Луиш и капитаны кораблей подписывали совместную декларацию, в которой указывали число транспортируемых рабов и их происхождение: поступили они непосредственно из Африки, купила ли их фактория для короля Португалии, либо они привезены из внутренних районов Сантьягу.
После покупки рабов, их содержали в двух помещениях, одно для мужчин, второе для женщин…
«Многие мужчины проявляли определенную деликатность по собственной инициативе, подвязывая член широкой лентой или плетями из травы и оттягивая его назад между бедрами, пряча так, что невозможно было определить, кем они были — мужчинами или женщинами. Другие прятали его, помещая в рог какого-нибудь животного или морскую раковину. Но находились и такие, кто надевал на член костяные кольца или веночки, сплетенные из травы. Тогда он был прикрыт и украшен одновременно. Остальные раскрашивали его — точнее, обмазывали какой-то смесью, чтобы сделать его красным, желтым или зеленым» [416].
Хотя Льюиса отправили за тысячи миль от дома в надежде на лучшую жизнь, он не был одинок. Еще один из его дядьев, Франсишку Жоржи (как Альваро и Жоржи де Лэан, он был братом Дуарте де Лэана и Каталины, матери Луиша), выбрал такой же путь.
Франсишку Жоржи был фактором (чиновником) в континентальной Африке. У него имелся дом в поселении Бугуэндо на реке Сан-Домингош (на современной территории Гвинеи-Бисау) [417]. Здесь Жоржи торговал рабами с африканцами, а затем невольников переправляли на остров Сантьягу для экспорта в Новый Свет.
Остальные родственники Луиша и Жоржи тоже приехали в Африку с помощью Лэана, чтобы вся семья смогла воспользоваться новой возможностью [418]. Для этой сплоченной группы из далекого уголка в холмах Португалии Западная Африка сделалась убежищем от инквизиции.
Бугуэндо и острова Кабо-Верде могли показаться очень далекими. Но инквизиция уже приступила к экспорту своей идеи преследований. В 1546 г., за два года до прибытия Луиша на Кабо-Верде, в Португалию стали поступать просьбы о неотложном учреждении трибунала на аванпостах империи. Люди из элиты Сантьягу писали в трибунал в Эворе, сообщая: «Для Святой инквизиции накопилось слишком много дел на этом маленьком уголке земли. Поэтому было бы безнравственным откладывать ее учреждение в этом месте» [419].
Они объявили дом таможни в Рибейра-Гранди рассадником ереси, утверждая: его чиновники обеспечили безопасный путь для беглеца от инквизиции, отца и брата которого сожгли в Лиссабоне. Когда обстановка в Рибейра-Гранди накалилась, чиновники таможни отправили этого человека, обеспечив ему безопасность, на африканский берег [420]. Хуже того, как сообщили доносчики, в течение долгих двадцати лет до 200 конверсос жили на африканском берегу, совершая обряды по закону Моисея, а также проводя религиозные ритуалы различных племен Гвинеи [421].
Спустя пять лет португальская инквизиция наконец-то обратила внимание на жалобы. В 1551 г. расширили полномочия трибунала в Лиссабоне, включив в его юрисдикцию колонии Португалии в Атлантическом океане. На трибунал возложили ответственность за Азорские острова, острова Мадейра, Кабо-Верде и Сан-Томе, за Анголу и Гвинею в материковой части Африки, а также за Бразилию [422].
Этот указ показывает поворот умонастроений инквизиции с перспективой на будущее.
Полностью оперившейся португальской инквизиции было всего четыре года с момента ее учреждения. То обстоятельство, что палату, расположенную на Рошио в Лиссабоне, рассматривали в качестве лучшего места для надзора за религией в колониях Африки и Америки, свидетельствует, насколько безудержными стали фантазии о контроле.
Но указ оказал непосредственное воздействие на Кабо-Верде. В том же году инквизиторы назначили представителя для расследования деяний конверсос на островах [423]. В течение следующих 150 лет инквизиция никогда полностью не отсутствовала в этих местах. К 1700 г. было отправлено 442 осужденных с двух главных островов из группы Кабо-Верде — Сантьягу и Фого [424]. Это составляет приблизительно три дела в год.
В таком отдаленном месте, где численность населения не превышает 10 000 человек (из которых самое большее 800 жителей были настоящими европейцами), это говорит о том, насколько укоренилась и распространилась инквизиция. Не пропустили даже почти безлюдные скалы в Атлантическом океане — настолько далекие, что, как заметил в 1629 г. Жуан Родригеш Фрейр, один из обвиняемых, «их даже нельзя найти на карте мира» [425].
И даже в том случае, когда инквизиция фактически не могла доставить еретиков из Африки домой, она не выпускала их из своего поля зрения. В 1672 г. великий инквизитор отправил официальных представителей в порт Лиссабона, чтобы проследить за прибытием с островов Кабо-Верде двух человек, известных трибуналу. Их схватили раньше, чем они сошли на землю, а затем бросили в инквизиторскую тюрьму [426].
* * *
Распространение инквизиции на острова Кабо-Верде в 1550-е гг. не стало чем-то новым для иберийских колоний. За несколько десятилетий до того общеизвестное присутствие конверсос в Новом Свете вызвало еще в 1520-х гг. несколько набегов инквизиции на высокогорья Мексики. Здесь в 1528 г. сожгли на костре в Мехико двух конкистадоров-конверсос — Эрнандо де Алонсо и Гонсалеса де Моралеса. Они стали первыми жертвами трибуналов в Америке [427].
Может показаться странным, что в этот раз представители инквизиторских властей уделяли так много внимания действиям конверсос в Мексике. Жестокая фракционная борьба за власть раздирала конкистадоров, американские индейцы умирали в рудниках. Но моральным оправданием конкисты стала религия. Следовательно, крайне важной оказалась сохранность чистоты веры.
Преследования в Мексике быстро распространились с конверсос на американских индейцев. К 1530 г. возбудили гору дел против аборигенов в Мексике — за поклонение идолам, за убийство кур каждые двадцать дней и разбрызгивание их крови в костер, а также за разрешение заключения браков в соответствие с обрядами, принятыми до испанского завоевания [428]. Кульминацией этого процесса стал суд под председательством священника епископальной инквизиции Хуана де Симарраги в Мексике над доном Карлосом Чичимекатекухтли, главой Текскоко, важного города Мексики. Чичимекатекухтли пытали и сожгли в 1539 г. за поощрение местных верований [429]. Однако в равной степени важной оказалась его враждебность испанской конкисте.
Говорят, что он заявил: «Должен сообщить вам, что мой отец и мой дед были великими пророками. Они оказались способны видеть многое из того, что происходило в прошлом, а также из того, что случится в будущем. Но они ничего не говорили о том… Кто такие эти люди, которые уничтожают и мешают нам, выживают нас, ломают наши спины?!» [430]
Сожжение Чичимекатекухтли на костре предполагали сделать образцово показательным. Но, учитывая зверства, допущенные в отношении американских индейцев в те годы, воздействие этого акта не стало таким суровым, как было задумано. Более того, местные власти поняли: их обращение с индейцами чрезмерно жестоко, так как статус аборигенов еще продолжает рассматриваться испанскими законами. Эпизод с сожжением привел в 1543 г. к отставке Симарраги с поста главного инквизитора.
