Забившись в щель плюшевого сиденья. Гей погрузился в хмельной сон, а проснувшись несколько часов спустя, испытал привычное всякому пьянице легкое чувство стыда. Было раннее утро, Рози и ее спутник исчезли, зал опустел, и поживиться, судя по всему, было нечем. Гей стал с нетерпением ждать открытия кинотеатра, ибо аппетит у него был превосходный. Наконец двери открылись, в зал потянулись зрители, и на сиденье, где скрывался Гей, плюхнулся какой-то бледный юнец, который сначала нетерпеливо ерзал, а потом, когда фильм начался, тяжело вздохнул. Почесав передней ножкой хоботок подобно тому, как пьяница облизывает губы, прежде чем пропустить стаканчик вина. Гей забрался юнцу под жилет и, не потрудившись даже прочесть перед едой молитву, приник к коже своего нового кормильца между четвертым и пятым ребром, в том месте, где напиток чист и свеж, как нигде.
Если воспользоваться метафорой Данте, сравнившего горячую кровь возлюбленного со старым выдержанным вином, то тогда напиток, который сосал сейчас Гей, был по меньшей мере водкой или абсентом. Наглотавшись досыта этой жгучей влаги, Гей тут же начал задыхаться, мычать и закатывать как сумасшедший глаза; он так отяжелел, что запутался в рубашке молодого человека и не смог вовремя выбраться наружу, чтобы хоть одним глазком взглянуть на экран, где в это время крупным планом показывали кинозвезду Блинду Блайт – самую знаменитую и самую прекрасную женщину на свете, предмет всеобщего обожания и преклонения.
Посмотрев на экран, Гей уподобился тому сказочному герою, что залпом осушил чашу с любовным напитком. Кровь бледного юнца, которую он только что отведал, закипела в его жилах; он почувствовал, что сходит с ума от любви; при виде этой нежной, шелковой кожи его разгоряченный хоботок стал мучительно чесаться и зудеть; Гей рыдал, смеялся и снова рыдал, а затем начал вдруг как безумный сочинять стихи, ибо бледный юнец был поэтом – в противном случае разве мог бы он стать столь пылким возлюбленным?! Иными словами, у нашего героя это была любовь с первого взгляда; еще ни один клоп никогда никого так не любил, ни перед кем так не преклонялся, ни к кому не питал такой страсти, как Гей 0'Лири к мисс Блинде Блайт. (За исключением, пожалуй, лишь того насекомого, мадам, которое воспользовалось моим гостеприимством в прошлый четверг, когда вы проезжали мимо на своем лимузине.) Скоро – увы, слишком скоро – фильм кончился, и бледный юнец доставил Гея к себе домой. Ночь наш герой провел в меблированной комнате юного поэта, сидя на его пиджаке и заглядывая ему через плечо в иллюстрированный журнал, который тот с жадностью изучал. Время от времени Гей утолял аппетит тем самым жгучим напитком, который и возбудил в нем испепеляющую страсть к кинозвезде. Другие клопы, а также прочие насекомые питались из того же источника, что и наш герой. Пиршество продолжалось всю ночь, однако хозяин был так увлечен фотографиями в журналах, что на укусы не реагировал и даже забывал чесаться, чем и воспользовались насекомые, которые, пренебрегая опасностью, устроили форменную вакханалию. К утру комната бедного поэта являла собой форменный притон курильщиков опиума: одни клопы валялись по углам, обливаясь пьяными слезами и проклиная судьбу; другие, грязные, неопрятные, лежали, предаваясь самым безудержным грезам; третьи попадали с окон или утонули в чашке с водой. А многие, обезумев от страсти, упрямо тыкались своими хоботками в глянцевые фотографии Блинды Блайт, висевшие над камином и на перегородке.
Гей, как и его товарищи, всю ночь пил без просыпу и насосался пьянящей влаги сверх всякой меры; однако его, в отличие от остальных насекомых, не развезло: не зря же он провел всю свою юность на пышной, девственной груди прелестного отпрыска древнего и непокорного ирландского рода! Когда забрезжил рассвет, дерзкий план Гея 0'Лири созрел окончательно. Пробудившись от тяжелого сна, поэт поднялся, сочинил, присев к столу, несколько строк и отправился в закусочную завтракать, а Гей пристроился на тулье его шляпы и стал ориентироваться по солнцу.
Сначала поэт передвигался по городу в западном направлении, и Гею было с ним по пути, но как только молодой человек в поисках чашки кофе и булочки свернул, миновав несколько кварталов, на север, наш герой скатился с его шляпы на тротуар и пустился, с бешеной прытью перебирая ножками, в далекое путешествие. Чтобы добраться до Западного побережья, ему предстояло преодолеть три тысячи миль, однако Гей не отчаивался: когда мог, пользовался попутным транспортом, хотя за городом эта возможность представлялась ему все реже и реже. Пыль забивалась Гею в глаза, слабые ножки, привыкшие ступать по нежной коже Рози 0'Лири, были сбиты грубым асфальтом в кровь – и тем не менее в лучах огненно-красного солнца, опускавшегося за далекими горами, видно было, если, конечно, хорошенько присмотреться, как по шоссе, хромая, семенит крошечная фигурка нашего смельчака.
На долю Гея 0'Лири, шедшего через прерии, пустыни и горы, выпало немало тяжких испытаний и самых невероятных приключений, прежде чем он, возмужавший, несколько постаревший и порядком исхудавший, вступил наконец в Голливуд. К чести нашего героя следует сказать, что исхудал он не столько из-за чудовищных лишений, сколько по причине поистине рыцарского аскетизма, которому он сам себя подверг. Боясь, как бы не в меру затянувшаяся трапеза пагубноне сказалась на его настроении и далеко идущих планах, Гей приучил себя по дороге довольствоваться всего одним-двумя глотками за исключением тех случаев, когда он был на сто процентов уверен, что его «кормилец» является столь же ревностным поклонником Блинды Блайт, как и он сам.
Добравшись до Лос-Анджелеса, Гей первым делом отправился на Голливуд-бульвар в поисках всемирно знаменитого Китайского театра. У входа он опустился на одно колено и благоговейно ткнулся хоботком в исторический асфальт, на котором запечатлелся крошечный след самой прелестной на свете ножки. Проезжавший мимо продюсер своим наметанным взглядом подметил этот рыцарский жест, и ему в голову тут же пришла идея сделать совершенно новую инсценировку «Сирано де Бержерака». Что же касается Гея, то он, засвидетельствовав таким образом почтение своей возлюбленной, взобрался на пухлое плечико какой-то совсем еще юной, начинающей голливудской звезды, подкрепился и стал думать, как бы ему увидеться с обожаемой Блиндой.
Сначала ему пришла в голову мысль свести знакомство с несколькими праздношатающимися, ленивыми и несостоявшимися голливудскими клопами и выведать у них, какой прачечной оказывает честь своим тончайшим бельем кинозвезда, дабы затем, на манер Клеопатры, явиться ей, завернувшись в какой-нибудь интимнейший предмет ее туалета. Однако, пораскинув мозгами, 0'Лири счел этот план несостоятельным: входить к любимой женщине с черного хода было не в его правилах. В следующую минуту он чуть не поддался сильнейшему искушению спрятаться за обшлаг какому-нибудь безумному любителю автографов и, как Фэрбенкс, прыгнуть на Блинду, когда та будет ставить свою подпись в блокноте. «Броситься на нее! – распалившись, бормотал клоп себе под нос. – Настоять на своем, невзирая на ее истошные крики и сопротивление! Впиться своим алчущим хоботком в ее нежную эпидерму!» Однако по природе своей Гей 0'Лири вовсе не был жестоким и вероломным насильником; существо мужественное и честное, он хотел, чтобы Блинда относилась к нему как к равному. Вместе с тем наш герой не мог, естественно, не сознавать, какая огромная пропасть простирается между бедным, никому не известным клопом и богатой и знаменитой кинозвездой. Как это ни было для него мучительно, Гей полностью отдавал себе отчет и в том, что их разделяет к тому же расовый барьер. Но Гей 0'Лири был не из тех, кто пасует перед препятствиями. «Барьеры для того и созданы, чтобы их преодолевать! – воскликнул он. – Я должен заставить Блинду относиться ко мне с уважением. Но, с другой стороны, кто я такой, чтобы меня уважали?!» И тут внезапно его осенило: «Кто я такой? Такой же артист, как и она, черт возьми! Выступают же блохи в цирке, бывают тараканьи бега, а чем клопы хуже?! Между прочим, нет ни одной труппы бродячих актеров, которую бы не сопровождали целые толпы моих крохотных живучих соплеменников!» Итак, решение было принято, и теперь следовало лишь, как говорится, «заявить о себе». Действовать через доверенное лицо Гей не хотел, рекламные агенты внушали ему подозрение, а потому оставался единственный путь: присоединиться к многочисленным статистам, которые обивали пороги киностудии Блинды Блайт в надежде получить какую-нибудь бросовую роль. Что ж, фортуна, как известно, улыбается смелым, и не прошло и месяца, как из студии вдруг выскочил помощник режиссера и взволнованным голосом прокричал статистам: – Эй вы, у кого-нибудь из вас есть клопы, признавайтесь! Клоп нужен до зарезу!
