— Это неправда, — терпеливо отвечал Мартин, но понимал, к чему она клонит.
Он без раздумий бросил бы ресторан ради своей семьи — об этом даже речи не было, — но ресторан никогда бы не отпустил его. Когда он работал на большой, светлой, оборудованной по последнему слову техники кухне, которую много лет устраивал так, чтобы она отвечала всем его запросам, то погружался в состояние сродни медитации. Остальной мир отступал на второй план, так же как и мысли о том, что совсем рядом сидит множество голодных людей, с нетерпением ожидающих появления жареного люциана или сырного ассорти, что у него есть дочь, которая перенесла тяжелую травму, красавица жена, которая очень боится за девочку и порой теряет над собой контроль. Вместо этого он помнил лишь, что надо нарезать, очистить, сварить, взбить и помешать. Руки Мартина двигались с невероятной скоростью — как учила его Николь на кухне родительского дома много лет назад, — и он постепенно погружался в транс. Занимаясь готовкой, он порой грезил о Клэр, представляя ее юной, свободной и принадлежащей ему. Иногда эти грезы охватывали его до такой степени, что ему начинало казаться, будто Клэр до сих пор жизнерадостная девушка, которая терпеть не может шляпки, а он самонадеянный и страстно влюбленный в нее юноша.
Поздно вечером, когда ресторан, наконец, закрывался, и официанты расходились по домам, а в прохладном, полутемном зале, похожем на беседку, гасли последние огни и лишь на столиках, уже убранных к завтрашнему ленчу, изредка поблескивали серебряная посуда и прозрачные стаканы для воды, Мартин по булыжной мостовой Добсон Мьюс возвращался в Блумсбери, где его ждал опустевший после отъезда Френсис и Луизы дом. Первое, о чем он думал, переступая порог просторной гостиной и оглядывая ряды книг, белые диванные подушки и покрытые коврами полы, — насколько сильно это место отличается от квартиры над рестораном, где он собирался жить с Клэр. И все же, несмотря на это, он еще до женитьбы на Френсис переехал в одну из многочисленных комнат ее дома. Мартину нравилось быть вместе с ней. Френсис оказалась порядочной, доброй и ответственной женщиной, и рядом с ней Мартин чувствовал себя очень спокойно и уютно. Они играли в четыре руки на фортепиано, читали вслух, ходили в театр и иногда по вечерам даже делали друг другу массаж. Они вместе гордились успехами и красотой Луизы. Вскоре у них появился круг общих друзей и знакомых, разделявших их интересы.
В спальне Мартин садился на край кровати и медленно раздевался, роняя на пол ботинки, брюки, звеня пряжкой ремня. Он понимал, что его тело изменилось за прошедшее время, — он стал ощущать его по-другому. Он словно потерял былую силу и быстроту, с которой прежде двигался по жизни. В темных волосах Мартина то тут, то там мелькала седина, совсем чуть-чуть, что прекрасно соответствовало его образу именитого шеф-повара, но сам он знал, что она говорит о приближении неизбежного. Он видел, как с каждым годом Клэр становится старше, но только теперь он начал осознавать, что тоже стареет, что его тело будет все больше уставать в борьбе с жизненными неурядицами, седина посеребрит всю голову, годы будут бежать один за другим, а любовь его жизни по-прежнему будет далеко.
Лукас Свифт умер от удара в 1966 году у себя дома. Его дочь Клэр сидела рядом и держала отца за руку. За несколько недель до этого Лукас уже перенес удар, но отказался ехать в Олбани и ложиться в больницу. «НИ ЗА ЧТО», — написал он дрожащей рукой на листе бумаги, так как говорил уже с трудом. Лукас остался дома, и Клэр каждый день приходилось следить за тем, чтобы он делал упражнения. Она вкладывала ему в руку резиновый мячик и требовала сжимать пальцы, затем пыталась заставить его хоть немного посидеть на кровати. Но Лукас сдался. Его жена Морин умерла много лет назад, и теперь у него появилась возможность последовать за ней, так что он не видел никакого смысла бороться с напастью, оставившей его с искаженным ртом, беспомощной рукой и разумом младенца. Он пробудет дома до конца своей жизни.
Но конец оказался ближе, и после очередного удара Клэр снова переехала в дом своего отца. Дэниэл же взял на себя заботу о детях. Хотя он не был первоклассным поваром, на простое жаркое его умений хватало. Клэр сидела у кровати Лукаса, сжимала его руку и говорила об ушедших днях. Когда он умер, она подумала, что выполнила обещание, данное матери, и теперь ее работа завершена. Фирма Лукаса твердо стояла на ногах: за прошедшие годы она разрослась и теперь занимала часть просторного склада неподалеку, где хранились все материалы, инструменты и размещался главный офис. Клэр с долей иронии подумала о том, что сейчас она готова покинуть Лонгвуд-Фолс и отправиться к Мартину за океан. Но жизнь порой похожа на прыжки через скакалку — в детстве они с подружками часами прыгали на ухабистых тротуарах Бейджер-стрит, — если вовремя не прыгнешь, то проиграл.
Когда пришел сотрудник «Похоронного бюро Бейкера», худой мужчина с нервно подергивающимся веком, Клэр поцеловала руку отца. «Я люблю тебя», — прошептала она, встала и направилась к себе домой, где ее ждали дети и муж.
Двадцать шестого мая 1968 года Мартин шел по одной из шумных лондонских улиц и высматривал такси, чтобы доехать до аэропорта. С тех пор как в начале пятидесятых он впервые появился здесь, город сильно изменился: теперь он был полон молодежи, музыки, чересчур ярких цветов и самых разнообразных стимуляторов. Ничего из этого его не интересовало, зато очень интересовало его дочь, Луизу. Она была блестящей девушкой, носила мини-юбки, проводила почти все свое время в компании юнцов на мотоциклах, непрерывно слушала одни и те же рок-композиции и тратила столько туши на подводку, что становилась похожей на больного енота. Но Мартин не винил ее: Луизе потребовалось очень много времени, чтобы поправиться после падения с лошади, а теперь она была совершенно здорова, и ее переполняло желание обнять весь мир.
Мартина ни в коем случае нельзя было назвать отсталым или старомодным. На прошлой неделе, когда в «Беседку» зашли поужинать Джон Леннон, Пол Маккартни и еще несколько исполнителей, он не мог удержаться и периодически взволнованно выглядывал в зал через круглое окошко кухонной двери. К его огромному удовольствию, оба члена группы «Битлз» съели все до последнего кусочка. Мартин подумал, что надо будет обязательно рассказать об этом Клэр, ведь они скоро увидятся.
Несмотря на то, что он вполне утешился благодаря своей жене, дочери и профессиональным успехам — о нем и его ресторане писали в самых разных газетах и журналах, а вскоре он собирался выпустить поваренную книгу под названием «Рецепты из „Беседки“», — ему часто казалось, что он грезит наяву. Его спящее «я» находилось в Англии, в то время как настоящее, живое, активное бродило по узким итальянским улочкам вместе с Клэр.
Френсис мирилась с ежегодными поездками Мартина в Лонгвуд-Фолс, хотя они ей никогда не нравились. Она знала, что встречи были совершенно невинными, но продолжала переживать, и у нее были на то причины. Мартин бесконечно радовался возможности увидеть Клэр. Именно этот день делал его по-настоящему счастливым и живым. Был бы он так же счастлив, если бы они все время были вместе? Трудно сказать. Перед отъездом Мартина Френсис всегда позволяла себе немножко пожаловаться. Вот и в этот раз она села перед маленьким зеркалом, стоявшим на туалетном столике в их спальне, приподняла свои густые тяжелые волосы (длинная коса, которую она носила, когда они только познакомились, сменилась элегантным шиньоном) и спросила:
— Неужели она настолько красивее меня? Неужели это так?
— Нет, — ответил Мартин, складывая все необходимое в портфель и небольшую сумку для поездок. — Вовсе нет.
— Значит, она умнее, — продолжила Френсис.
— Она даже в колледж не ходила, — отозвался Мартин. — А ты закончила философский факультет Кембриджа.
Френсис тихо фыркнула.
— Это, конечно, очень помогло мне в дальнейшем, — сказала она. — Тяжело философствовать, делая покупки в «Хэрродсе».
