Заговор против Цезаря составился до его возвращения из Испании. Антоний, который отправился встречать его в южную Галлию — и занять место Октавиана в колеснице диктатора, — не упомянул о важнейших сведениях, полученных им в Риме. Один из главных заговорщиков, Гай Требоний, старый его собутыльник, предложил Антонию участвовать в заговоре. Антоний отказался. Вполне понятно, что он не захотел выдать друга, но совершенно ненормально и дико, что он никак не предупредил Цезаря или не назвал ему имена сообщников Требония.
Октавиан теперь ехал в следующей за Цезарем колеснице — вместе с Децимом Брутом, который, если и не примкнул к заговору, то в мартовские иды присоединится к другим убийцам под предводительством своего брата Марка Брута.
Децим, назначенный Цезарем на 44 год до нашей эры правителем Цизальпинской Галлии (Северной Италии), наверняка уже чувствовал себя оскорбленным: его почетное место в колеснице главнокомандующего занимал семнадцатилетний юнец, явившийся в Испанию слишком поздно, чтобы сражаться на войне. Известность, которой пользовался Октавиан, пристала царскому сыну, но не младшему офицеру. У Децима не могло не возникнуть подозрения, что Цезарь прочит себя в цари, а Октавиана — в наследники.
В последние месяцы жизни Цезаря свидетельств такого его намерения становилось все больше. Во-первых, он постарался обеспечить будущее Октавиана на случай своей внезапной кончины. Цезарь не просто боялся убийц; у него ухудшилось здоровье. Ему было пятьдесят пять; эпилептические припадки, мучившие Цезаря с юности, стали учащаться. Возвращаясь из Центральной Италии, Цезарь миновал Рим и направился в свое лавиканское поместье к юго-востоку от столицы, где тайно подписал завещание, в котором объявлял Октавиана приемным сыном и наследником. Даже сам Цезарь не знал, что в последующие века этот документ окажет сильнейшее влияние на ход европейской истории.
До конца года Цезарь повысил статус Октавиана, плебея по рождению, переведя его в сословие патрициев. Он пригласил ему в наставники Аполлодора Пергамского, лучшего греческого ритора, и отправил обоих на дальнее побережье Адриатики, в Аполлонию (в Далмации, входившей тогда в состав Македонии). С ними отправился передовой отряд войска: Цезарь планировал поход на восток, и прежде чем мстить парфянам за одержанную ими десять лет назад победу над Крассом, он собирался обучить войско, состоявшее большей частью из новобранцев, в боевых действиях на Балканах.
В начале 44 года до нашей эры Цезарь был консулом и диктатором. Обязав всех сенаторов принести клятву верности не республике, а лично ему, Цезарь в феврале сам назначил себя пожизненным диктатором. Это окончательно убедило его врагов в том, что, пока он жив, республику не восстановить. 26 февраля после праздника Feria Latina(этот праздник в честь народов Лация проводился в городе Альба-Лонга, бывшем ранее центром Лация) Цезарь с торжественной процессией вернулся в Рим — в царском наряде и высоких красных сапогах, какие носили некогда цари Альба-Лонги. На переполненных улицах кое-кто из сторонников приветствовал его как царя, но и противники тоже не молчали; ему пришлось ответить, что он не царь, а Цезарь.
Самую откровенную попытку увенчать себя короной Цезарь предпринял на Форуме, в день Луперкалий, древнего праздника, когда молодые люди из хороших семейств, одетые только в набедренные повязки, выпив вина, бегали по городу и слегка стегали встречных женщин хлыстами из шкуры жертвенного козла. Считалось, что это повышает плодовитость и облегчает роды. Антоний хотя и занимал пост консула, тоже принимал в празднике участие и бегал по городу. Ему освободили дорогу, и он, почти голышом, поспешил туда, где сидел на золотом троне Цезарь. Друзья консула ждали за рострой; они быстро подняли его, чтобы он возложил на голову Цезаря царский венец, увитый лавровыми побегами. Часть толпы разразилась рукоплесканиями, но большинство начали свистеть. Цезарь сдернул и отшвырнул венец. Антоний поднял его и опять возложил на Цезаря. Противников этой неофициальной коронации оказалось больше, чем сторонников. Цезарь снова снял венец и отдал Антонию. Тогда народ криками выразил ему одобрение, и он приказал Антонию посвятить венец в храм Юпитера с надписью, что он был предложен Цезарю и Цезарь от него отказался.
Антоний не устроил бы подобного представления, не попроси его сам диктатор.
По мнению тех, кто утверждает, что Цезарь совершенно не собирался стать царем, он намеренно устроил этот фарс с целью продемонстрировать: в душе он убежденный республиканец. Необходимо также принимать в расчет многочисленные почести, дополнительно усиливавшие его притязания на некоторую божественность, в духе эллинских царей. Колесницу Цезаря поместили на Капитолии перед статуей Юпитера, а самого Цезаря, как пишет Кассий Дион, велено было называть Юпитером Юлием и поклоняться ему в храмах, которые предстояло еще построить; жрецом культа был назначен Марк Антоний. Когда в 45 году до нашей эры Цезарь находился в Испании, перед народом среди изваяний богов выставлялась и его статуя из слоновой кости. Затем решили на время публичных игр помещать ее на пульвинар (особое возвышение или ложе для богов, подобное тем, какие имелись в храмах). Во время важных театральных представлений для Цезаря ставили золотой трон.
Назначение всех этих предметов заключалось не только в том, чтобы привлечь к Цезарю всеобщее внимание, но и — как в случае с золотым троном, на который никому, кроме него, садиться не дозволялось — напоминать людям о присутствии Цезаря. Как замечает Вайншток, они должны были обозначать его духовное присутствие. «Все эти необычные божественные почести имели смысл лишь тогда, когда Цезарь отправился в Парфию… Пока он сражался на востоке, его власть над Римом следовало укреплять с помощью религиозных мер». Целая группа скульпторов изготовляла статуи Цезаря — чтобы разослать по всей Италии и провинциям и установить на главных площадях больших городов.
До самой смерти Цезарь продолжал забирать себе все большую и большую власть. Он уже был главнокомандующим всего римского войска — где бы оно ни находилось, и командовали им поставленные Цезарем легаты.
Цезарь назначил беспрецедентно большое количество своих сторонников в сенат, и число сенаторов доходило до девятисот; впервые в сенат вошли представители провинций, расположенных за пределами Апеннинского полуострова.
Цезарь взялся распределять государственные доходы и создал систему, впоследствии переросшую в первую постоянную «общественную службу»: до сих пор отдельные магистраты приглашали своих клиентов и рабов, создавая временные формирования, которые распускались, как только у хозяина истекал срок должности.
По мнению заговорщиков, планировавших убить Цезаря, он намеревался и дальше прилагать все усилия, дабы выбить у сената титул царя. По Риму разошелся слух, что некий родственник Цезаря, Луций Аврелий Кота, собирается 15 марта (то есть в иды) заявить сенату, что, согласно Сивиллиным книгам — собранию древних пророчеств, — завоевать Парфию сможет лишь царь. Дело в том, что Цезарю требовалось стать царем до 19 марта, то есть до того, как он отправится в поход на Парфию.
Вечером 14 марта Цезарь отлично пообедал, а после беседовал со своими приближенными — Марком Лепидом и Децимом Брутом. Он спросил у них, какую смерть они бы предпочли. И Децим, собиравшийся завтра убить Цезаря, и Лепид стали обсуждать разные виды смерти. Ни один не согласился с Цезарем, который предпочитал умереть внезапно. Ночью его жене Кальпурнии приснился плохой сон, и она решила, что мужу небезопасно идти на назначенное на утро заседание сената. Цезарь уже собирался уступить ей и остаться, но Децим убедил его, что он станет посмешищем, если не пойдет на заседание из-за дурного сна, приснившегося жене.
Антоний шел рядом с Цезарем; вместе со свитой они приблизились к огромному театру Помпея, где ждали сенаторы. Старый друг Антония — Требоний, который полгода назад уговаривал его участвовать в заговоре, прошагал вперед и отвел его в сторону, якобы желая обсудить какие-то важные вопросы, не имеющие отношения к предстоящим событиям. Пока они стояли у входа и разговаривали, Цезарь вошел внутрь. Диктатор сел, и его окружили заговорщики, отгородив от остальных сенаторов. Один из заговорщиков, Тиллий Кимвр, стал просить его за своего сосланного брата. Он схватил Цезаря за одежду, словно умоляя, а на самом деле — чтобы обнажить шею.
