Та изумилась. Откуда такой, тон? Но не успела ничего сказать, как появился Уинстон.

— Готовы? — оживленно спросил он, не замечая напряжения в комнате. — А где Оливия?

— Она не пойдет с нами, — в унисон ответили Миранда и Тернер.

— Почему? — Его немного удивил их одновременный ответ.

— Не очень хорошо себя чувствует, — машинально соврала Миранда.

— Жаль, — сказал Уинстон, но было ясно, что он особенно не расстроился. Юноша протянул руку Миранде — Ты готова?

Она вопросительно посмотрела на Тернера:

— Вы поедете с нами?

— Нет! — последовал моментальный ответ.

11 июня 1819 года

Мой день рождения. Было восхитительно и… странно.

Бевелстоки устроили в мою честь семейный ужин. Это было так трогательно с их стороны, особенно учитывая то, что мой родной отец забыл об этом. Вернее, он помнил, что в этот день один греческий ученый сделал какое-то знаменательное открытие в математике… или произошло что-то в этом роде, не менее историческое.

Подарок лорда и леди Радленд — красивые аквамариновые серьги. Знаю, что мне не следует принимать столь дорогой подарок, но было неловко отказываться прямо за столом. Я успела только сказать: «Я не могу…» — правда, прозвучало это неубедительно, и меня тут же прервали.

От Уинстона: набор изысканных кружевных платочков.

От Оливии: коробка с канцелярскими принадлежностями и именной почтовой бумагой. Внутри — записочка: «Только для твоих глаз». Она гласила: «Я надеюсь, что тебе это вскоре не понадобится!» Разумеется, подруга намекала на то, что мое имя может измениться.

Я ничего на это не ответила.

А от Тернера — флакон духов. Фиалки! Я сразу вспомнила фиолетовую ленточку, которую он заколол мне в волосы, когда мне было десять лет. Но он, конечно, это забыл. Я ничего не сказала, не стала напоминать. Не хватает еще, чтобы меня заподозрили в сентиментальности. Но все равно его подарок — замечательный. Кажется, я не смогу заснуть. Прошло десять минут с тех пор, как я написала последнее предложение, и, хотя я не перестаю зевать, сна ни в одном глазу. Наверное, надо пойти на кухню и согреть молока.

Нет, лучше не ходить туда. Там, разумеется, никого уже нет, чтобы помочь мне. Конечно, я в состоянии сама подогреть молоко, но кухарка, вероятно, испугается за свои бесценные кастрюли.

И, что более важно, мне уже двадцать лет.

Я могу позволить себе бокал шерри, чтобы заснуть.

Думаю, что именно так я и поступлю.

Тернер сжег свечу и опустошил три бокала бренди.

Теперь он сидел в темноте отцовского кабинета, тупо уставившись в окно. От ветра шелестели листья и стучали по стеклу ветки.

Скука… Но возможно, после такого насыщенного впечатлениями дня ему как раз это крайне необходимо.

Сначала Оливия обвинила его в том, что он ревнует Миранду. Миранда… Господи, он же и в самом деле хочет ее.

Он знал, когда это почувствовал. Не в тот момент, когда столкнулся с ней в дверях и удержал за плечи.

Он был сражен секундой позже, когда она подняла на него глаза.

Все заключено именно в них. А он просто глупец, если не понимал этого.

Они стояли в дверях — а ему казалось, что это длилось целую вечность, — и Тернер чувствовал, как в нем что-то меняется. Он ощущал напряжение во всем теле, дыхание перехватило, пальцы впились в плечи Миранды. А ее глаза… Они сделались еще больше.

Он хотел ее. Его страсть представлялась ему чем-то закономерным и правильным. И при этом он никогда не был настолько противен сам себе. Потому что он ее не любил. Не мог любить. Он был абсолютно уверен в том, что не может никого полюбить после того, как Летиция убила это чувство в его душе. То, что он испытывает к Миранде, — скорее всего лишь сладострастие. Да во всей Англии не найдется более неподходящей женщины, чем она, чтобы испытывать к ней сладострастное желание!

Тернер налил себе еще бренди. Говорят, то, что не в состоянии убить мужчину, делает его сильным, но…

Но его это убьет.

Он сидел, размышляя о своей слабости. И тут увидел Миранду. Это — посланное ему испытание, проверка. Кто-то свыше решил проверить его честь джентльмена. Он, разумеется, приложит все свои силы, но в глубине души знает, что ему вряд ли удастся выдержать.

Девушка медленно шла по комнате и почти светилась в белом струящемся одеянии. Он понимал, что это обычная ночная льняная рубашка, подходящая непорочной девушке. И от этого ему отчаянно захотелось овладеть ею.

Тернер исступленно вцепился в ручки кресла.

В Розовой гостиной Миранда не обнаружила то, что искала. Преодолевая нерешительность и неловкость, она вошла в кабинет лорда Радленда. Девушка знала, что он держит графин с шерри на полке у двери, и у нее займет всего минуту, чтобы войти и взять его.

— Где же эти бокалы? — пробормотала она, поставив свечу на стол. — А, вот они.

Миранда увидела бутылку и налила немного шерри в бокал.

— Надеюсь, это не войдет у тебя в привычку, — медленно произнес мужской голос.

Бокал выскользнул из пальцев и с громким хлопком упал на пол.

Миранда посмотрела в сторону, откуда раздался голос, и увидела… его.

Он сидел в кресле с подголовником и как-то судорожно сжимал ручки кресла. В комнате царил полумрак, но Миранда тем не менее разглядела его лицо — насмешливое и холодное.

— Тернер? — прошептала она и подумала, что глупо спрашивать.

Кто еще это мог быть?

— Именно он.

— Но что вы… почему вы здесь?

Она сделала шаг вперед и охнула, потому что острый осколок стекла впился ей в подушечку большого пальца.

— Дурочка! Разве можно ходить босиком?

Он встал с кресла и пересек комнату.

— Я не собиралась разбивать бокал, — обиженно произнесла Миранда.

Она нагнулась и вытащила из пальца занозу.

— Не важно. Ты простудишься, если будешь в таком виде бродить по дому.

С этими словами он подхватил ее на руки.

В эту секунду Миранда поняла, что находится на небесах. Она ощущала тепло его тела, и оно проникало сквозь ткань ночной рубашки. Кожу покалывало, и дышать стало почему-то трудно. Наверное, это из-за его запаха — особого, неповторимого, присущего только ему. От Тернера пахло нагретым деревом и бренди, и еще чем-то, что было трудно определить. Обхватив его шею, она уронила голову ему на грудь и глубоко вдохнула этот единственный на свете аромат.

И тут, как раз когда она подумала о том, что жизнь прекрасна и совершенна, он бесцеремонно почти что бросил ее на диван.

— Что ты, здесь делаешь?

— А вы?

Он присел напротив на низкий столик.

— Я первый спросил.

— Мы пререкаемся, как маленькие дети, — произнесла Миранда и села, подогнув под себя ноги. Тем не менее она ему ответила, так как спорить по этому поводу было глупо: — Я не могла уснуть и подумала, что если выпить бокал шерри, то это произойдет быстрее.

— Все потому, что ты достигла зрелого двадцатилетнего возраста, — с улыбкой произнес он. — Распрощалась с порой девичества.

Но она не поддалась искушению вступить с ним в словесную перепалку, а лишь кивнула в ответ, словно говоря: «Именно так».

Тернер засмеялся:

— Тогда позволь мне поспособствовать твоему падению. — Он встал и подошел к застекленному шкафчику. — Если уж ты собираешься выпить, то, ради Бога, делай это должным образом. Бренди — вот что тебе нужно, и предпочтительно контрабандное, из Франции.

Миранда смотрела, как он выбрал два суженных кверху бокала, поставил на стол и наполнил их. Какие у него красивые сильные руки, пронеслось в голове.

— Моя мама иногда давала мне бренди, когда я была маленькой и попадала под дождь. Всего глоток, чтобы согреться, — вспомнила она.

Тернер посмотрел на нее. Его глаза блестели даже в темноте.

— Тебе холодно?