За стенами, вокруг Сен-Жермен-де-Пре, Нотр-Дам-де-Шан и Сен-Жак-дю-0-Па, далеко разрослись предместья. Считалось, что это еще город, но пейзаж почти везде оставался сельским, и горожане владели на склонах Монпарнаса, которые были украшены несколькими ветряными мельницами, прекрасными виноградниками.
Сколько же жителей насчитывала парижская агломерация в начале XV в. – до того как она была частично разрушена и опустошена войной и ее напастями? Сведениями, предоставленными современниками, вполне можно пренебречь: вряд ли они достоверны, да и очень специфичны. Пересчитывая одних только парижских нищих, Гильберт Мецский называет число восемьдесят тысяч… Парижский горожанин, со своей стороны, насчитывает сотню тысяч жертв эпидемии чумы всего за четыре месяца: с сентября по декабрь 1418 г. Исходя из этого, вероятно, нам следует лучше обратиться к спискам «очагов», составленным в 1328 г., согласно которым в Париже было около шестидесяти тысяч дворов, что соответствует приблизительно тремстам тысячам жителей. Выводы, которые можно сделать из других способов оценки: протяженности застроенной территории (дома в несколько этажей представляли собой исключение из правил) и общих условий снабжения, – не позволяют предположить, будто в эпоху Карла VI это число намного возросло.
Подобная агломерация, единственная в Европе того времени, создавала серьезные проблемы управления, поддержания порядка и обеспечения жителей продовольствием.
Две силы управляли городом (не говоря об отдельных его частях – таких как клуатр Богоматери, коллежи и прочие организации и учреждения, руководителями которых выступали духовные власти): парижский муниципалитет и королевский прево. Муниципалитет, рожденный торговой деятельностью Парижа, возглавлял прево купцов и эшевенов; размещался он в Мезон-о-Пилье на Гревской площади. Но начиная с середины прошедшего века его власти был нанесен серьезный ущерб: воспоминание о восстании горожан под предводительством прево Этьена Марселя заставило Карла V передать часть полномочий муниципалитета королевскому прево. В начале царствования Карла VI муниципалитет, обвиненный в сговоре с фламандскими повстанцами, окончательно утратил независимость; право горожан избирать прево купцов и эшевенов было упразднено, и место прево предоставлялось верному человеку короля. Возможность избирать прево купцов и эшевенов будет восстановлена лишь в 1412 г., но муниципалитет больше не займет того места, какое занимал прежде. Его компетенция и юрисдикция будут ограничиваться экономическими вопросами (наблюдение за цехами, регламентация торговли, контроль за снабжением продовольствием и так далее).
Поддержание порядка, в самом широком смысле слова, было доверено королевскому прево, обосновавшемуся в Шатле. Его полномочия простирались очень далеко, поскольку касались всего, что было связано с безопасностью и гигиеной столицы. Сюда входили обеспечение порядка на улицах, контроль за общественными местами и тавернами, уборка парижских улиц. Исполнять трудоемкие обязанности королевскому прево помогали его многочисленные помощники, под его началом. были патрульные сержанты, разделенные на две группы: конный патруль, осуществлявший свою деятельность на всей подведомственной прево территории, то есть и за городскими стенами; и пеший патруль, представлявший собою собственно парижскую полицию. Форменной одежды у сержантов не было, но как эмблему своей должности они носили при себе секиру. Кроме того, существовали «сержанты дюжины», составлявшие личную охрану прево.
Прево и в самом деле был лицом значительным, поскольку к его административным полномочиям прибавлялась еще и судебная власть. Шатле сочетал в себе суд двух инстанций: гражданский суд «первой инстанции», разбиравший дела, в которых речь шла о суммах не превышавших двадцать ливров; и уголовный суд, перед которым представали преступники и злодеи, задержанные патрульными сержантами. В башнях Шатле, на разных этажах, в том числе и в подвалах, располагались тюремные камеры с выразительными названиями: Смерть, Каменный Мешок, Колодец, а также (понимай иносказательно!) Рай. Условия жизни в этих камерах были весьма различными в зависимости от звания заключенного и средств, которыми он располагал, поскольку тюремщик получал плату за исполнение своих обязанностей непосредственно от узников. Наиболее обеспеченные могли добиться смягчения своей участи и даже заказывать обеды, которые доставлялись в тюрьму извне.
Прево, как уже говорилось выше, должен был также следить за чистотой улиц и общественной гигиеной, в чем ему помогали дорожные смотрители. И, право, не таким уж легким делом было обеспечить большому городу хотя бы минимальную чистоту! Помои в те времена, как, кстати, и впоследствии, выливались в ручьи, бежавшие посреди улиц, туда же сваливали всевозможные отбросы. Сена с ее мелкими парижскими притоками, менильмонтанским ручьем и Бьевром, заменяла канализационную систему. В жаркую погоду тошнотворный запах заполнял улицы и проникал в дома. И все же для того, чтобы как-то помочь делу и изменить ситуацию, предпринимались большие усилия. Карл V и его преемник множили предписания, связанные с гигиеническими мерами: запрет выливать воду из окон домов, не прокричав предварительно трижды: «Берегись воды!»; запрет выбрасывать мусор на улицы или в Сену; запрет откармливать свиней в городе (исключение делалось для свиней Сен-Антуана, которые носили на шее колокольчик и способствовали очистке улиц, поедая нечистоты); приказ жителям города самим подметать улицу перед дверью и вывозить мусор за городскую стену в сообща нанятых домовладельцами повозках. Кроме того, на правом берегу были проложены или приспособлены несколько отрезков сточных канав, которые уносили грязную воду к менильмонтанскому ручью или в ров, вырытый за городской стеной.
Со времен Филиппа Августа вода из Бельвиля и из Пре-Сен-Жерве в Лувр и к городским источникам шла по двум акведукам. Но часть этой воды забирали себе знатные сеньоры, которые отводили ее в свои отели, отнимая таким образом у остального населения. И потребовался особый королевский ордонанас, согласно которому привилегия получать воду с доставкой на дом оставалась только за принцами, а все устроенные без разрешения отрезки водопровода следовало уничтожить. Так что большинству парижан приходилось брать воду из источников; их число – может быть, около двадцати – представляется весьма незначительным в сравнении с общей численностью городского населения, но к ним следует прибавить еще и колодцы (вот они, вырытые во дворах городских домов и на некоторых перекрестках, были, скорее всего, довольно многочисленны). В любое время дня длинные очереди хозяек или служанок ждали возможности наполнить ведра и кувшины. Наконец, водоносы – которым запрещено было брать воду из источников – черпали воду из Сены и разносили ее по домам.
Несмотря на то что вода была редкостью, существовало довольно много публичных бань: должно быть, к началу XV в. их насчитывалось около тридцати (в домах состоятельных горожан, не говоря уж об отелях принцев, были многочисленные ванные комнаты); правда, банные заведения иной раз служили местом свиданий, и посещение их сурово порицалось моралистами и проповедниками.
Отель Дьё, госпиталь, выстроенный на берегу Сены, напротив собора Парижской Богоматери, располагал в начале XV в. тысячей коек для больных, за которыми ухаживали восемьдесят служителей. Там давали приют не только больным, но также и увечным, старикам, роженицам, брошенным детям. Смерть уносила многих, и состав пациентов или, точнее, обитателей быстро менялся: если верить письму папы Евгения II, в течение 1418 г. в Отель Дьё умерли около тридцати тысяч человек (правда, на тот год пришлась эпидемия); и даже если это число было сильно завышено, оно все-таки дает представление о том, каким бедствием могла обернуться болезнь, против которой существовали лишь самые несовершенные предупредительные меры. Во время эпидемий или «мора» смертность достигала чудовищных цифр; погребальные процессии теснились у кладбищенских ворот, и могильщики едва успевали «присыпать» тонким слоем земли сваленные в кучу трупы. Из-за неумолкавшего звона колоколов над городом нависало тревожное ожидание близкой смерти, до такой степени тягостное, что иногда похоронный звон запрещали, чтобы избежать паники.
