В августе 1704 г., к 16-летию кронпринца, Софья Шарлотта сумела вырвать у короля обещание отпустить наследника трона в первое большое путешествие. Он должен был поехать в Нидерланды и в Англию. Мать, с трудом сумевшая проститься с обожаемым сыном, надеялась, что визит к чужому двору окажет благотворное действие на манеры кронпринца. В сентябре 1704 г. она долго обнимала сына, прежде чем он отправился к ближайшему пункту своего путешествия — в Гаагу. Когда он вышел из комнаты, заплаканная Софья Шарлотта села к письменному столу, нарисовала на листе бумаги сердце и подписала: «Il est parti». [9]Его путь она сопровождала нежными мыслями и множеством писем. Фридрих Вильгельм оказался весьма любвеобильным сыном. Он посылал матери подарки, тщательно выбранные у голландских ремесленников. Софья Шарлотта уговаривала мужа съездить в начале следующего года через Ганновер в Гаагу — ей очень хотелось еще раз обнять сына, прежде чем он отправится в Англию. 10 января 1705 г. она радостно сообщала ему из Берлина: «Дорогой сынок, напишу тебе лишь пару слов, потому что очень занята сборами. В понедельник я отправляюсь из Литценбурга в Ганновер. Там будет ясно, поедет ли король дальше, в Голландию. Если да, то я поеду с ним, чтобы получить возможность обнять тебя». Полная мрачных предчувствий, она добавляла: «Правда, я все еще сомневаюсь в том, что столько событий может произойти сразу». Письмо она заканчивала словами: «Милый сынок, ты не должен делать мне подарки. Мне хватает твоей дружбы».
Неделей позже Софья Шарлотта отправилась в Ганновер, несмотря на плохое самочувствие и боль в горле. Через десять дней, 28 января, у королевы обнаружили сильное нагноение миндалин. Софья Шарлотта поняла: ее жизнь подходит к концу. Она стойко отвергала все обезболивающие средства и только время от времени велела подавать себе стакан с ледяным шампанским. Она утешала своего заплаканного юного брата: «Нет ничего естественнее смерти. Она неизбежна, и я не нахожу печали в том, что должна умереть». Фрейлине Пёльниц, не разделявшей ее мнения, она сказала: «Как много ненужных церемоний будет при доставке этого тела в Берлин». Когда ее подруга не могла сдержать слез, Софья Шарлотта улыбнулась: «Почему вы плачете? Вы думали, я бессмертна?» В ночь с 31 января на 1 февраля священник реформатской общины де ла Бержери вошел в комнату королевы, опустился перед ложем больной на колени и стал осаждать ее наставлениями: «Просите убежища в крови Христовой и молите Бога об отпущении грехов». Софья Шарлотта дала ему выговориться, а затем ответила: «Уже двадцать лет я изучаю вопросы религии. Я прочла все книги, где говорится о ней. Я не испытываю никаких сомнений. Вы не можете сказать мне ничего такого, что не было бы мне известно. Могу уверить вас, я умру спокойно». Священник стал настаивать на своем и уговаривать ее отрешиться от мирской гордыни. Но статс-дама фон Бюлов прервала его: «От этого греха королева вполне свободна».
Утром 1 февраля врачи принялись упрашивать пациентку поберечь свои силы. Она возразила: «Я умру счастливой и легкой смертью». Придворные дамы, слуги, мать, братья и сестры больной собрались у ее постели. Софья Шарлотта попрощалась с ними и попросила передать ее благословение сыну. Услышав тихий плач, она улыбнулась: «Не надо плакать. Сейчас я смогу утолить свое любопытство. Я узнаю первопричину вещей, которую мне не смог объяснить Лейбниц: пространство, бесконечность, бытие и небытие…» Силы покинули Софью Шарлотту. Прозвучали ее последние слова: «Прощайте… Я задыхаюсь…»
1 февраля 1705 г. Софья Шарлотта, мать Фридриха Вильгельма и первая королева Пруссии, умерла в возрасте тридцати шести лет, на двадцатом году замужества.
Сын, уже ступивший на корабль, зафрахтованный герцогом Мальборо для его доставки в Англию, помчался домой, как только получил известие о смерти. В шестнадцать лет он потерял мать, все ему прощавшую и любившую его бесконечно. Слава Богу, тогда он даже не заподозрил, что в течение всей жизни больше никогда не встретит любовь. До самой смерти он говорил о матери с величайшим уважением, добавляя, правда: «Она была умной женщиной, но плохой христианкой». Он сознавал: мать была слишком добра и снисходительна к нему. И когда у него самого появятся дети, он не станет следовать этому примеру.
Через три месяца после смерти Софьи Шарлотты в берлинском дворце произошло знаменательное событие. Когда Фридрих Вильгельм явился туда для разговора с отцом, он увидел при входе группу тайных советников и камергеров. Сиятельные особы собрались у камина. Они протягивали озябшие руки к огню и делились придворными сплетнями. При виде кронпринца они подобострастно расступились и совершенно «случайно» завели разговор о том, что государство нуждается в строжайшей экономии, что в Берлине роскоши становится все больше: каждый месяц в Париж из-за бесполезных модных причуд уплывают несметные суммы добрых прусских денег. (Разумеется, эти господа знали о причудах бережливого наследника и о его презрении ко всему французскому.) Некоторое время Фридрих Вильгельм слушал, с интересом разглядывая роскошные французские парики высоких особ. Кронпринц встал и сказал: «Очень рад, что господа согласны со мной. И конечно, вы охотно докажете мне это на деле». Затем он сорвал со своей головы скромный куцый парик, бросил его в огонь и крикнул: «Ловлю господ на слове! Буду считать подлецом всякого, кто не последует моему примеру!» Тайные советники озадаченно переглянулись. Наконец, преодолевая невыносимые мучения, один за другим они начали стягивать с голов умопомрачительно дорогие парики и бросать их в огонь.
Курьезная, казалось бы, история. Но за ней скрывались очень серьезные вещи. За последние пять лет уровень расточительности и коррупции в Пруссии достиг баснословных высот — синонимом этого бедствия стало имя Вартенберг.
Вспомним историю падения высокомерного, но всеми уважаемого и весьма способного премьер-министра Данкельмана в 1697 г. Некоторое время после его смещения обер-президентом, то есть премьер-министром, был генерал фон Барфус. Но вскоре фон Барфуса оттеснил некий господин фон Кольбе — один из главных зачинщиков дела Данкельмана. Этот Кольбе был обедневшим пфальцским дворянином. Приятной наружности мужчина, с элегантными манерами, он в течение многих лет был любовником престарелой пфальцской графини фон Зиммерн и состоял на ее содержании. Благодаря исключительным способностям карьериста и угодника он сумел завоевать доверие Фридриха, а временами даже Софьи Шарлотты. Вскоре фон Кольбе стал получать новые должности одну за другой: обер-камергер, обер-шталмейстер, генерал-почтмейстер, обер-директор родовых поместий, главный смотритель университетов и академий, маршал Пруссии. Наконец, в 1699 г. он стал всесильным премьер-министром. Не довольствуясь всем этим, присвоил себе титул имперского графа и имя Вартенберг, одолженное у фамильного поместья. За обладание своими должностями он получал 120 тысяч талеров ежегодно.
Страна безропотно подчинилась выскочке-фавориту Вартенбергу. А чтобы никто не мог поднять голос против его господства и привлечь к ответственности, Вартенберг выпросил у своего покровителя привилегию, аналог которой найти в истории довольно трудно. Примерно за год до коронации, в октябре 1699 г., Фридрих подписал документ, созданный под диктовку Вартенберга:
«Поскольку курфюрст уверен, что Вартенберг заботится о Его выгодах со всяческой верностью и усердием, но не может, неотлучно при Нашей высочайшей персоне находясь и Ее в непрерывных поездках сопровождая, все проверить сам, ибо многие дела он должен успеть закончить, то, если случится что-либо в ущерб Нашей выгоде, не он в том повинен будет, а потому даем Мы высочайшее слово и обещание Вартенбергу и его наследникам, что когда при управлении Нашими поместьями и средствами в чем-либо будет Нам ущерб нанесен, то не он, подписав нужный документ, за то отвечать должен, а чиновники, чьи имена всегда на документе указывать должно».
