— Ясно. В общем, все как обычно. Удивляться нечему.

— Нуда.

— А Гусяра — молодец. Не зассал.

— А ему тоже, как и нам, до фени. Его все равно, если что, Коржаков приморит. Ты же знаешь, они давнишние «друзья».

— Ну, хоть повеселитесь напоследок. Уж не подкачайте. Ждем серьезную развлекуху.

Поздно. Где-то часа в два. Началось. Экстренный выпуск «Сегодня».

Тревога и гнев на лице Евгения Алексеевича. Предпринята попытка государственного переворота… Арестованы сотрудники избирательного штаба Ельцина… Реставрация не пройдет… Попытка будет пресечена… Силы реакции…

В голове — какой переворот? Что он несет? Боже мой, какая чушь! А потом мысль — все правильно. Содержание не имеет значения. Главное, жути нагнать. Эти шопенгауэры в погонах должны услышать то, что они ни в коем случае не предполагали услышать. Вот то, что они заговорщики, — для них новость. Такого хода они не просчитывали. Теперь они находятся в состоянии ступора.

Они ведь как думали. Повяжем этих коробейников. Чубайс приползет на брюхе их спасать, все сдаст и тихо отвалит. Вот и славненько, вот и чудненько. Катись колбаской… Уноси ноги, пока жив… Скотина. Или все-таки посадить? Или так…

А тут на тебе: где «на брюхе»? Нет «на брюхе»! Где «все сдаст»? Нет «все сдаст»! Что-то мы не так рассчитали… Что теперь делать? Спокойно… Не психовать! Как-то все не так развивается. Не в ту сторону. Что-то эти подонки-коммерсы задумали. Кабы знать.

СМИ подхватывают. «Эхо Москвы», Интерфакс, другие радиостанции. Наконец уже и ОРТ, и РТР со ссылкой на НТВ. Западники зашевелились. Ой-ой-ой, в России опять переворот. То ли он украл, то ли у него… Коржаков с Чубайсом застрелили Ельцина… Березовский с Гусинским объединяют бизнесы, и, на самом деле, это один и тот же человек… Медведи, которые, как известно, спокойно расхаживают по улицам русской столицы, взбесились и съели своих дрессировщиков: Аркадия Лисовского по кличке Аркаша, и Сергея Евстафьева по кличке Лис. А теперь давайте посмотрим репортаж из ночной Москвы. Три часа ночи. Видите — улицы пусты! Медведи съели всех.

Я сел в машину и поехал в дом приемов к Березовскому, на Новокузнецкую. Там народу немного. Все те же и еще Немцов. Все возбужденные, веселые. Видно, что страшно, но отступать не собираются.

Дальше — неотчетливо. Вот я помню, что первым нервы не выдержали у Барсукова и он позвонил Чубайсу. А Чубайс говорит, что это он не выдержал и позвонил Барсукову. Так или иначе, но Чубайс орал… То, что Чубайс кричал, не имело никакого смысла — я тебя, козел, посажу… ты у меня до утра не доживешь… Пожалеешь, гад, что родился на свет… Если хоть один волос упадет с их головы, ты мне за все ответишь!

Стоящий рядом с Чубайсом Гусинский посмотрел на него, как на сумасшедшего: ни одной из перечисленных угроз Чубайс не мог реализовать даже в самых сокровенных мечтах. Посудите сами: человек с улицы, изгнанный из правительства чиновник, который «во всем виноват», прямо угрожает расправой директору ФСБ. Это уже тянет на приготовление к террористическому акту в отношении государственного деятеля.

Фактически с Чубайсом случилась форменная истерика. И то сказать — полгода в диком напряжении, все пашут, как кони, задвинули все свои амбиции, объявили «водяное перемирие», и тут эти «васильковые околыши» собираются посадить Аркашу с Сергеем, да, впрочем, и их всех. Присвоить себе результаты их труда. Опять паразитировать на Ельцине еще четыре года.

Тон Барсукова был примирительный. Да ладно тебе. Да успокойся. Да разберемся. Давай утром созвонимся. Ничего с ними не случится. Да я не знаю, о чем ты… Похоже, что он не ожидал такого напора.

Около трех ночи. Может, чуть больше. Татьяна Дьяченко с тревогой — папа позвонил. Он проснулся, смотрит телевизор. Плохо с сердцем. Вызвали врачей. Что делать будем?

Проходит еще полчаса. Звонок:

— Забирайте своего Евстафьева.

— А Лисовский?

—Чуть позже. Где-то через час и его отпустим.

— Где забирать-то?

— Подъезжайте к Белому дому.

Есть! По всему видно — струхнули. Не ожидали нашей атаки. А ведь не соврал Ротов. Там и держали. Не оформляли арест. Хотели торговаться. Не вышло!

Сажусь в машину, еду к Белому дому. Стою, жду. Ночь. Показался… Не через проходную, а через открытые автомобильные ворота, пешком, выходит ошалевший Аркадий. Люди, которые его сопровождают, остаются по ту сторону ворот. Я выхожу навстречу. Прямо как в фильме «Мертвый сезон». Яркие уличные фонари освещают въезд в Белый дом со стороны гостиницы «Мир». Все дальше кругом — темнота. Я его обнимаю, мы садимся в машину и едем обратно к Березовскому.

По дороге Аркаша звонит жене. Все в порядке. Нет, не пьяный, но сейчас буду. Нет, не жди. Все нормально. Да, Алик здесь. Вот рядом сидит. К Березовскому. Потом объясню. Все, спи. Пока.

Приезжаем. Мы с Аркашей и Немцовым накатили коньячку. «Хеннесси». Икс О. По стакану. Неплохо. Вожди смотрят на нас с брезгливостью. Да пошли они… Еще разочек. Хорошо.

— Борис Абрамыч, а пожрать у тебя есть чего?

— Позови официанта, он принесет меню. Не знаю, может, еще есть что— Нибудь. Ночь на дворе.

— Жрать охота. Там меня не кормили целый день.

— Понимаю… Ну, бутербродов-то точно найдем. А скажи, Аркаш, о чем тебя спрашивали?

— Откуда деньги взял, что еще… Да больше ничего. Пугали. Говорили — посадят.

— А ты?

— А что я? Ничего. Какие деньги? Не знаю никаких денег. Они мне коробку показывают. Из-под «ксерокса». А я в отказку. Не знаю ничего, и все. Не мои, первый раз вижу.

— Ну?

— Чего ну? Так целый день. И вечер. Сказка про белого бычка. Потом у меня что-то давление поднялось… И я отказался отвечать на вопросы.

— Отлично! Молодец! Дайте, блин, ему бутербродов. Заслужил. Хи-хи. (Фирменный смешок Березовского.)

Привозят Лисовского. Тоже ошалевший. Березовский его уводит в другую комнату. Сразу видно, что Лиса допрашивали серьезнее, чем Аркашу. Иначе зачем его еще целый час держали? Может, у них на него материала больше? Не знаю, врать не буду.

Гусинский подходит к окну. Видно, что по крышам здания напротив бегают какие-то вооруженные люди. Гусь (как можно безмятежнее):

— О, скоро штурм начнется. Отойдите все от окон, а то, не дай бог, они стрелять начнут. Да, и имейте в виду, они все прослушивают.

Звонок.

— С Чубайсом хочет разговаривать Борис Николаевич.

— Ну так соединяйте.

— Нет, он хочет по спецсвязи.

— А здесь нет спецсвязи.

— Ну, так пусть Анатолий Борисович едет туда, где есть. В мэрию, в штаб. Через полчаса президент туда позвонит.

Всей толпой садимся по машинам. Аркаша с Лисом поехали домой. У них больше уже нет сил. По дороге спрашиваю у Чубайса:

— О чем он говорить собирается?

— Не знаю. Думаю, о том, что делать со всем этим.

— А ты?

— Расскажу все как есть. Пусть сам решает.

Вижу — Чубайс в форме. Не скис. Готов к бою. Что-то задумал. Приезжаем. Чубайс ушел в кабинет со спецсвязью. Быстро выходит обратно.

— Ну как?

— Вызывает к себе. Сказал, что через час будет в Кремле. Гусинский говорит ключевую фразу, которая висела у всех на языке:

— Надо потребовать, чтобы он их всех уволил. Иначе у нас нет шансов. Они, если останутся, все равно со временем нас доедят. Если Ельцин откажет, какая разница, когда они нас доедят — сейчас или через полгода.

Спорить бессмысленно. Логика железная. Все соглашаются. Чубайс сидит с отсутствующим взглядом. Кивает головой в такт словам Гусинского. Через полчаса молча встает и уходит.

Минут сорок, а то и час он отсутствовал. Все сидели молча. Разговаривать особо не хотелось. Гусь с Березой ушли в офис «Моста», на другой этаж. Звонит Чубайс — еду, собирайтесь. Звучит бодренько, бодрее, чем мог бы в такой ситуации.

Все собрались:

— Борис Николаевич подписал указ об увольнении Сосковца, Коржакова и Барсукова!

— Ой, — вырвалось у кого-то.

И тут Гусинский сказал фразу, которая могла бы стать пророческой: