– Как… избавиться? – голос Саломеи дрогнул.

– Об этом еще надо подумать, – невозмутимо произнес Пейсах. – Ко всему на свете нужно относиться с предвкушением возможной выгоды. От невыгодного товара избавляются, увечную скотину пускают под нож, поломанным стулом растапливают печь, вороватых рабов продают куда-нибудь в дальние страны… Так всегда было, дочка.

– Но Бронислав сильно любит меня, отец, – тихо промолвила Саломея.

– Поведай Брониславу о своих отношениях с Давыдом Юрьевичем, и ты увидишь, как быстро любовь к тебе Бронислава сменится ненавистью, – сказал Пейсах, глядя на дочь с многозначительным прищуром. – Что есть человеческие чувства? С чем их можно сравнить? Они изменчивы, как весенние ветры. Они могут окрылить человека, а могут утянуть его в бездну разочарований. К чувствам тоже надо относиться, как к выгоде. Ведь жизнь наша – это всего лишь сделка с Богом. У кого-то она выгодная, у кого-то нет. У русичей есть хорошая поговорка: «На Бога надейся, но сам не плошай». Так-то, дочь моя.

Саломея задумалась. Она частенько ловила себя на мысли, что легче всего живется тому, кто ставит выгоду выше человеческих чувств и божеских заповедей. Так, к примеру, живет ее отец, который никогда не терзается угрызениями совести. Не охладеет ли со временем Пейсах к любимой дочери, если увидит, что Саломея не принесла ему ожидаемой выгоды?

Четыре дня гостили Моисей и Саломея у отца с матерью. Все это время коварный Пейсах по вечерам наставлял Саломею, как лучше всего спровадить на тот свет Бронислава, после чего без помех выйти замуж за Давыда Юрьевича. Со слов Пейсаха выходило, что вернее всего действовать ядом.

– На возлюбленного своего не надейся, – поучал дочь Пейсах, – коль Давыд Юрьевич честный христианин, он может отвернуться от тебя из-за твоих недобрых помыслов. А ежели князь Давыд и одобрит твое намерение отравить Бронислава, то по горячности своей он может все испортить. К тому же, дочь моя, из двух супругов один непременно должен быть безгрешен ради будущих детей.

Вот я немало грешил в жизни, зато мать твоя чиста перед Богом. Ты и Моисей в нее уродились. Ни украсть, ни обмануть толком не можете. Плохо, ежели сын или дочь с младых лет к подлости приучены, это сразу в глаза бросается. На таких детях Сатана свою отметину ставит. С такой отметиной хоть в лепешку разбейся, а счастлив не будешь.

– Что за отметина такая? – заинтересовалась Саломея.

– Это язвы, бородавки, пятна разные на теле, – ответил Пейсах. – Иногда у женщины усы могут вырасти, а у мужчины – женские груди. Но самая страшная отметина – это разноцветные глаза. Один глаз, скажем, голубой, а другой зеленый или серый. Если пятна на теле не заметны под одеждой, усы женщина сбрить может, то разноцветные глаза никак не спрячешь. Разве что повязку на один глаз надеть.

– А на взрослого человека Сатана может отметину наложить? – спросила Саломея. – Например, за свершенное злодеяние.

– За злодеяния наказывает Бог, а не Сатана, – пояснил Пейсах и многозначительно повел бровью. – Поэтому всякий неказистый поступок лучше всего совершать чужими руками, дочь моя.

Август выдался жаркий и засушливый.

Пребрана и ее подруги чуть ли не каждый день бегали купаться на Оку.

В один из солнечных августовских деньков девушки привычной дорогой опять отправились к облюбованной ими тихой речной заводи, где было много ивовых зарослей, скрывающих их наготу от нескромного постороннего глаза. Вместе со своими русскими подругами ходила к речному берегу и половчанка Нушабийке, которую Устинья старательно учила плавать. Половчанке было в диковинку, что все ее русские подружки умеют плавать, а иные даже не боятся нырять на глубине. Устинья и ее родители называли половчанку Аннушкой, слегка переиначив ее степное имя на русский манер. Также называли Ташбекову дочь и ее русские подруги.

Обычно девушки, раздевшись донага, сначала с визгом играли в догонялки на мелководье, потом доплывали до песчаного мыса, где они ложились позагорать и отдохнуть. Но в этот день песчаную косу облюбовали ольховские ребятишки, бродившие по ней шумной гурьбой в поисках ракушек и рачьих нор.

В ожидании, когда ольховская ребятня наиграется и накупается на их излюбленном месте, девушки уселись под ивами на низком бережке и завели свои разговоры.

Сначала Фетинья сетовала на свою горемычную судьбу. Мол, у Пребраны вон как все гладко складывается с Родионом. И Вячеслав к Стояне тянется явно с серьезными намерениями. Устинье брат Стояны улыбки дарит и за руку постоянно берет. Только она одна горемычная!

– Сначала Аникей поманил меня и бросил, потом тетка Васса подыскала мне жениха бородатого да в суставах скрипучего, – вздыхала Фетинья. – Намедни матушка еще одного женишка для меня приглядела. Вроде и не старый, и не страшный, но опять беда – шепелявый. Он не говорит, а словно дразнится. Такого послушаешь, со смеху помрешь. Ей-богу!

Пребрана и Устинья принялись утешать Фетинью, мол, какие еще твои годы!

– Мне Вячеслав хоть и нравится очень, но замуж за него я не собираюсь, – неожиданно заявила Стояна. Она тут же пояснила, предвидя вопросы подруг: – Вячеслав признался мне недавно, что он вовсе не боярский сын. Отцом его является Михаил Всеволодович, князь черниговский, а мать его из невольниц польских кровей. В Рязань Вячеслав приехал вместе с прочими заложниками из черниговских и новгородских бояр, коих сослал сюда Ярослав Всеволодович, брат суздальского князя. Ярослав же ныне Киевом владеет, диктует свою волю всем южнорусским князьям!

– Вот это да! – изумилась Фетинья. – Черниговский княжич на тебя глаз положил, а ты, дуреха, от него нос воротишь!

– Вячеслав-то княжич, а я кто? – обиженно воскликнула Стояна. – Кузнецова дочка! Не пара я Вячеславу. К тому же он все равно в Чернигов вернется рано или поздно. Вся родня у Вячеслава там.

Пребрана обратилась к половчанке:

– Скажи, Аннушка, как половчанки замуж выходят?

Внимательные очи немногословной дочери степей встретились с синими глазами Пребраны. В них появилась грусть, отчего ее задумчивое лицо обрело печать некой замкнутости. Ей словно не хотелось говорить об этом.

– В степи такой обычай, – после краткой паузы промолвила половчанка, – если родители девушки знатные и богатые, то они очень рано обручают свою дочь с сыном хана или бека. Зачастую обрученные впервые видят друг друга уже на свадьбе. Если, к несчастью, жених внезапно умирает, то невесту выдают замуж за его младшего брата, даже если тот гораздо моложе ее. Бывает, что девушка становится третьей, четвертой или пятой женой хана, если она очень красива. Дочери бедных людей тоже выходят замуж рано. Иногда небогатые родители отдают дочерей за долги в наложницы бекам или беям.

– Стало быть, у половчанок житье и вовсе несладкое, – печально вздохнула Фетинья, когда рассказчица умолкла.

Дочь Ташбека согласно покачала головой.

– Где вас нелегкая носит? – мать встретила Устинью неласково. – К Ольгову ходили купаться, что ли?

– Что случилось-то? – огрызнулась Устинья. – Уж и погулять нельзя!

– К Аннушке брат приехал, – ответила мать. И шепотом добавила: – С недобрыми вестями.

– Так это его конь стоит у крыльца? – спросила Устинья.

– Его, горемычного.

– Почему горемычного? – насторожилась Устинья.

– Аннушка где? – спросила мать, не слушая Устинью.

– В отцовские покои побежала, – сказала Устинья. – Она сразу того коня узнала, аж засветилась вся!

– Ох, бедняжка! – На глазах у купчихи появились слезы. – Каково ей будет узнать такое. Вот горе-то!

– Что случилось? – Устинья решительно подступила к матери: – Говори же!

– Убили мунгалы отца и одного из братьев нашей Аннушки, – промолвила купчиха, утирая слезы. – И всех дядьев ее мунгалы порубили в битве, а мать ее в полон угнали. Токмо Кутуш и спасся.

Пораженная услышанным, Устинья бессильно опустилась на стул.