– Сержант, пиши тысячу пятьсот винтовок и пошли к следующему ряду. И, как карабины заметишь, обязательно мне скажи!
– Так точно, товарищ старший лейтенант!
Наткнувшись на стопку карабинов образца 1938 года, я провел похожие вычисления и определил, что в ней немцы уместили двести единиц.
Всего мы насчитали одиннадцать «поленниц» винтовок и четыре – карабинов, то есть около трех с половиной тысяч стволов! Нам за глаза хватит и четверти такого количества.
Я отправился к Фермеру, но тут меня окликнули:
– Товарищ командир, разрешите обратиться? – Это был тот самый худосочный артиллерист, вместе с которым мы немецкого унтера-громилу в лагере гоняли, хотя это как посмотреть – может, это он нас гонял.
– Да, слушаю вас, товарищ красноармеец.
– Товарищ командир, можно я с того немца сапоги сниму? Они по размеру как раз, а то у меня нету…
– Да, разрешаю! И остальным скажите, чтобы в таких вопросах сейчас не церемонились.
– Товарищ командир, а это мародерством не посчитают? А ты вы в лагере тогда упоминали…
– В данном случае – это законный трофей, так что не переживай, боец! И вот что еще – как обуешься, сбегай к товарищу Чернявскому и передай ему, чтобы людей вооружал. Вот здесь, – я показал рукой, – карабины. Пусть по две штуки каждому выдает. Понял?
– Так точно, товарищ командир! – Лицо артиллериста осветила радостная улыбка.
А вот с автоматическим оружием нам повезло гораздо меньше – нашли всего двенадцать «СВТ» и одну «АВС» [7] со здоровенным набалдашником дульного тормоза на стволе. Да вдобавок примерно половина из них была повреждена. Автоматов же не было вовсе, скорее всего их зольдатики для себя придержали.
Двадцать два «ручника» порадовали меня значительно больше «максимов», хотя Емеля и гундел что-то про нехватку магазинов и ЗИПа [8].
– Антон, товарищ старший лейтенант, ну что же делать-то? Вон у того «дегтяря» приклад расколот и прицел погнут, даже отсюда видно… – ворчал он, перебирая оружие. – А этот вообще танковый, где мы диски носить будем?
– Не ной, сержант. Надо будет – сошьем или вон, в противогазной сумке таскать будем. Всяко удобнее, чем с пехотными «блинами» возиться. Пойдем, патроны пока посчитаем.
Когда мы дошли до той части склада, где немцы сложили боеприпасы, на территории народу прибавилось – наконец подтянулись из леса бывшие пленные. Первым делом они подходили к своему командованию в лице военного прокурора Чернявского и двух пехотных командиров – капитана Никифорова и лейтенанта Старцева и получали оружие. Даже отсюда мне было видно, как приободрялись люди, менялась их осанка, пластика движений, становились звонче и громче голоса. «А ты что хотел? Человек в форме и без оружия может быть кем угодно, а в форме и с оружием – солдат, воин!» Был и еще один момент, радовавший лично меня, – почти все освобожденные, для кого у нас нашлось оружие или кого удалось вооружить трофейным, сейчас находились в засадах на подступах к сортировочному пункту, а чем больше людей получали в руки винтовки, тем большую проблему для нечаянно забредших сюда немцев мы представляли.
Патроны педантичные немцы разместили под специальными навесами, хотя что им, в жесть запаянным, сделается? Я принялся считать ящики с винтовочными патронами и дошел до сорок третьего, когда на меня, потрясая в воздухе стандартным ящиком, в какие у нас в стране упаковывают патроны, налетел радостный Несвидов:
– Антон! Товарищ старший лейтенант, есть! Нашел!
Надписи «7, 62П ГЛ» и «2304 шт.» на стенке не оставляли никаких сомнений в его содержимом.
– Это хорошо, Емельян! А то у меня едва половина диска после сегодняшних плясок осталось. А ты, однако, здоров – ящиком размахиваешь, будто ничего не весит!
Действительно, если с винтовочно-пулеметными патронами у нас особых проблем не было, то «тэтэшные» с определенного момента были в дефиците. Два автомата и пять пистолетов под этот патрон после начала активных действий расстреляли практически все наши запасы.
– Это я от радости, товарищ Окунев. Там еще два таких стоит. Их немчура отдельно поставила. Еще и нагановских два ящика и три с винтовочными «Б-32» [9]! Бронебойными!
– Круто! – этим новостям я обрадовался не меньше, чем предыдущей. – А простых тут не меньше чем семь десятков ящиков. Позови пару бойцов, пусть вскрывают простые и народу раздают, а этот давай сюда, пока ходить будем, диск добью.
– Фермер Арту, – я поспешил поделиться хорошими новостями с командиром.
– В канале, – голос Саши был озабоченным, но не недовольным. – Что у тебя?
– Патронов хоть… на зиму соли, – несколько смягчил я первоначальный вариант сообщения. – Винтовочных семьдесят ящиков с простой пулей, три ящика бронебойных и три ящика для «ТТ»!
– Некисло! Больше шестидесяти тысяч только «мосинских», – влет прикинул Саша. – Там шмоток никаких нет? «Сидоров», подсумков? Не в карманах же все это выносить…
– Я поищу. Это все?
– Пока да.
Вскрыв ножом ящик, я вытащил несколько завернутых в вощеную бумагу упаковок патронов, но потом решил не продолжать – карманы оттопырились, да и потерять недолго.
В наушнике раздался голос Алика:
– Здесь Тотен. У нас гости: две подводы с барахлом и при них четыре немца. Командир, брать нам?
– Отставить! – немедленно ответил Саша. – Пропустите их, у нас как раз транспорта не хватает.
Взгляд со стороны. Тотен
«Наконец-то, настоящее дело!» – это было первое, что пришло в голову, когда «герр командер» объявил, что я буду старшим в одной из групп прикрытия. Достала меня бумажная работа конкретно! В будущем с договорами и соглашениями возился, на войну попал – все та же бодяга…
Я понял, что где-то даже завидую Антону, постоянно попадающему во всяческие переделки.
Плохо только то, что под начало мне дали «новеньких», фактически я единственный из «Котов», кто на этом участке оказался. И, несмотря на одобрительное Сашино: «Давай, не дрейфь! Тут твоя рассудочность и обстоятельность нужнее…», нервничал я страшно. Командовать тремя десятками воевавших, битых жизнью людей мне, вчерашнему офисному работнику, даже в армии не служившему…
Но приказ, он и в Африке приказ. Первым делом мне пришлось хоть как-то распределить скудный запас оружия между своими бойцами. Себе я оставил «МГ-34», а «ЗБ-26» [10] сплавил одному из бывших пленных, хорошо, по его словам, обращавшемуся с «дегтярем». Чешский пулемет мне откровенно не нравился, несмотря на надежность и простоту устройства. Во-первых, бесило идиотское расположение магазина. Воткнутый сверху, он наглухо перекрывал для обзора сектор «с часа до полтретьего», а во-вторых, двадцать патронов – по моим меркам, просто смешно. От «игрушечных» привычек с принятыми там «короткими, пристрелочными очередями на пятьдесят шаров» я уже отошел, но необходимость замены магазина каждые полминуты раздражала. А «эмгач» уже стал родным и близким, да и ленты я сцепил так, что сотни полторы патронов всегда готовы «порадовать» противника. Емельян мне даже специальную торбу сшил.
Оказавшись на месте, я, поминутно мысленно сверяясь с «заветами Фермера», определил наилучшие места для стрелков и «нарезал» сектора. К немалому моему удивлению, никто из подчиненных, хотя среди них были пехотный старший лейтенант и несколько сержантов, мои действия не осудил и не оспорил. Поверить, что они еще хуже меня разбираются в вопросе, было сложно, и я решил, что все сделал правильно. Распихал народ по позициям и обговорил со всеми условные знаки, благо в программу наших страйкбольных соревнований несколько лет подряд входили соревнования по передаче сообщений жестами. Ты смотришь в бинокль, а твой товарищ по команде передает тебе текст, выданный организаторами. С числами от одного и до нескольких тысяч, направлениями, расстояниями и прочим. Редко когда при передаче ошибались. Семь строк текста за сорок секунд иной раз передавали. Так что с этим особых проблем не возникло, тут именно бывалость народа помогла. После такой подготовки я приготовился скучать, уж что-что, а это мы делать умеем. Моя страйкбольная карьера как раз с суточного сидения в двухместном окопе началась.