Трудно уничтожить память великих цивилизаций. Конкистадоры попытались сделать это в Мексике, разрушая замки ацтеков, сжигая идолов, которых находили, внося свой вклад в уничтожение драгоценных библиотек старинных рукописей аборигенов. Однако даже в наши дни руины замков, остававшиеся незамеченными в течение столетий, восстают из наслоений, осаждающихся в течение пяти веков. В 1960-е гг. во время строительства одного из участков метрополитена Мехико (Теночтитлана) в туннелях современного метро обнаружился замок ацтеков.

Даже в то время, когда испанцы начали строить церкви, которые должны заменить замки Центральной Америки, в Мексике построили храм, который сохранился до наших дней. Его деревянный потолок выполнен в стиле «мудехар» [848]. Таково испанское наследие исламского прошлого, доставшееся от мусульманских мастеровых. Официальная идеология, распространявшаяся вместе с имперской экспансией, утверждала: существует только один путь, которого следует придерживаться. Но этот путь сам по себе представлял смесь христианской, еврейской и мусульманских традиций.

В конце концов, что значит один путь при строительстве общества, прилагающего все усилия, чтобы уничтожить часть себя и распространить единство веры, если огромная часть силы и могущества обеспечивалась его собственным многообразием? Это похоже на упражнение в нанесении себе увечий, даже на бессознательную форму ненависти к себе.

Там, где торжествует паранойя, каждый отдельный факт может подтвердить параноидальные предубеждения. Правда, существовали глубокие геополитические причины недоверия к мусульманским сторонникам. В 1570-е гг. неоднократные сражения испанцев с турками подчеркнули потенциальную опасность исламского противника [849]. Но, как мы уже наблюдали, отношение к «пятой колонне» на родине, как к не представляющей никакой ценности, привело к тому, что она стала более агрессивной, утратив возможность ассимилироваться.

Хотя инквизиция не несет прямой ответственности за трагедию, вызванную изгнанием морисков, она способствовала тому, чтобы присвоить им статус парий. Инквизиторы, не задумываясь над тем, чтобы обеспечить примирение между морисками и «старыми христианами», элементарно способствовали появлению экстремизма с обеих сторон. Мусульмане («мудехары»), жившие в Испании до 1492 г., стали говорить на испанском, приняли новую культуру [850]. Следовательно, они встали на путь ассимиляции и интеграции.

Инквизиция со своими пытками, наказаниями и налогами, которыми облагали каждого мориска в Арагоне и Валенсии, далеко не способствовала их христианизации и приходу в лоно церкви. Вместо этого она просто сделала их более упрямыми и обеспечила готовность вернуться в ислам [851].

Следовательно, как и в случае с конверсос в XV веке, деятельность инквизиции спровоцировала появление той самой ереси, которую она пыталась искоренить [852]. Если в Португалии после реконкисты XIII века мавританское население совершенно интегрировалось в общество [853], в Испании в XVI веке инквизиция сделала все, чтобы это стало невозможным.

Наконец-то в испанском обществе покончили со всеми сомнительными и маргинальными группами! Но победа оказалась временной, стала горькой предвестницей провала. Покончив со всеми очевидными врагами, стало крайне трудно и чрезвычайно беспокойно поддерживать и продолжать охоту…

О, эти мориски! Судьба их, рассматриваемых в качестве мусульман христианами, и в качестве христиан — мусульманами, оказалась действительно горькой. Ни католическая Испания, ни мусульманская Северная Африка не могли морально поддерживать эту сомнительную и потенциально мятежную группу в своем обществе [854]. Несмотря на все, что происходило с ними, многие сохранили свою христианскую веру в самых сложных условиях изгнания. К 1613 г. на Минорку поступили известия: богатые мориски жили в Алжире как христиане [855]. Некоторые прыгали с борта кораблей, где они работали, вплавь добирались до берега, чтобы вернуться в Испанию и открыто жить по-христиански [856].

Все мориски не были только христианами или только мусульманами. Такого не случалось никогда. Так было и с конверсос: отдельные люди исповедовали разные религии. Но нюансы веры инквизиция не могла понять. Следовательно, это и превратилось в одну из главных сил их уничтожения.

В Севилье уезжающие христиане-мориски делали пожертвования церквям. Один из них пожертвовал 4 000 дукатов Деве Иниэстре. Другие оставляли памятные записки, чтобы в церквях, где они всегда молились и пытались найти утешение на своем беспокойном пути к Господу, поминали их души [857].

Эта трагедия выражена в балладе, которую они пели, покидая берега Гвадалквивира:

Возможно, одно из немногих утешений для всех гонимых — то, что их муки могут закончиться вместе с их смертью. Едва ли можно вызвать какие-нибудь страдания у тех, чья плоть уже исчезла вместе с дымом, превращаясь в пепел.

Но происхождение из семьи приговоренного еретика с давних пор означало общественную смерть в Иберии. А отсутствие «еретических сословий» в Испании после изгнания морисков придало вопросу о происхождении особое значение.

С этого момента влияние инквизиции стало наиболее видимым на социальном уровне, но совершенно иным по сравнению с великими гонениями в конце XV и XVI вв. Одним из главных направлений борьбы с «врагом» стала одержимость тем, что называли «лимпеза де сангре» — «чистота крови». Эта мания распространилась и на Португалию, превратив Иберию в уникальное для Европы начала Нового времени общество с расистскими законами.

Однако новые законы не способствовали развитию процветания. Наоборот, ощущение наступающего упадка сопровождалось нарастающей бдительностью и слежкой за потомками конверсос и морисков.

Итак, вернемся в Синкторрес. Нам уже известно, что в этом отдаленном городе, расположенном во внутренних районах Валенсии, в 1530-х гг. учителя Мигеля Косту обвинили в лютеранстве и сожгли заживо на аутодафе в столице провинции (см. главу 5). В начале 1700-е гг. далекие потомки Косты (или так называемые потомки) обнаружили, что не могут освободиться от своего предка. Он преследовал их, словно периодические приступы лихорадки.

В 1705 г. Антонио Коста, один из потомков осужденного, пытаясь освободиться от этого «недуга», обратился с чрезвычайной легальной петицией. Он в отчаянном тоне сформулировал проблемы, с которыми столкнулся в городке Синкторрес.