Со всей любовью Фред +++».
В мае все яблони стояли в цвету, так что свадьба у них была яблоневый цвет, что в тех краях считается верной приметой цветущих дней. После свадьбы они поехали автобусом в городок – забрать фургон, оставленный на конском дворе. По дороге Фред попросил Рози обождать и нырнул в кондитерскую, откуда появился с огромной коробкой шоколадных конфет. Рози от счастья вся расплылась в улыбке.
– Это мне? – спросила она.
– Ага, – ответил он, – а ты отдашь ей, как только она тебя увидит. Она за них душу отдаст. Я хочу, чтоб вы с ней как следует подружились.
– Хорошо, – сказала Рози, у которой было самое доброе сердце на свете.
Через минуту они свернули во двор; вот и фургон.
– Ах, какая прелесть! – воскликнула Рози.
– Сейчас ты ее увидишь, – произнес Фред. На звук его голоса изнутри отозвались пронзительным визгом.
– Вот и мы, старушка, – возгласил Фред, открывая дверцу. – Со мной подруга, будет помогать за тобой ухаживать. Смотри-ка, что она принесла, – тебе понравится.
Рози увидела свинью средних размеров – телесного цвета, чистую, в роскошном ошейнике. Глазки у свиньи были маленькие и довольно сметливые. Рози поднесла конфеты; их приняли без шумных изъявлений признательности.
Фред впряг старую лошадку, и вскоре они уже тряслись на запад, взбираясь на пологие холмы. Рози сидела с Фредом на козлах; Мэри наслаждалась послеполуденным сном. Там, где на макушке дальнего холма дорога разделяла лес, небо в просеке начало быстро алеть. Фред свернул на зеленую тропинку, и они расположились на ночевку.
Он разжег печурку, Рози поставила на огонь картошку, начистить которой пришлось изрядно, – у Мэри, судя по всему, аппетит был отменный. Рози сунула в духовку исполинский, рисовый пудинг и быстренько приготовила все остальное.
Фред накрыл стол на три прибора.
– Однако, – заметила Рози.
– Что такое? – откликнулся Фред.
– Она что, сядет с нами за стол? – спросила Рози. – Это свинья-то?
Фред покрылся смертельной бледностью и поманил ее из фургона.
– Не смей так говорить, – произнес он. – Если будешь так говорить, она ни в жизнь к тебе не привяжется. Ты что, не видела, как она на тебя посмотрела?
– Еще бы не видела, – ответила Рози. – И все-таки… Впрочем, ладно, Фред. Вообще-то мне все равно. Просто показалось, что не все равно.
– Сама убедишься, – продолжал Фред. – Ты думаешь об обычных свиньях, но Мэри другая.
Мэри и вправду оказалась сравнительно опрятным едоком. Тем не менее она раз или два бросила на Рози из-под блестящих соломенных ресниц какой-то загадочный взгляд. Рисовый пудинг она не без презрения развалила пятачком.
– В чем дело, старушка? – поинтересовался Фред. – Мало сахару положили? Ничего, простим ей по первому разу.
Довольно сердито рыгнув, Мэри устроилась на своей койке.
– Давай выйдем поглядим на луну, – предложила Рози.
– Да можно бы себе позволить, – согласился Фред. – Мэри, мы на минуточку, только дойдем до калитки в конце тропинки.
Мэри мрачно хрюкнула и повернулась рылом к стенке.
Дойдя до калитки, Рози и Фред остановились и облокотились на нее. С луной хотя бы все было в порядке.
– Как-то непривычно чувствовать себя замужней и вообще, – нежно сказала Рози.
– По мне, так ничего особенного, – заметил Фред.
– Помнишь крестики, что ты тогда нарисовал в пыли на дороге? – спросила она.
– А как же, – ответил он.
– И те, что рисовал в письмах?
– Все до единого и каждый в отдельности.
– А ведь они означают поцелуи, – заметила Рози.
– Говорят, – отозвался Фред.
– А ведь ты меня еще ни разу не поцеловал, как мы поженились, – сказала Рози. – Тебе что, не нравится?
– Нравится, – ответил Фред. – Только уж и не знаю…
– Чего? – спросила Рози.
– Я какой-то чудной становлюсь, когда тебя целую. Словно хочется…
– Чего?
– Не знаю, – сказал Фред. – Не пойму, то ли хочется мне всю тебя проглотить, то ли еще чего.
– Как говорят, попробуй – поймешь, – предложила Рози.
Последовала блаженная минута. Но в самый разгар поцелуя из фургона донесся пронзительный визг. Фред подскочил, словно его подстрелили.
– О Господи, – закричал он, – она не понимает, в чем дело. Иду, старушка! Иду! Ей, понимаешь, время спать ложиться. Бегу тебя укрывать!
Мэри покапризничала, однако позволила себя укутать. Рози присутствовала при этой церемонии.
– Давай-ка тушить свет, – сказал Фред. – Ей нужно много спать, потому как она мозгами работает.
– А нам где спать? – осведомилась Рози.
– Я с утра еще постелил тебе койку помягче, – ответил Фред. – А сам завалюсь под фургоном. У меня там целый мешок соломы.
– Но… – пролепетала Рози. – Но…
– Что «но»? – спросил он.
– Ничего, – ответила она. – Не важно. Они улеглись. С пару часов Рози пролежала без сна, отдавшись своим мыслям. О чем она думала – этого я не знаю. Может быть, о том, как мило, что Фред все эти годы жил такой простой, такой скромной и одинокой жизнью, но вот, поди ж ты, столько знает о всякой всячине, а в то же время и невинен, и никогда не путался с дурной компанией… Нет, решительно не могу догадаться, о чем она думала.
Наконец она задремала – лишь для того, чтобы через минуту ее разбудил рев адских волынок. Она в ужасе подпрыгнула на койке. То была Мэри.
– Что такое? Что случилось? – возопил Фред из-под пола на манер призрака в «Гамлете». – Налей ей молока.
Рози налила ей полную, миску. Пока Мэри лакала, она прекратила свой бесовский шабаш, но стоило Рози задуть лампу и снова улечься, как та завизжала раз в сто похлеще. Под фургоном раздался грохот, и в дверях появился Фред – полураздетый, с соломой в шевелюре.
– Меня ей подавай – и все тут, – произнес он с отчаянием.
– Ты… может, ты ляжешь здесь? – спросила Рози.
– Что? А ты будешь спать под фургоном? – поразился он.
– Да, – ответила Рози, правда не сразу. – А я буду спать под фургоном.
Фреда захлестнули благодарность и угрызения совести. Рози не могла не преисполниться к нему жалости. Она даже ухитрилась ему улыбнуться, прежде чем отправилась под фургон досыпать на мешке с соломой.
Утром она встала в несколько подавленном настроении. Они приготовили для Мэри грандиозный завтрак, после чего Фред отвел Рози в сторонку.
– Послушай, – сказал он ей, – так не пойдет. Не могу я, чтоб ты спала у меня на земле хуже последней цыганки. Я скажу, что я надумал. Я надумал снова взяться за акробатику. Когда-то я хорошо на ней зарабатывал, и мне она была по душе. Ходьба на руках, двойное сальто, чуть-чуть фокусов – публике нравилось. Только я давно этим не занимался – времени не было, приходилось о Мэри заботиться. Но если ты возьмешь заботы о ней на себя, мы сможем давать двойные представления и быстро подзаработаем. И тогда…
– Что тогда? – отозвалась Рози.
– И тогда я смогу купить для тебя прицеп.
– Хорошо, – сказала она, отворачиваясь, но тут же повернулась к нему, вся покраснев. – Может, ты много знаешь про свиней, – бросила она с горечью, – и про сальто, и про фокусы, и про корзины и веники и уж не знаю про что еще. Но об одном ты не знаешь.
С этими словами она ушла и выплакалась за плетнем. Немного погодя она взяла себя в руки и вернулась к фургону. Фред показал ей, как устраивать Мэри утреннее купанье, после него удалять щетину – мучительная для рук процедура, – затем втирать крем для лица «Клеопатра», причем не только в рыло, потом пудрить и в довершение всего красить и покрывать лаком копытца.
Твердо настроившись не ударить в грязь лицом, Рози преодолела отвращение и вскоре освоила все эти – навыки не хуже заправской горничной. Поначалу она вздохнула с облегчением, когда избалованная свинья милостиво допустила ее до своей персоны. Но потом Рози заметила в ее глазках злорадство.
Впрочем, раздумывать об этом ей было недосуг. Не успели завершить утренний туалет, как пришло время готовить чудовищный обед. Откушав, Мэри совершала променад – кроме суббот, когда давались дневные представления, – а после прогулки ложилась отдыхать. Как объяснил Фред, свинья любила, чтобы в это время с ней разговаривали и чесали спинку. Мэри вполне определенно дала понять, что спинку отныне надлежит чесать основательно. Затем шел массаж, за ним чай, потом еще одна маленькая прогулка или вечернее представление, в зависимости от обстоятельств, после чего наступало время готовить ужин. К ночи Рози бывала рада повалиться на свой тощий соломенный тюфяк.
