сегодня; правда, свою сенаторскую карьеру он посвятил тому, чтобы сохранить status quoи не допустить помощи беднякам.
У сената не было права избирать магистратов или проводить законы. За или против принятия закона народ голосовал в трибутных комициях или плебейском собрании, куда избирались только плебеи и от названия которого происходит слово «плебисцит».
Предмет голосования для обоих собраний назначал компетентный магистрат. Отдельные голосующие могли выступать в дебатах перед голосованием, только если их попросил об этом председательствующий магистрат; он имел право запретить высказывать мнение, отличное от его собственного. Такое голосование производилось не по военным центуриям, а по трибам. Ко времени Цезаря число триб достигало тридцати пяти. Почти весь городской пролетариат был приписан к четырем трибам, и потому их голоса значили весьма мало. Таким образом, огромная масса проживающих в Риме граждан никогда не могла добиться желаемого — разве что если остальные трибы (числом тридцать одна) голосовали так же, как и они.
Эти тридцать пять триб были разбросаны по всей Италии, некоторые их члены жили довольно далеко, и в город на выборы успевала явиться лишь небольшая часть избирателей, а голосовать следовало лично и только в отведенном для этого месте. Процесс голосования длился несколько часов, и потому у небогатых горожан, которым приходилось зарабатывать на жизнь, оставалось совсем мало возможностей заниматься голосованием. Вероятно, людям сильно докучало долгое ожидание в тесноте, пока настанет очередь их трибы голосовать, — порядок голосования определялся жеребьевкой. Некоторые могли так и не дождаться своей очереди — если до них восемнадцать триб из тридцати пяти проголосовали одинаково, завершив тем самым голосование. Среднему избирателю, следовательно, нужно было очень сильно увлекаться политикой. Случалось, что какую-либо трибу никто не представлял. Наиболее далекие трибы представляли, как правило, лишь несколько человек. Подобная система допускала злоупотребления вроде «гнилых местечек» в Англии восемнадцатого века [3]: горстка избирателей продавала голоса тому, кто больше предложит, или хотя бы получала от своего «патрона» компенсацию за неудобства и затраты на дорогу и проживание в Риме.
