Хотя о королевстве говорить уже трудно. Начиная с 1273 г. христианская территория ограничивается городами Акрой, Триполи, Берофой и Тортозой, приморскими замками Атлитом и Сайетой, принадлежащими тамплиерам, Маргатом - госпитальерам и Монфором - тевтонским рыцарям. Серией молниеносных кампаний Бейбарс урезал королевсгво; Яффа, Цезарея и Арсуф были потеряны на юге, княжество Антиохийское уничтожено на севере. Проходя Сирию из конца в конец, грозный султан захватил Бофор и Салеф, Кастельблан и Крак. Его смерть в 1277 г. и два года спора вокруг наследства дали короткую передышку христианам. Равнина вокруг Акры была разграблена сарацинскими набегами. И перед этой смертельной опасностью пулены не находят ничего лучшего, как истреблять друг друга из-за фьефов или уже не существующих титулов.
Трудно найти путеводную нить в политической и генеалогической путанице этой эпохи, где сменяют друг друга на краткий срок поколения, быстро созревшие и быстро скошенные. Генрихи сменяют Гугонов на троне Кипра. Боэмунд наследует Боэмунду в графстве Триполи, где правящая фамилия все еще титулует себя "князьями Антиохийскими". Чаще всего какой-нибудь Жан или Бальан д'Ибелен выполняет функции регента при малолетнем короле, проживая на Кипре. Народ не испытывает физического ослабления; почти все, по словам их хронистов, прекрасны лицом и рослые телом.Но для следующих поколений они бесцветные, жалкие и бессознательные существа рядом со старым рыцарством Святой Земли. Возможно, слишком длительное пребывание на Ближнем Востоке изменило - глубоко к худшему - франко-норманнский характер, потерявший прекрасные черты ума и верности. Ибо вырождение последних поколений проявляется в неописуемом смешении мелочных ссор и корыстных причин, вызванных отсутствием элиты, способной на разумную политику. Среди этих марионеток один Гийом де Боже являет фигуру государственного мужа.
Интерьер, в котором двигаются эти эфемерные существа, становится все более и более пышным; все богатства и все народы Востока и Запада можно встретить на сирийском побережье. Пулены, уже отмеченные роком, щеголяют на праздниках и блестящих поединках. Когда Генрих II Кипрский прибыл в Акру короноваться, "они праздновали пятнадцать дней в одном месте Акры, называемом Приют Госпиталя Святого Иоанна, там, где был один очень большой дворец. И праздник оказался самым красивым, какие только знали за сто лет праздников и состязаний. И изображали Круглый стол и королеву Женской Страны [амазонок], то есть рыцарей, одетых дамами, и состязались они вместе, а потом стали монашенками, которые были с монахами и состязались одни с другими; и представляли Ланселота, и Тристана, и Паламеда, [*2] и много других прекрасных, очаровательных и веселых игр <...>" [491] Эти игры Круглого стола происходили в тени трагедии, более горестной, чем смерть Артура.
На трон Иерусалима всегда было два кандидата, хотя королевство едва существовало. Династия Гогенштауфенов угасла вместе с Конрадином и Манфредом, умершими на Сицилии; но девица Мария, внучка Амальрика Лузиньяна и Изабеллы Иерусалимской, заставила оценить свои права в противовес королевской династии Кипра. На Лионском Соборе 1274 г. она потребовала корону, потом отказалась от своих претензий в пользу Карла Анжуйского, брата Людовика Святого, которому Урбан IV уже пожаловал королевство Сицилийское, чтобы создать там соперника Гогенштауфенам. Зная кипрских Лузиньянов как абсолютно неспособных правителей. Боже и его тамплиеры поддержали Карла Анжуйского. Магистр принадлежал к высшей французской знати и имел точки соприкосновения с королем Сицилии, которого он должен был посещать как командор ордена Храма в Апулии. Для него не осталось незамеченным, что Карл Анжуйский, руководствуясь исключительно интересами своего Сицилийского королевства, направил крестовый поход 1270 г. на тунисский берег, где и умер Людовик Святой, но он знал Карла как человека очень энергичного, хладнокровного и честолюбивого, который многое мог бы сделать для Святой Земли, как только его личные интересы вступили бы в игру. Возможно даже, что Боже, присутствовавший на Лионском Соборе, определенным образом направил "дарение" принцессы Марии, ибо немногое из помощи, достигавшее христиан Востока, прибывало к ним из Франции. Но Карл Анжуйский, захваченный войной в Сицилии, никогда не обратился к земле за морем и оказал лишь немного внимания признанному за ним Иерусалимскому королевству, покуда сам Боже не оставил всякую надежду в этой области и не признал Генриха II Кипрского как короля Иерусалимского в 1285 г.
Ломбардская война залила кровью все восточное Средиземноморье. Изгнанные из Акры, генуэзцы укрылись в Тире; генуэзские флотилии курсировали вдоль сирийского берега в поисках своих венецианских, пизанских и пьомбинских соперников. В то же время все эти фрахтовщики поддерживали интенсивную торговлю с Александрией, которая была складом товаров из Индии. Примирив политические страсти Святой Земли с политическими коллизиями Запада, тамплиеры снова обрели союзниками генуэзцев. Гийом де Боже всеми силами поддерживал нейтралитет, и Замок Паломника предоставлял убежище также пизанцам и пьомбинцам, которые могли сюда причаливать без опасений.
К началу своего магистрата Боже позволил втянуть себя в кровную вражду князей Антиохийских с сеньорами де Жибле из семьи д'Амбриак генуэзского происхождения. Тамплиеры поддерживали д'Амбриаков и вели открытую войну с Боэмундом VII Антиохийским. Одновременно они покровительствовали своему собрату, архиепископу Триполи, в борьбе против дурных поступков Боэмунда. Правда, "люди князя и сам он, будучи молодым, причиняли много неприятностей людям ордена Храма, и даже самим братьям говорили мерзкие слова, которых ранее те и не слыхали <..>", [492] что не располагало их в пользу Боэмунда. Но по мере того, как продолжалось его магистерство - а Боже управлял орденом Храма в течение восемнадцати лет, - он силился унять непростительные распри между христианами и заставить их понять опасность, в которой они оказались, в сущности, из-за собственной беспечности. Жерар Монреальский показывает его нам всегда в роли посредника.
Когда король Генрих Кипрский прибыл в Акру в 1285 г. для коронации, представитель Карла Анжуйского вооружил замок против киприотов.
При этом магистр ордена Храма, магистр Госпиталя и магистр Немцев, все трое были там, в Храме, и совсем не вышли навстречу королю [Кипра] принять его; и так поступили они на основании того, что они - монахи, и не пожелали потрудиться над этим делом, чтобы не вызвать неудовольствия какой-либо стороны. Однако, когда они увидали <...> что копья и стрелы извлечены с одной и с другой стороны и что у людей в замке были метательные снаряды для машин, и что великая опасность могла бы возникнуть, все трое вышеназванных магистра отправились туда, где в церкви был король; они выказали ему великую радость и поговорили с ним, и отправились в замок и поговорили с сиром Эдом Пельшьеном [представителем короля Сицилии] и привели дела к тому, что он пообещал передать замок трем орденам <...> [493]
Немного позже, когда генуэзский флот объявился у Акры и захватил пизанских рыбаков, рожденных в Сирии - "пизанских пуленов", - командор ордена Храма брат Тибо Годен "милостиво попросил за бедных рыбаков, которых они захватили, и они отослали их". Потом "монсеньор магистр" сам прибыл в Акру, где пизанцы и пьомбинцы вооружали свои галеры, чтобы защищать порт. Гийом де Боже отправился переговорить с генуэзцами "и просить их вернуться <...> и магистр им сказал, что пизанцы и венецианцы пообещали ему не выходить из порта, пока он им не привезет ответа <...>" Но его посредничество не помешало морской стычке, которая закончилась в пользу генуэзцев. Немного позднее, во время новой атаки генуэзских галер, "ордена Храма и Госпиталя, и бароны попросили их адмиралов уйти, потому что дело, которое они творили, было гнусным [по отношению] к христианству и опасным"; на этот раз их вмешательство оказалось эффективным. [494]
