Без ведома Горбачева член ЦК Валентин Фалин расширил список вопросов и добавил к ним «личные размышления», и Португалов тоже озаботился тем, чтобы ввести в игру формулировки, которые не были одобрены сверху. В разговоре речь шла о будущих перспективах, звучали такие термины, как «новое единство», «воссоединение» и «немецкая федерация». Тельчик пропустил мимо ушей, что речь шла еще и о выходе из НАТО, но «воссоединение»? «Я был как будто наэлектризован», — вспоминает советник канцлера: «После этого разговора я тут же беседовал с канцлером, сказав ему, что если это правда, что советское правительство обсуждает такие вопросы, тогда у нас не остается никаких причин, чтобы не поддержать эту тему явно» — и смотри-ка: «Португалов нечаянно стал спусковым крючком для плана из десяти пунктов, благодаря которому канцлер добрался до вершины своего развития». Судьба имеет много лиц.
23 ноября состоялась встреча ближайших сотрудников Коля в канцлерском бунгало, среди них были министр канцлерства Зейтерс, Хорст Тельчик, Эдуард Акерман, руководитель службы написания речей, Норберт Приль, Юлиана Вебер и Вольфганг Гибовский из исследовательской группы по выборам. Была поднята тема о «безобразной работе федерального правительства с общественностью». Коля гораздо больше интересовал конкретный план движения к единству, по пунктам. Тельчик ратовал за «освободительный удар». Зейтерс был настроен скептически, Коль отдал распоряжение, чтобы под руководством Тельчика была разработана концепция, но никто, «даже внутри правительства», не должен знать об этом.
Министр канцлерского ведомства Зейтерс, поддерживаемый со знанием дела своими служащими, высказал сомнения, что нужно так торопиться, кроме того, нужно было бы проконсультироваться с членами Альянса.
Так выкристаллизовались разные типы советников в окружении канцлера. Например, карьеру Тельчика всегда можно было рассматривать в связи со становлением Коля. Успех одного был удачей другого — уже со времени и Майнце. И Тельчик видел решения только под углом зрения Коли. «Классические» ведомственные служащие и профессиональные дипломаты в окружении канцлера имели, понятным образом, другой подход. Они постоянно имели в виду интересы и других задействованных актеров.
Поэтому в процессе объединения Коль прежде всего делал ставку на своих самых близких поверенных — на Тельчика и Шойбле. Под руководством Тельчика был создан эскиз плана из десяти пунктов, который в субботу, 25 ноября 1989 года, шофер привез в Оггерсхайм. После этого в резиденции канцлера состоялась более чем редакторская правка, набросок был заточен под цели внутренней немецкой политики — несмотря на то что в мемуарах Тельчика участие канцлера практически не упомянуто.
Коль спорил об этом предложении с друзьями, присутствующими братьями-священниками Рамштеттер из округа Пфальц, а в заключение позвонил Рупергу Штольцу. Супруга Ханнелоре в конце концов перепечатала программу заново на портативной пишущей машинке. Окончательная формулировка последнего пункта была сделана в понедельник утром в канцлерстве в присутствии Эрнста Альбрехта: «Как будет выглядеть опять единая Германия, сегодня не знает никто. Но то, что единство наступит, когда этого захотят все, в этом я уверен».
28 ноября федеральный канцлер Коль озвучил свою программу. Он включил туда и предложение Ганса Модрова о «договорном обществе», но зашел в своих предложениях дальше. При условии демократически правомочного режима в ГДР Федеративная республика готова развивать конфедеративные структуры между двумя государствами с целью создания федерации, то есть федерального государственного порядка».
Так был вбит гвоздь, к которому потом уже не возвращались. Позднее канцлер оправдывался: «Если бы я начал согласовывать десять пунктов внутри коалиции или даже с союзниками, в конце концов дело кончилось бы обычной болтовней. Момент не располагал к размышлениям».
Уже накануне Тельчик распустил информацию среди журналистов, что канцлер будет держать большую речь в бундестаге, но позволил себе только неясные намеки. Внимание общественности было обеспечено. Дебаты о бюджете 28 ноября в парламенте послужили трибуной для выступления канцлера.
Коль собрал аплодисменты даже среди оппозиции. СДПГ была вынуждена принимать срочное решение и решилась на прыжок вперед. Внешнеполитический докладчик СДПГ, Карстен Войгт, одобрил — в унисон с главой партии Фогелем — каталог канцлера «по всем пунктам» и предложил сотрудничество в концепции, «которая является и нашей концепцией».
Но потом началось торможение. СДПГ и впредь осталась расколотой в немецком вопросе. Кандидат в канцлеры Оскар Лафонтен говорил о «кольниализме» и о «большой дипломатической ошибке бундесканцлера». «Зеленые» недвусмысленно отклонили план канцлера.
СПГ восприняла образ действий канцлера как бесцеремонный. Неудивительно: «Я тоже хочу разок побыть председателем ХДС», — так канцлер обосновал в то утро свое молчание в отношении графа Ламбсдорфа. «Гельмут, это была грандиозная речь», — якобы сказал Геншер. Но доверенные лица Геншера опровергают это. В воспоминаниях Геншера план находит признание только как «неразрывно связанный с нашей политикой иностранных дел, безопасности и внутренних немецких вопросов», содержание же его якобы представляло собой продолжение старых позиций СПГ. Как и Геншер, Ламбсдорф осуждал, что внутри нет ничего о восточных границах: тому, кто так «неуклюж», «нужен внешнеполитический поводок СПГ».
Но Коль уже «вспрыгнул на козлы и крепко взял и руки поводья, чтобы никогда больше их не отпускать. С этого момента он взял на себя все руководство», — резюмирует британская журналистка Патриция Клау. И в самом деле, Колю удалось завладеть вопросом Германии и выиграть новую сцену для действий.
Значительным это событие было и ввиду стиля правления и принятия решений канцлера — по мнению политолога Карла-Рудольфа Корте, типичный пример «системы Коля». Официальные административные пути были для канцлера второсортными. За все эти годы он создал вокруг себя круг доверенных работников и посадил их на ключевые позиции в канцлерском ведомстве. Он консультировался с людьми, исходя из собственных интересов, не из иерархической лестницы. Под руководством Шмидта канцлерство функционировало как строго управляемая бюрократическая машина, стиль правления Коля был скорее спонтанным и непринужденным. Это и был порядок. Он получал совет напрямую и от кого хотел, то вкладывал кому-нибудь в руки черновик, то расспрашивал кого-нибудь во время разговора в коридоре.
Но самым главным оружием Коля был телефон. Неофеодалистская концепция говорит, что это отвечает его «макиавеллистской структуре: князь говорит, исходя из обстоятельств, только с одним человеком, после этого со вторым, потом, наконец, с третьим — и так далее. Так что только он один знает все».
И в самом деле, часто он один был полностью и непрерывно в курсе всех дел. Вряд ли кто-то был и состоянии точно понять его решения. Часто он добывал информацию непосредственно в партийных массах и нередко из своего пфальцского дружеского окружения.
Даже обработка бумаг производилась согласно его нетрадиционному стилю. Расспросы не посылались как пометки на полях в служебном порядке через начальников, как при Гельмуте Шмидте, они производились напрямую, по телефону, звонками соответствующим сотрудникам ведомства. В то время как Аденауэр заставлял протоколировать даже телефонные разговоры, Коль призывал участников доверенных совещаний ни в коем случае не делать никаких пометок и даже контролировал, чтобы ни у кого не было с собой ручек и карандашей.
Кабинет — в классическом смысле коллегиальный орган власти — стал простым инструментом для принятия решений. Дебаты и выработка мнений — все это должно было происходить до того. Для разногласий совещания кабинета не были подходящим местом. Коль хотел быть уверенным.
Его самые близкие сторонники были для него политической семьей, которая должна была служить ему надежно, беззаветно и тактично. В ответ на это ее члены получали его протекцию и пожертвования. Канцлерское бюро было фильтром на пути к Колю. Всей информацией занималась Юлиана Вебер, референт и руководитель бюро канцлера, еще в Майнце ставшая ключевой фигурой. Такой же прямой доступ к информации был у верного и любимого сподвижника Эдуарда Акермана, до Андреаса Фритценкёттера он был ответственным за общение с прессой. Кроме них были еще Хорст Тельчик и, наконец, компетентный, надежный и популярный «кронпринц» Вольфганг Шойбле — ранее министр канцлерства, с 1989 г. — министр внутренних дел, после покушения шеф фракции ХДС.
