Целую минуту нерешительно топтались у двери. В квартире вроде бы тихо, — ни голосов, ни стуков, только радио играет… Но ведь свет в окнах — горел, значит — кто-то дома… Стучать, звонить представляться: «Милиция! Откройте пожалуйста!.. Мы только немножечко вас обыщем!..» — бесполезно… Врываться на притон — только внезапно, ураганным броском, молниеносно преодолевая сопротивление застигнутых врасплох криминалов…

Стажёр предусмотрительно прихватил из «уазика» монтировку, а я ещё в РОВД вооружился кувалдой, так что срывать двери с петель было чем. Единственное, что смущало — полнейшая неопределённость. Кто знает, что ждёт нас за дверью?.. А вдруг — пуля или п е р о в сердце?..

Жить каждому хочется, и ни один, даже самый супер-злодей, не стоит того, чтоб ради его захвата жертвовать своей бесценной жизнью. Она у каждого — одна!.. И твоя собственная — так дорога тебе… так нужна!.. Нет, умирать никому не хочется.

Это только тупому начальству кажется, что любой из подведомственного личного состава готов по первому же приказу с улыбкой идти на смерть!.. Или, типа: «…заслонить грудью от бандитского выстрела или ножа мирного гражданина…» Вот пусть те идиоты, которые эту хрень всерьёз произносят — сами под бандитские пули с ножами и подставляются…

Моё первоначальное намерение чуть ли не жертвовать собою, бросаясь навстречу нацеленным в меня стволам, теперь уже казалось легкомысленным. Сделают стрелочником за провал операции, и бросят в «зону»?.. Ну и хрен с ним, много за преступную халатность не дадут, года три-четыре… Отсижу, искуплю вину доблестным трудом, выйду на свободу с чистой совестью… И жена обязательно дождётся, куда она денется?.. С чужим дитём на шее кто её возьмёт…

…Отсюда следовало вот что: как сорвём двери — первым в квартиру надо кого-то другого запустить, он — как пробный шар. Завалят из с т в о л а, или п ё р ы ш к о м подрежут — значит, Гайдуковский шутить на намерен, прояснится его моральный облик… Тогда — бежим всей группой вниз, к машине с рацией, и вызываем подмогу. Если Гайдуковский за это время и убежит — не беда, объявим в розыск, рано или поздно — найдут, и уж тогда «брать» будут по-настоящему, с помощью милицейского спецназа (с автоматами и в бронежилетах), с теми больно не настреляешься…

Я огляделся, прикидывая, кому приказать первым броситься в квартиру. Мой взгляд зацепился за капитана… Старше всех по возрасту, болезненный, туповатый, неисполнительный, такого — не жаль… Тем более, — не из нашей службы, не из угро… Я открыл рот, собираясь произнести смертный приговор участковому, но тут он вдруг бодро утопал от нас по лестнице со словами: «Ну, вы начинайте, а я пока схожу и организую понятых для обыска…»

Нет, вы видали?!. Блин, что происходит?!. И кто тут — старший группы?!. Кто командует и решает, кому — за понятыми, а кого — в вышибленные двери?!. Я, я решаю!.. Так какого ж он… Ладно… запомним!..

Обоих лейтенантов подставлять — не хотелось. Свои кенты, нормальные хлопцы, один уж — женатик, у второго — невеста, если их обоих положат — две взъярённых бабёнки изведут потом стенаниями и жалобами…

Самому — под пули?.. Извините, но кто тогда будет осуществлять общее руководство операцией?..

И кто ж остаётся?.. Правильно — стажёр. Жены и детишек нет — раз, болтает слишком много — два (если застрелят — хоть отдохну от его говорильни), в штатах районной уголовки не числится, а потому как бы и не наш — три… К тому же, у него в руках — монтировка, вот и будет чем отбиваться от каратиста, окажись тот безоружным, но помаши руками и ногами в сторону ментовских визитёров…

«Курсант Малышев, первым на адрес пойдёте вы!..» — объявил я негромко, и таким тоном, словно объявлял о награждении орденом Победы с брильянтами. «Есть!» — ответил он радостно. Ну, всё понятно… Начитался в детстве книжек «про милицию», и ещё не успел расстаться с романтической тягой к свистящим над головою бандитским пулям. А меня вот под них не тянет!..

Мельком глянув на его мужественно нахмурившееся лицо («ничё, газетный некролог получится фотогеничным!..»), я махнул рукою, «Вперёд!..»

В следующий миг стажёр поддел дверь монтировкой, я изо всей силы ударил кувалдой, а лейтенанты навалились с разбега… Дверь треснула, и — рухнула вовнутрь.

«А-а-а-а-а!.. Сдавайтесь!.. Дом окружён!..» — заорал стажёр, перепрыгнул через обрушенную дверь и ворвался в квартиру. Я замешкался на пороге, ожидая, не грянет ли выстрел, и не рухнет ли на пол тело подстреленного коллеги, но тут кто-то из лейтенантов больно пихнул меня в спину, и я ввалился на адрес вслед за стажёром. А лейтенанты — задержались в дверном проёме, ожидая, что станется со мною и стажёром.

Квартира — двухкомнатная, стандартно обставленная, уютная. И нас здесь — не ждали. Никто не целился в двери из переносного зенитного комплекса, или хотя бы из старенького, но надёжного «максима». Скажу больше: Гайдуковский даже не готовился взять нас на каратисткий приёмчик, ибо был занят: совокуплялся с некой крашенной блондинкой лет 22-х или 23-х, с весьма милыми сиськами. Усадив блондиночку на стол и насадив её на «поршень», он равномерно двигался «туда-сюда», обильно потея мускулистой спиною, а его партнёрша — похрюкивала от удовольствия, обвив могучий торс руками и ногами, царапая ему спину наманикюренными ноготками. Она-то из-под его плеча и углядела наше внезапное вторжение в жилище, изумлённо распахнула по-кошачьи изумрудные глаза, и забарабанила его по плечу ручкой, пытаясь обратить внимание на появление непрошенных гостей.

Но где там… Тренера всецело поглотил творческий процесс совокупления, и он не слышал ни грохота упавшей двери, ни топота ног, ни тем более задрожавшего от страха голоса подружки… Его введённый в неё поршень продолжал равномерно функционировать, и было нечто завораживающее в зрелище вспотевших ягодиц, ритмично двигающихся от дамы и к ней, туда и обратно, и опять… и снова… Я застыл перед расположившейся на столе парочкой, с дурацкой кувалдой в руках. Бить кувалдой по затылку вроде — не за что, а чем ещё привлечёшь к себе внимание мужика, самозабвенно трахающего бабу?.. Не к с и в у же взмокревшим ягодицам предъявлять!..

«Милиция!..» — дурным от взволнованности голосом прохрипел из-за моей спины стажёр. И только теперь до Гайдуковского д о п ё р л о. Он вздрогнул, с влажным чмоканьем выудил агрегат из блондинки, повернулся. При виде его причиндалов у меня глаза на лоб полезли: такое полено!..

Где-то я читал, что у спортсменов член — с горошину, потому как они глотают анаболики, прибавляющие мускулов в одном месте, но сильно убавляющие — в другом, и чем больше бицепсы у спортсмена — тем короче его «палка»… Так, во всяком случае, уверяют популярные брошюры о вреде допинга. Но либо те брошюры в наглую врали, либо с анаболиками Гайдуковский не знавался, либо, наконец, к началу приёма стероидов его член был длиною километра в полтора, и наблюдаемое теперь — лишь жалкие остатки былого великолепия… Так или иначе, но о таком длинном члене и таких пушечно — огромных яйцах я лишь мечтал всю сознательную жизнь, с жалкой усмешкой измеряя перед зеркалом линейкой и циркулем размеры своего «хозяйства», а тут — вот оно, живое воплощение моих надежд, прямо перед глазами!..

«Нет, с малолетками он дело не имеет — ТАКОЕ в малолетке не поместится!..» — запоздало прозрел я.

И — рявкнул: «Гражданин Гайдуковский, мы — из уголовного розыска!.. Немедленно оденьтесь, нам следует произвести у вас обыск!..»

Он ошалело заморгал…

…Ещё раз убедился я, что от всех каратистких ужимок толку в реальной жизни — никакого!.. Что с того, что физически тренер вполне мог раскидать нас как маленьких котят, — но и он, увидев ментовские удостоверения, сразу скис, словно воздух из него выпустили, и не то что оказать активное сопротивление, а и просто высказать в резкой форме протест против наших действий — не решился!.. Попытался возражающее вякнуть, но слова застряли в его пересохшем горле, и он лишь немо разводил руками, недоумевающее пялясь то на меня, то на стажёра, и пытаясь понять, кто из этих двух ментов с железяками — самый главный, и к кому обращаться за разъяснениями…