Марко утешается мыслью, что эта мятежная область была завоевана войсками Хубилай-хана, причем весьма необычным образом. Готовясь к вторжению, хан созвал «шутов и акробатов» своего царства и отправил их в Миан вместе с воинами. Он обещал назначить достойного вождя, они же должны были повиноваться его приказам.
Монгольская армия в сопровождении шутов быстро захватила столицу, где зрелище двух башен, серебряной и золотой, быстро усмирило их надменность. «Они все дивились им, — повествует Марко, — и рассказали великому хану о том, каковы эти башни и какой они красоты и великой цены; и что, если он пожелает, они снесут их и пришлют ему серебро и золото. Великий хан, зная, что государь выстроил их ради спасения своей души, чтобы о нем помнили и после смерти, сказал, что вовсе не желает сносить их, но желает оставить так, как задумал и назначил государь».
Такое проявление уважения к павшему врагу поразило Марко, уверявшего, что «по сей день эти башни украшены и хорошо охраняются», и приводит сомнительное утверждение, будто «никто из татар не притронется к добру мертвого», потому что монголы почитают это «великим грехом». Впрочем, такая сдержанность Хубилай-хана была составной частью его политики поощрения местных верований в землях, завоеванных его войском. Монголы сознавали, что, если оставить в неприкосновенности коренные особенности захваченных областей, местные жители более охотно смирятся с политическим контролем, лишь бы сохранить духовную самобытность.
Продолжая путешествие через Азию, Марко наблюдал статичную некогда культуру в эпоху быстрых перемен, распадающуюся и создающуюся вновь по мере того, как Хубилай-хан собирал под свою власть отдаленные царства.
Некоторые местные обычаи представлялись монголам слишком уж дикими, чтобы их перенять. Так, Марко рассказывает, что в провинции вблизи от Бенгалии «все люди, мужчины и женщины, разрисовывают себе всю кожу… рисуют иглою по лицу и по всему телу цапель, и орлов, львов, драконов и птиц, и многие другие фигуры, различные и странные, так что не найти места, не изрисованного и не исколотого. Это проделывается иглами весьма искусно, так что никогда не смывается и не сходит. И так они делают себе на лице, и на руках, и на ступнях, на шее, животе, груди, на плечах и по всему телу».
Марко, должно быть, поеживался, в мучительных подробностях описывая процедуру татуировки. Она начиналась с того, что художник-татуировщик, или «мастер», рисовал «узоры, столько и такие, как он пожелает… черным по всему телу», после чего клиента «связывают по рукам и ногам, и двое или более держат его, а мастер, который не занимается никаким иным искусством, берет пять игл, связанные четыре квадратом, а пятая в середине, и этими иглами колет его везде по нанесенному узору, и когда наколка сделана, поверх них сразу наносят рисунок чернилами, и нарисованные фигуры проявляются в этих проколах. Но человек при этом терпит муки, достойные чистилища». Неудивительно, что «очень многие из них умирают, пока их так разрисовывают, потому что теряют много крови».
Марко, который охотно принимал участие во многих местных обрядах, от этого, по всей видимости, воздержался.
Отважно углубляясь в джунгли по направлению к нынешнему Вьетнаму, Марко оказался среди племен, чьи «доблестные воины» носили лишь скудные набедренные повязки из древесной коры. Эта местность была настолько чуждой для него, что преобладание бумажной валюты с печатью великого хана ободряло Марко, напоминая, что он все еще в монгольской империи и все еще пользуется защитой пайцзы.
Это сознание как нельзя более утешало Марко в стране львов рыкающих, которых редко случалось увидеть, но часто — услышать. По его словам, они были так опасны, что никто не осмеливался проводить ночь вне дома «из страха перед ними, потому что львы сразу его съедят». Львы были так свирепы, что купцы, подобные Марко, вынуждены были ночевать на простых суденышках на реке, и даже это не гарантировало безопасности, потому что, если они оказывались слишком близко к берегу, «львы добирались до них, прыгая в воду и доплывая до лодки». Добравшись до нее, «они вытаскивают человека силой, уносят и съедают». Чтобы спастись от подобных ужасов, купцы непременно старались «бросить якорь посреди реки, которая очень широка».
Защищаясь от нападения львов, объясняет Марко, купцы вступали в сотрудничество со свирепыми «псами» — в действительности с волками, — «которым хватает храбрости и силы атаковать львов». «Псы» сражались парами и оказывали существенную защиту против царя джунглей. Марко говорит, что один человек верхом, вооруженный луком и стрелами, и с двумя такими «псами» мог убить льва. «Когда случается, что они находят большого льва, псы, отважные и сильные, едва увидят льва, бегут на него с большой отвагой, ободряемые человеком, один впереди, другой позади. Лев поворачивается к псам, но псы так хорошо обучены и так проворны, что лев не касается их, и лев смотрит на человека, а не на псов. И тогда лев отступает. Но псы, едва увидят, что лев уходит, бегут следом с лаем и воем и кусают его за ляжки и по всему телу. И лев оборачивается в великой ярости; он убил бы их, но не может поймать, потому что псы умеют себя защитить… Лев сильно напуган великим шумом, который производят псы, и тогда он, спасаясь от лая псов, забирается в чащу или находит толстое дерево, к которому прижимается спиной, обращаясь мордой к псам, чтобы те не беспокоили его сзади… Он отступает шаг за шагом — он никогда не бежит — потому что лев неподвластен страху, так велика его гордость и велик дух. Пока лев медленно отступает, псы не перестают кусать его сзади, а человек стреляет в него из лука. Чувствуя укусы, лев бросается на псов туда и сюда, но, отогнав их, продолжает уходить. Когда человек видит это, он берет свой лук (потому что они весьма хорошие лучники) и посылает стрелы, одну и две, и более, и так много, что лев слабеет от ран и потери крови и падает мертвым, не найдя убежища… (львы) не могут защититься от всадника с двумя хорошими псами».
Рассказав об охоте на льва, Марко обращается к производству соли, главной его цели как сборщика налогов для Хубилай-хана. В городе Чианглу, еще одном отдаленном форпосте монгольской империи, он наметанным глазом наблюдает, как местные рудокопы добывают из земли жилы соли и прилежно складывают в большие холмы. «На эти холмы они щедро льют воду, так что вода проникает сквозь них и уходит в землю под холмом, а потом собирают ее и помещают в большие тазы и железные котлы и кипятят. Когда она хорошо прокипела и очищена силой огня, они дают ей остыть, и тогда вода густеет, и они делают из нее соль — очень белую и тонкую».
Местные жители производили столько соли, что могли продавать избыток в другие провинции, извлекая из этой торговли «большую прибыль». В то же время Хубилай-хан получал от нее «большие доходы» благодаря неутомимым усилиям сборщиков налогов, подобных Марко.
В недавно завоеванной провинции Кундинфу — иногда это название относят к Йен-чау во Вьетнаме — Марко продолжил изучение интимной жизни молодых женщин. Он находил женщин этой местности «чистыми» и «умеющими хранить добродетель скромности» — в противоположность женщинам других мест, открывавшим свои ложа, если не сердца, путникам. Женщины Кундинфу были строги и даже суровы: они не танцевали, не скакали, не любезничали и не «впадали в страсть». Эти добродетельные создания не прятались за окнами, поглядывая на прохожих, избегали «неподобающих бесед» и «веселья». Изредка выбирались из святилищ своих домов они только в сопровождении матерей и избегали «неприлично глазеть на людей». Низко надвинутые шляпы ограничивали их поле зрения и фокусировали внимание на дороге. Нечего и говорить, что они не оказывали «никакого внимания женихам». Эти юные женщины были столь застенчивы, что даже не мылись по две.
Как и следовало ожидать, первоочередной заботой общины было сохранение их девственности. Вся их жизнь была устроена таким образом, чтобы предохранить от тревог и насилия: девушка, на которую пала тень подозрения, не могла выйти замуж или, как выражается Марко, «если обнаружено противное (девственности), брак расторгается». Поскольку брак был серьезным юридическим договором, заинтересованные стороны — отцы невесты и жениха — доходили до крайних мер, чтобы доказать непорочность девушки.
