Кое-как перевернув толстяка на бок, взял из кучи изрезанного тряпья пару носков и лоскут, оставшийся от брюк Посредника, и зажал Палычу нос. Тот зачмокал, попробовал покрутить головой, но не получилось, послушно распахнул рот, втягивая воздух. Родищев быстро затолкал в разверстую пасть носки и брючный лоскут, залепил губы несколькими полосками скотча. Палыч замычал, заерзал во сне, но транквилизаторный сон держал крепко.

— Извини, Палыч, — обратился к нему Родищев. — Мне придется оставить тебя на время. Схожу за тачкой. Ты за последнюю пару лет так раздобрел, что я тебя, пожалуй, и не дотащу. Не обижайся, я быстро.

Игорь Илларионович вышел из «офиса».

Родищев сказал Палычу чистую правду. Он не стал его убивать. Это сделали собаки.

От порога пса не было видно. Они остановились, оглядываясь.

— Что делаем-то, мужики? — шепотом спросил Паша Лукин, стискивая белыми от напряжения пальцами автомат. — Кучей попрем? Или «брызгами»?

— Парами, — предложил Волков. У него сложилось ощущение, что он участвует в съемках диковатого западного фильма ужасов. «Вперед! Вперед! Вперед»! Как там? Один идет, второй прикрывает? — Паш, вы с Колей идите по этой стороне зала, а мы с Владимиром Александровичем — по той.

— Давай. — Паша поднял автомат повыше, держа палец на спусковом крючке. — Только уговор, мужики: если увидите эту тварь, чур, «стой, стрелять буду» не кричать. Валить сразу.

— Договорились, — ответил Волков.

Они разделились. Борисов и Паша двинулись по внешней стороне ряда стеллажей, а Журавель и Волков направились тем же путем, которым четверть часа назад прошел Осокин. Шли осторожно, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Идущий впереди Волков приостановился, чуть повернул голову, бормотнул через плечо:

— Владимир Александрович, вы иногда поглядывайте за спину. Мало ли…

— Хорошо, — ответил шепотом Журавель. — Только можно называть просто Володя или сержант. Я привык.

Волков кивнул и снова пошел вперед, прижимая откинутый приклад укороченного «АК» к плечу. Он не старался подражать киногероям, просто так действительно оказалось гораздо удобнее. Единственное, что мешало, — слишком маленькая длина ствола. Раструб прицела, да и сам прицел, посаженный слишком близко к цевью, мешали обзору. Оказавшись у поворота, Волков оглянулся на напарника, словно бы спрашивая: «Ну что, пошли?» Тот кивнул.

Волков резко шагнул вперед, одновременно разворачиваясь, ловя в сектор поражения длинный широкий проход. При этом он зацепил локтем витрину с кормами для животных. Банки цосыпались на пол, покатились, весело громыхая жестяными боками, демонстрируя умильные кошко-собачьи мордочки. Волков покосился на Журавеля. Тот только пожал плечом, мол, бывает.

Собаки не было. Не сказать, чтобы Волков так уж сильно боялся пса. Опасался, конечно, не без этого, но полагал, что вдвоем они как-нибудь справятся с взбесившимся животным. Куда больше его беспокоило то, что им не было известно, где притаилась тварь. Ни рычания, ни лая. Ничего. Потому-то и катался в животе омерзительно холодный, стальной шарик тревоги.

Волков короткими шажками пошел вперед. Он заглядывал в проходы между стеллажами, присматриваясь к выстроившимся тележкам, заполненным товаром, — кто знает, не прячется ли пес за ними, — к контейнерам с салфетками, одноразовой посудой, жидкостями для мытья посуды и прочей ерундой. К деревянным контейнерам, на которых выстроились молочные пакеты и батареи бутылок с газированной водой, к сетчатым, заполненным пластиковыми контейнерами с яйцами, к низким холодильникам с полуфабрикатами.

— Его нет в зале, — сказал вдруг Журавель.

— С чего вы взяли? — спросил, не оборачиваясь, Волков.

— Он бы среагировал на звук падающих банок, — пояснил тот. — Хотя бы морду высунул, посмотреть. А еще вероятнее — бросился бы.

— Может быть, он просто прячется?

— Он не прячется. Он — охотится. Вы же видели тела у входа. — Журавель казался довольно спокойным. — Этот пес перекусывает горло и идет дальше. Ему не нужна пища, он просто убивает. Так что здесь его нет. Скорее всего он где-то в подсобках.

— Вашими бы устами да мед пить, — ответил Волков, глядя вперед.

Ему показалось, что он заметил какое-то движение за пирамидой молочных пакетов. Присмотрелся. Так и есть. Тень на полу. Странная, невнятная. Очертаний не разобрать. Лейтенант потянул курок, выбирая холостой ход, прикидывая на глаз расстояние — метров пятнадцать от силы — и пытаясь подсчитать, за сколько секунд пес сможет его преодолеть, — три-четыре, учитывая, что пол скользкий. Вполне успеет распотрошить весь рожок. Только не факт, что попадет. У укороченных «АК» разброс сильный. На дистанции свыше десяти метров — на метр в каждую сторону от точки прицеливания. Да и не прицелиться из него толком, тем более в быстро движущуюся мишень. А сменить рожок он не успеет, так что…

— Внимание! — сказал лейтенант. — За молочными пакетами!

— Я заметил, — ответил Журавель.

Тень шелохнулась и медленно поплыла вперед. Дыхание невольно участилось, сердце забилось в бешеном ритме. Волков даже приоткрыл рот, иначе просто задохнулся бы. Тень выдвинулась в проход и оказалась… Колей Борисовым. Он выглянул из-за контейнера, покрутил головой, заметил напарников и вопросительно двинул бровями.

Волков выдохнул, опустил автомат.

— Черт… — сказал он одними губами. — Я его чуть не пристрелил.

— Не нервничайте так, — подал голос из-за спины Журавель. — Все в порядке.

Волков отрицательно покачал головой, давая понять Борисову, что они не видели пса. Тот нахмурился, указал за стеллажи и поднял два пальца. «Еще два трупа», — понял Волков. Затем Борисов ткнул пальцем в сторону прилавков. Волков кивнул согласно. Они заглянули за прилавки, остановились перед дверью, ведущей в подсобные помещения.

— В зале его нет, — шепотом сообщил Борисов. — Мы с Пашкой все проверили. Там, на стеллажах, двое. Мужик и баба. Оба целые вроде. Я Паше сказал, чтобы он здесь остался, на всякий случай.

— Хорошо, — согласился Волков. — Если псина выскочит, надо будет кому-то ее добить.

— Я о том же подумал, — сказал Борисов, теребя пальцем спусковой крючок. Он здорово нервничал. — Ну что, пошли, подсобки проверим?

— Пошли.

С подсобками должны были возникнуть проблемы. Во-первых, наверняка там все заставлено коробками, упаковками с продуктами, контейнерами. В подобных супермаркетах, со столь огромным ассортиментом, не может не быть солидного запаса товаров. Проклятой псине будет где укрыться от выстрелов. Попробуй прострели из укороченного «АК» коробку, битком набитую памперсами. Если и удастся, то убойная сила на выходе окажется настолько мала — мышь не сдохнет. Что уж говорить о здоровенной псине? Во-вторых, во всех подсобных помещениях есть масса различных закутков, комнаток и зальчиков, о расположении которых они понятия не имеют. Превосходное местечко для охоты. С точки зрения пса, разумеется.

Приходилось продвигаться очень медленно и предельно осторожно. Первый труп они обнаружили как раз в одном из закутков. Человек лежал за высокой стопкой пустых коробок из-под водки. Судя по всему, борьба была недолгой — стопки покосились, но не рассыпались. Брызги крови виднелись на стене. По полу растеклась темная, почти черная лужа с алыми прожилками.

— Твою мать, — пробормотал Борисов.

— Собака, — ответил Журавель, мрачно глядя на труп. — Обычная собака. Думаю, натаскивали на охрану, потом она что-то сделала не так. Может, хозяина куснула или еще чего… Ее выкинули на улицу. И здесь она стала заниматься тем, чему ее научили, — убивать.

— Охранников учат хватать за руки или за ноги, — возразил Борисов, выходя из закутка и настороженно поглядывая вдоль коридора.

— Смотря кто и смотря каких охранников, — заметил Журавель. — Люди разные бывают.

— Не думаю, — подал голос Волков. — Никто не учит собак сразу рвать глотку. В крайнем случае определенная последовательность действий. А эта, видите, хватает только за шею.