В Европе еще верили мифу о пресвитере Иоанне — христианском властителе, правившем, по преданию, богатой империей, расположенной в Африке или в Азии — где именно, никто не знал, но теорий хватало с избытком. Церковь жаждала установить с ним связь, чтобы общими силами разбить неверных, окруживших огромный залив между Востоком и Западом. Пресвитер Иоанн был иллюзией, но эта иллюзия была достаточно сильна, чтобы вдохновлять христианских миссионеров на путешествия на Восток. Начиная с 1235 года ряд папских булл дал таким миссионерам полномочия, превосходящие права европейских епископов. Они могли по своему усмотрению изгонять ересь, обращать неверных, примирять схизматиков — иными словами, делать все, чтобы установить знакомое, общепринятое христианство среди тех, кто мало знал о Риме или принадлежал к древним сектам, уже много веков шедшим своим путем.

Первым известным нам миссионером, отправившимся в Китай по пути, которым позже прошли Поло, был Джованни Плано дель Карпини, францисканец из Кельна. Францисканцы, подобно буддийским монахам, сочетали строгий обет бедности с мощными евангелическими тенденциями и, подобно буддистам, были вполне подготовлены к суровым испытаниям на Шелковом пути. В 1245 году, получив грамоты от папы Иннокентия Четвертого, Карпини и еще один монах, известный как Бенедикт Польский, проделав труднейший путь, вышли к западной границе монгольской империи на берегах Днепра. Затем, перебравшись к другой части границы в низовьях Волги, они покорно подчинились, или принуждены были пройти монгольский ритуал очищения, состоявший в прохождении между пылающими кострами.

Дожидаясь, пока папские грамоты переведут с латыни на русский, арабский и монгольский, они едва не умерли с голоду, пробавляясь просяной кашицей на талой воде. Судя по тому, как с ними обращались, несчастные миссионеры, вероятно, не подозревали, что монголы питают почтение к святым людям любого вероисповедания. После подтверждения их личностей и полномочий миссионерам разрешили продолжить путь на восток.

Впереди лежали три тысячи миль по степям и засушливым пустыням Монголии. Путешественники покрыли это расстояние за пятнадцать месяцев и достигли монгольской столицы Каракорум, когда новый хан, Гуюк, готовился принять ханский титул.

Гуюк радушно принял посланцев Запада, выслушал их призывы к христианской вере и ответил, что повинуется, только если папа и все светские владыки Европы явятся в Каракорум, чтобы присягнуть ему на верность. Или, как выразился новый хан: «Вы сами должны прийти во главе всех ваших государей и доказать нам свою верность и покорность. Если же вы отвергнете волю Бога и ослушаетесь нас, мы будем видеть в вас своих врагов. Все, кто признает и почитает Сына Божьего… будут стерты с лица земли». Разочаровывающий итог труднейшего путешествия.

В ноябре 1246 года монахи, пройдя сотни миль сквозь жестокие бураны, принесли это известие папе Иннокентию IV. Хотя миссия провалилась, это было великое путешествие. Считается, что Карпини первым после 900 года пробился восточнее Багдада и благополучно вернулся из недоступных пустынь Азии.

Карпини не удалось обратить монголов в христианство, но его путешествие не пропало даром. Он дал западному миру первое вразумительное описание монгольских обычаев, написав труд, названный «Historia Mongalorum» (История монголов), или «Liber Tartarorum» (Книга о татарах). Не равняясь по драматичности с повествованием Марко, его отчет отличается простотой и ясностью. Первые восемь глав описывают земли, климат, обычаи, религию, характеры, историю, политику и военную тактику монголов; девятая глава посвящена другим регионам, которые проходил Карпини. Отчет помог западным читателям понять монголов и увидеть в них людей. Он описывает монголов как замечательный и даровитый народ.

Карпини живо воспроизводит странный, но благородный облик народа, которому суждено было править Азией, а возможно, и Европой.

Он также отметил самую характерную черту монгольской прически: тонзуру. «На верху головы они имеют тонзуру, как клирики, и, как правило, выбривают голову от уха до уха на ширину трех пальцев, и эта выбритая часть соединяется с тонзурой. Волосы надо лбом они также выбривают на два пальца, но волосы между выбритыми частями и тонзурой отращивают до бровей и, подрезая больше в середине лба, отпускают волосы так… длинно, как у женщин, и заплетают их в две косы, которые перевязывают за ушами». Он подробно описывает одежду монголов: «Замужние женщины носят очень широкую тунику, распахивающуюся до земли спереди. На голове у них круглый убор из коры или веток… а на верху его тонкая трость из золота, серебра или из дерева, или даже из перьев, и она вшита в шапку, которая спадает до плеч. Шапка, так же как убор, крыта клееным холстом, бархатом или парчой, и без этого головного убора они никогда не показываются перед мужчинами, и по нему их отличают от других женщин».

Несмотря на то что некоторые монголы берут до пятнадцати или даже до ста жен, Карпини с похвалой отзывается о целомудрии женщин и о честности всех монголов. Менее уверенно, но с равным интересом он обсуждает их неистовый шаманизм. У них, кажется, нет понятия о проклятии и вечном аде, однако, к его облегчению, они верят в жизнь после смерти, хотя она и сильно напоминает их земное существование — есть, пить кумыс и пасти стада.

Он предостерегает путешественника по Шелковому пути: «Погода там поразительно непостоянная, и даже в середине лета, когда в других местах стоит жара, бывают жестокие грозы с молниями, которые губят многих людей, и в то же время сильные снегопады». Кроме того, «бывают пронзительно холодные ветры, такие сильные, что временами всадник с трудом может ехать против ветра». Такие устрашающие перспективы предстояли Марко на пути к Хубилай-хану.

Сведения, собранные Карпини, циркулировали по Европе в форме рукописей и вошли в средневековую энциклопедию «Speculum historiale» (Историческое зерцало) Винсента из Бове.

По организации, темам и широте обзора Карпини предвосхищает «Путешествие» Марко Поло. Хотя до отъезда в Китай тот не видел отчета Карпини, но, по всем признакам, ознакомился с ним, прежде чем написать свой собственный, гораздо более детально разработанный труд, и в значительной степени использовал его. Марко, как и Карпини, разбил свой отчет на разделы, касающиеся разных сторон жизни монголов, и, подобно Карпини, стремился придать человечность облику благородных дикарей. Марко наделен гораздо более ярким и впечатлительным темпераментом, нежели преданный чувству долга и привыкший подавлять страсти францисканец. Он не просто изображает монголов людьми, он их превозносит. Он не просто описывает жизнь монголов, он ею живет. Карпини пытался обратить монголов в христианство и ничего не добился. Марко, напротив, отождествляет себя с монголами. Если для Карпини монголы несомненно «иные», Марко воображает, что мыслит, как они, действует, как они, и временами сам чувствует себя монголом.

Вдохновленные примером Карпини, и другие путешественники вступили на Шелковый путь и возвратились, чтобы описать чудесные и устрашающие виды, встреченные на нем. Миссионер-францисканец Гийом де Рубрук пустился в путь с собратом-францисканцем Бартоломео из Кремоны. С ним был купленный в Константинополе раб, переводчик и несколько воловьих упряжек, чтобы пересечь пустыни Монголии. Его прилежный отчет о пережитых приключениях открывал странные чудеса, ожидающие путешественника на востоке. «Когда я очутился среди варваров, — писал Гийом, — мнилось мне, будто мы шагнули в иной мир». Он и его товарищи выучились терпеть постоянный голод и одиночество пустынных пространств Шелкового пути, но тяжелее пришлось им, как он отмечал, «когда добрались до населенных мест. Не нахожу слов, чтобы описать наше жалкое положение в их селениях». Нищета монголов внушала отвращение даже монаху, привычному к умерщвлению плоти. Гийом счел, что монголы более думают о выпивке и пирах, нежели о сокрушении христианства. Они оказались — и это стало откровением для европейцев, предрасположенных видеть в них варваров, — очень похожими на людей.