— А где же транш?

— А транша нету, не дошел он до простого крестьянина.

— Да что им тридцать миллиардов — это ж по пятнадцать долларов на брата всего-то. Не деньги.

— Ну вот, мысль моя в том, что мы не первое место по коррупции занимаем. Аи, как Резник обиделся! Нет, говорит, первое… Опять этот Кох говорит, что Россия не самое первое место занимает.

— Значит, не удастся нам собрать лучших людей, чтобы они командовали страной?

— Нет.

— Ею будут командовать кто ни попадя.

— Да. Мы ж с тобой обсуждали принцип кибернетики. Нравится не тот, кто умный, а тот, кто такой же, как большинство.

— Вот я не знаю кибернетики, но я понимал, что Борис Николаич такой же, как мы.

— А он еще и старался сильней быть таким. В трамвае ездил.

— Только перед выборами.

— Да, потом, когда не надо стало, перестал ездить. Вот он последние десять лет не ездил на трамвае.

— Точно. Что у нас было важного в году? В январе был договор с Соединенными Штатами об ОСВ.

— Слушай, отстань со своим ОСВ. Вот я тебе могу сказать — у меня 93-й год состоит из трех вещей. Нет, четырех. Четыре вещи для меня важные были в 93-м. Первое — я съездил в Соединенные Штаты Америки.

— И я съездил.

— Я — первый раз.

— И я первый раз! Более того. В 93-м я и в Париж съездил в первый раз.

— Нет, со мной это случилось существенно позже. А вот в Соединенные Штаты Америки я съездил, причем надолго — на целый месяц. Я посетил Вашингтон, Нью-Йорк, Чикаго, Сиэттл, Миннеаполис, Сен-Пол.

— А что это была за поездка такая?

— Это USID делал такую программу по изучению американского рынка ценных бумаг. Секьюрити-маркет.

— Что это такое — USID?

— USID — это американское агентство по международному развитию. Я был очень доволен поездкой — я тогда очень много узнал. Мы были на Нью-йоркской фондовой бирже… Ну, это отдельная песня — про Америку. Напишу как— Нибудь про это комментарий.

— Я был неделю всего. Я ездил в командировку — писать репортаж с Хэллоуина. От журнала «Домовой». Я туда был сдернут с отдела преступности, брошен на отстающий участок. Уже первый номер журнала делался, а я еще лихорадочно сдавал дела по отделу преступности…

— Потом второе событие, очень важное. Про него сейчас все забыли, но оно на самом деле послужило основой для последующих событий не только этого года, но и вообще всей нашей жизни. Так называемый референдум «да, да, нет, да».

—Так, так! Помню. У меня есть любительская видеопленка: мы на кухне выпиваем, дети бегают — и я пьяный сижу. И вдруг по телевизору объявляют про референдум, Ельцин, «да, да, нет, да», доверяете ли вы президенту… И на видео — моя реплика. Я, пьяный, просто так ляпнул: «Президент у нас м…, но мы ему доверяем». Вот такую я фразу произнес тогда историческую.

— …и президент его выиграл, этот референдум. Когда кричат, что Ельцин к 93-му году полностью лишился кредита доверия, это ложь. Был кредит доверия! Ельцин же выиграл тот референдум.

А Верховный Совет — проиграл. Ты же помнишь, там было четыре вопроса. Доверяете ли вы президенту Ельцину? Одобряете ли вы политику, проводимую президентом Ельциным? Доверяете ли Верховному Совету? И еще какой-то вопрос был. Короче, мы хотели, чтобы «да, да, нет, да» был. И так оно и случилось — большинство сказало «да, да, нет, да». По условиям референдума, тот, кому не доверяют, уходит в отставку. То есть Верховному Совету нужно было распускаться. Но эти красавцы депутаты проявили свою, так сказать, хитровые…анность: Ельцину, чтобы пройти, достаточно простого большинства, а чтобы их отправить в отставку — нужны две трети голосов. И вот хотя доверия к ним не было, они не самораспустились. Но, по сути, с весны уже практически не было легитимности Верховного Совета! Их еще тогда надо было распустить. Потому что большинство нации сказало, что депутатам не доверяет. Понимаешь?

— Что, это так подтасовал Ельцин?

— Нет. У него на самом деле был кредит доверия. И вот этой паузой шестимесячной с апреля по октябрь он-то как раз кредиты сильно растерял. Потому что, понимаешь, они же шесть месяцев тратили ровно на то, чтобы обосрать его с ног до головы. Безумный Руцкой с этими чемоданами…

— Сбитый летчик.

— Да, сбитый летчик.

— Его же вроде сбивали там в Афгане периодически.

— Да-да. А помнишь, у него был такой помощник — Мирошник? Который, когда узнал, что Руцкого сняли, не вернулся из поездки в Испанию. Этот жулик все ходил по кабинетам, бабки со всех брал. Он ко мне без конца ходил и чего-то ныл. И Руцкой теперь рассказывает нам всем, какой он ох…ительный честный борец с коррупцией, и так далее. Потом третье событие важное — то, что я переехал из Питера в Москву. Меня в Госкомимущество Чубайс забрал замом. И четвертое событие, наконец, это путч — или как там он назывался, мятеж? — 3—4 октября.

— Великая Октябрьская Социалистическая революция? Как обычно? И я причем знаю, почему это всегда в октябре происходит. Ну такая погода мерзкая, отвратная, кругом грязища говенной такой консистенции — жить не хочется. Неба нету, вместо него серая мокрая тряпка — выражение Ильфа и Петрова. В запой уйти, убить ли кого? О! Революцию давайте устроим!

— Да-да. Обсерон такой великий октябрьский социалистический. Ну вот четыре события. Ну что там — рядом ничего не стояло по сравнению с этими четырьми событиями. И каждое из них достойно комментария. Америчка…

— А учреждение РАО «Газпром»?

— Да ну!

— А избрание Зюганова вождем КПРФ?

— Это было событие твоей жизни? Этим тебе 93-й год запомнился? Вот как мы с тобой будем вслух задним числом переживать избрание господина Зюганова?

— Очень даже хорошо мы будем рассуждать. Смотри! Мне Толстая говорит, Татьяна, в интервью: «Если увижу Зюганова, брошусь на него, как волк, и горло ему перегрызу. Он же отвечает за террор, за Колыму, за все убийства…» Подожди, говорю, Зюганова надо беречь, потому что его специально брали такого противного, понимаешь? А могли бы найти молодого парня, такой Гагарин, знаешь, с улыбкой приятной…

— Как Квасневский в Польше. Молодой, энергичный, вполне западный — и в то же время левый.

— Я думаю, там сидит какой-то разводчик — Глеб ли Павловский, не знаю, или Волошин… И думает: зачем нам красавец-Гагарин-2 во главе коммунистов? Заберет все голоса. И говорит: нет, такой не годится, идите найдите нормального кандидата.

— С бородавкой.

— С бородавкой, противного.

— Из деревни Мымрино.

— Противный чтоб был, такой вот, похожий на ощипанного волка, которого палкой отлупили, и вот он вроде и волк, но немножечко так шугается. Разводчик доволен: «Вот видите, нашли же хорошего генсека…»

— Электоральный.

— Ну, найдутся какие-то странные люди, пойдут голосовать за него, хоть он и противный. Это очень тонко. Я это объяснил Толстой, и она признала свою ошибку. А вот еще у нас было начало слушаний военной коллегии Верховного Суда по делу ГКЧП — измена родине.

— Только начали слушать? А до этого расследование шло?

— Видимо. Судили старика Варенникова, фронтовика… Была измена родине-то или нет? Ты бы родине с большой буквы написал — измена Родине?

— Так их же всех амнистировали, а старик Варенников отказался принимать амнистию, потребовал суда, его судили — и оправдали.

— Молодец! Крепкий парень!

— Черт его знает. Я могу тебе сказать, что в 91-м году я их ненавидел.

— И я. Ненавидел. Тогда. Само собой.

— Ну а чего тогда мы сейчас, задним числом, начинаем их жалеть? Они бы нас не пожалели, можешь не сомневаться.

— Да чего уж тут сомневаться. Уж не пожалели бы. В таком они не замечены. Хорошо. Поехали дальше. «О прекращении хождения дензнаков, выпущенных с 61-го по 92-й годы включительно».

— И что, я должен переживать по этому поводу?

— Так. Завершение вывода войск из Литвы. Тоже тебя не волнует?

— Ха-ха!

— Соглашение со Штатами об объединении космических программ.