Наян, как и многие из его сторонников и воинов, был христианином несторианского толка, однако симпатии Марко явно на стороне Хубилая. Впрочем, конфликт между двумя военачальниками ни в коем случае не был походом за веру. Наян рвался к власти и для достижения цели заключил союз с другим непокорным членом монгольской августейшей семьи, племянником Хубилая, Кайду, которого Марко описывает как «смертельного врага» хана и вечный источник нестабильности в Азии. «Заверяю вас, — пишет он, — что Кайду никогда не был в мире с великим ханом, но постоянно вел войну против него». Марко приходит в отчаяние от опустошений, которые из года в год причинял этот мятежник. «Кайду уже сражался во многих битвах с людьми великого хана», — говорит он. Кайду неизменно проигрывал сражения и тем не менее предъявлял права на долю в военной добыче Хубилай-хана. Если верить Марко, Хубилай готов был согласиться, в обмен на обещание Кайду являться в Камбулак по первому вызову. Однако «Кайду боялся за свою жизнь», и Хубилай-хан содержал «в поле» 100 000 всадников, чтобы сдерживать своего противника.
В 1287 году Наян и Кайду сговорились одновременно атаковать Хубилая с противоположных сторон и принудить его к подчинению. «Когда великого хана уведомили об этом заговоре, — повествует Марко, — он не без оснований встревожился; однако, будучи мудрым человеком испытанной храбрости, он стал собирать свое войско, объявив, что не станет носить венец и править землями, если не приведет этих двух предателей и изменников к злому концу».
Всего за двадцать два дня Хубилай собрал армию из 260 000 кавалерии и 100 000 пехоты, но противник все еще превосходил его силой. «Причина, по которой он ограничился этим числом воинов, была в том, что они были собраны из ближайших войск», — сообщает Марко. Во власти Хубилая было еще около двенадцати армий, однако они находились «так далеко, ведя войну для завоевания многих земель, что он не мог собрать их в нужный срок и в нужном месте». Если бы он призвал всех стражей из отдаленных частей своей империи, «их численность превзошла бы всякие расчеты и пределы вероятности». Но подобная мобилизация была бы слишком медленной и явной. Хубилай предпочел скорость — «спутницу победы», и тайну, «чтобы предварить приготовления Наяна и застать его в одиночку».
Китайские хроники подтверждают сообщение Марко об этом деле, и из них можно понять, что Хубилай готов был пожертвовать Баяном, послав его в опаснейшую разведку. Когда Баян оказался рядом, «Наян задумал похитить его, однако Баян, уведомленный о его плане, сумел бежать и вернулся к императору».
В то же время другие монгольские бароны на северо-западе Китая, узнав о мятеже Наяна, поддержали его, и, как говорят хроники, «император оказался в весьма трудном положении». Послушавшись венных советников, Хубилай отправил посольство, чтобы попытаться убедить восставших вассалов, известных теперь как «конфедераты». Послы сумели убедить их, что дело их обречено, однако Наян отказался сдаться. Он заключил союз с другими вождями, поддержавшими его войском. Силы Хубилай-хана окружили их лагерь. Затем «маленькая тайная экспедиция» всего из дюжины «бесстрашных и решительных людей» под командой китайского офицера проникла в лагерь.
Хубилай выиграл сражение, но ему не удалось покончить с Наяном, который как будто только набирался сил и честолюбия от каждой попытки монголов сдержать их.
Как ни старается Марко убедить читателя и самого себя, что Хубилай-хан был мудрым и любимым правителем, повелевавшим империей добродетельно и по воле Неба, иногда венецианец проговаривается об обратном: порой хан был лукавым деспотом и управлял Китаем и соперничавшими монгольскими кланами коварством и военной силой. «Во всех его владениях, — признается Марко из безопасного далека генуэзской тюрьмы, — много недовольных и неверных подданных, которые при первой возможности восстанут против владыки». Для предотвращения местных восстаний Хубилай-хан каждые два года перемещал оккупационные войска и командующих ими.
Содержание постоянных армий на просторах Китая дорого обходилось Хубилай-хану. Марко сообщает, что войска, кроме постоянного жалования, «жили от безмерных стад скота, закрепленных за ними, и от молока, которое посылали на продажу в город, чтобы получить необходимую провизию». Со временем иссякли и монгольская казна, и природные ресурсы Китая.
Монголов было слишком мало, чтобы контролировать весь Китай, и, несмотря на необыкновенную эффективность их почтовой службы и достойное восхищения (когда это требовалось) уважение к местным языкам, верованиям и обычаям, они с трудом сдерживали хаос. Марко посчастливилось путешествовать по Китаю в период «монгольского мира», когда монголы поддерживали хрупкое равновесие между китайским национализмом и имперскими амбициями монголов. Такое положение дел означало для путешественников по Шелковому пути относительную безопасность, особенно на севере, где монголы держались твердо и сдерживали разбойников, часто терроризировавших торговцев. Но Марко начинал понимать, что такой порядок вещей не вечен, поскольку Наян рвался править Китаем.
Привычно черпая уверенность в предсказаниях звездочетов, Хубилай-хан уверился в победе. Только после этого он вывел свои войска — насчитывавшие уже 400 000 всадников — против Наяна. Фортуна вновь благоприятствовала Хубилай-хану. Марко рассказывает: «Когда они подошли, Наян был в своем шатре, проводя время в праздности с одной из жен, к которой был весьма привязан». Наян был так самоуверен, что не потрудился выставить часовых или разослать разъезды.
Хубилай-хан появился внезапно. «Он стоял на вершине деревянной башни, полной арбалетчиков и лучников, несомой четырьмя слонами в прочной кожаной броне, покрытой шелковыми и золотыми тканями. Над его головой развевалось знамя с его эмблемой — солнцем и луной — так высоко, что его было видно отовсюду. Его войско было разделено на тридцать эскадронов по 10 000 конных лучников, объединенных в три полка, и тех, что были на правом и левом фланге, он выдвинул вперед, мгновенно окружив лагерь Наяна. Перед каждым эскадроном конников было пятьсот пеших воинов с короткими пиками и мечами. Они были обучены при отступлении кавалерии вскакивать на крупы коней и бежать с ними, когда же отступление прекращалось, они спешивались и разили врагов и коней своими пиками».
Войско Наяна, почти равное войску Хубилая по численности, кое-как построилось в боевые порядки под аккомпанемент барабанов, пения и военной музыки двухструнных инструментов. Противники ринулись в бой. Над ними развевались знамена с эмблемой Хубилая и штандарт Наяна с «Крестом Христовым».
После длительного промедления «два войска напали друг на друга с луками, мечами и палицами, а иные с копьями». Они столкнулись в «кровопролитной и жестокой битве», где «стрелы сыпались проливным дождем». Убитые «всадники и кони валились наземь».
Марко отдает должное войскам Наяна, заверяя, что его люди готовы были умереть за своего вождя, «но под конец победа выпала великому хану». Видя, что упустил победу, а с ней и свои владения, Наян побежал, но его и всех его военачальников схватили, и они сдались. Хубилай приговорил Наяна к смерти по монгольскому обычаю. «Его плотно завернули в ковер и жестоко трепали, пока он не умер», — сообщает Марко. «Они избрали такой способ казни, чтобы кровь императорского рода не пролилась на землю, чтобы солнце и небо не видели этого и чтобы никакой зверь не коснулся тела Наяна».
Хубилай-хан принимал причитавшиеся ему выражения преданности. Бароны из четырех провинций явились с заверениями в покорности, но вместо объединения и послушания, по словам Марко, последовало мерзкое зрелище. «Сарацины, идолопоклонники, иудеи и многие, не верующие в Бога, насмехались над христианской верой и знаком святого Креста, который Наян начертал на своем знамени».
Когда известие об этом богохульстве дошло до Хубилай-хана, он призвал к себе глав сарацин, иудеев и христиан и гневно говорил с теми, кто насмехался над христианами, и сурово корил их, говоря: «Если крест Христа не помог Наяну, это было разумно и справедливо, потому что он был изменником и мятежником против своего владыки». Поэтому, сказал Хубилай-хан, он заслужил смерть.
