Однажды Карим вернулся домой и увидел странную сцену. Трое филиппинцев, работавших у наших соседей, передавали сумки с пятью кошками одному из наших тайских рабочих зоопарка. Застигнутые врасплох и испуганные до смерти филиппинцы протянули Кариму небольшую афишу, которая гласила, что за каждую бездомную кошку или собаку будет выплачена сумма в 100 саудовских риалов. Карим пришел в дикую ярость. Только после того, как он пригрозил рабочим физической расправой, они признались Кариму, что наклеить афишу на стены соседних особняков и вилл им велела Амани. Кроме того, им —было сказано прочесывать соседние улицы и похищать для Амани кошек и собак. Наша дочь поклялась им, что ничего никому не скажет, и, поскольку Карим нанял их специально для обслуживания дочери, они не могли не оправдать ее доверия.

Карим приказал подсчитать поголовье прибившихся животных. Когда обнаружилось, что он кормит свыше сорока кошек и двенадцати собак, он в изумлении сполз на землю. Некоторое время он молчал, потом, ни разу не взглянув в сторону семьи, муж мой встал и, не говоря ни слова, ушел из дому. Мы слышали, как; взвизгнули колеса его автомобиля, когда он выезжал со двора виллы. Дома его не было два дня и три ночи. Позже я узнала, что все это время Карим находился у своих родителей. Из разговоров слуг я узнала, что своим испуганным родителям Карим сказал, что нуждается в трехдневном отдыхе от своих чересчур сложных дам, или он будет вынужден передать нас всех троих куда следует.

Пока Карим отсутствовал, я решила, что мне следует найти какой-то способ обуздать чрезмерную чувствительность младшей дочери к животным. Я сделала много странных открытий, которые раньше оставались незамеченными. Сорок кошек питались свежей рыбой, пойманной в Красном море, в то время как двенадцать собак кормили изысканной едой из дорогой мясной лавки, получающей продукты из Австралии. Деньги Амани заимствовала из недельного бюджета нашей семьи, хранящегося в небольшой шкатулке для наличности на кухне и предназначенного для оплаты покупок, которые слуги делали для нас. Наши затраты на ведение домашнего хозяйства настолько велики, что бухгалтер даже не заметил тех сумм, что дочь расходовала на своих животных. Когда я узнала, что вдобавок к этому Амани тратила огромные суммы для покупки птиц в клетках только для того, чтобы освобождать их, я всерьез пригрозила дочери, что отведу ее к психиатру. На какое-то время ее озабоченность животным царством несколько утихла.

Я вспоминаю один драматический эпизод, связанный с моим братом Али. Он не любил животных и все время жаловался на питомцев Амани. Он постоянно ворчал, что ни один уважающий себя мусульманин не пожелает перешагнуть порог моего дома, потому что свободно передвигающиеся по дому животные могут вызвать необходимость пройти ритуал очищения. Очевидно, ярко выраженная неприязнь Али к почитаемым Амани животным производила на эти создания неизгладимое впечатление, потому что собаки, когда Али гулял по саду, становились незаметными и исчезали в кустах.

Однажды Али прибыл в наш дворец с коротким визитом и только вошел в садовую калитку, как тут же остановился, чтобы отдать распоряжения одному из наших слуг вымыть его автомобиль, пока он будет гостить у нас. Не успел он еще закончить фразу, как один из любимых песиков Амани, Наполеон, выбрал свежевыстиранную тобу Али, чтобы поднять лапку. Али, этот тщеславный человек, всегда гордившийся своей приятной, безукоризненной наружностью, от ярости словно проглотил язык. Прежде чем Амани успела броситься на спасение своего любимца, он жестоко ударил бедное животное ногой. Моя дочь так рассвирепела, что сама налетела на дядю и принялась колотить его кулаками в грудь и по рукам.

Описанный собакой и оскорбленный собственной племянницей, Али незамедлительно покинул наш дом, пронзительно крича ухмыляющимся слугам, что его сестра не только совершенно сошла с ума, но и родила умалишенных детей, которые общению с людьми предпочитают компании животных!

С этого момента Амани так же яростно возненавидела своего дядюшку, как ненавидела своего бесчувственного братца я, когда была маленькой девочкой.

Согласно мусульманской вере собаки являются нечистыми животными, именно это послужило причиной особого гнева и отвращения Али. Ислам требует вымыть посуду, из которой пила собака, не менее семи раз, причем первый раз мыть посуду полагалось водой, смешанной с землей.

Али – мой единственный брат, и несмотря на постоянные то и дело вспыхивающие противоречия, он все же считал необходимым поддерживать отношения с моей семьей. Карим заставил Амани позвонить дяде по телефону и принести извинения, но из-за эпизода с Наполеоном Али не показывался у нас на протяжении еще двух месяцев. Когда наконец, сменив гнев на милость, Али успокоился и решил возобновить свои визиты к нам, он предварительно позвонил и убедительно попросил проследить, чтобы слуги заперли Наполеона подальше. Я очень переживала из-за плохо скрываемой злости Амани, поэтому она очень растрогала, когда в день визита Али вошла в гостиную и, взяв на себя роль хозяйки, предложила дяде стакан свежеотжатого сока грейпфрута. Приятно удивленный, Али сказал, что действительно очень хочет пить.

Я буквально сияла от гордости, глядя, как мое красивое дитя преподносит Али стакан сока и тарелку с миндальным печеньем. Ее поведение было выше всяческих похвал. Я одарила ее счастливой улыбкой и решила, что в следующий раз, когда пойду в магазин, непременно куплю ей какой-нибудь подарок.

Али тоже одобрительно улыбнулся и заметил, что в один прекрасный день Амани осчастливит какого-нибудь удачливого человека.

После того как Али уехал, я обнаружила Амани в ее спальне. Она так громко хохотала, что со всех сторон сбежались слуги, чтобы узнать о причине такого безудержного веселья.

Изумленной аудитории Амани сказала, что дядюшка отведал сок из стакана, предварительно вылизанного дочиста сворой питомцев! Но это было еще не все, прежде чем подать Али печенье, она позволила освобожденному из неволи Наполеону облизать их!

Слуги с удовлетворением ухмылялись, потому что не слишком жаловали Али.

Я старалась сохранить строгое выражение лица, но это мне плохо удавалось, и лицо мое подергивалось, пока я пыталась удержаться от смеха. Наконец, отказавшись от родительских принципов, я, сжимая дочь в объятиях, принялась без удержу хохотать.

Впервые в жизни Амани проявила качества, которые позволили мне надеяться, что все же она была порождением моей плоти.

Я понимала, что мне следует отчитать Амани за поступок, который вызвал бы у Али сердечный приступ, узнай он правду, но я едва была в состоянии скрыть свою радость. Когда я со смехом поведала, о случившемся Кариму, на мое веселье он посмотрел с таким нескрываемым ужасом, что мне показалось, что он сомневается в здравом уме людей, которых любит.

После моего признания долготерпению Карима пришел конец. Охваченный мусульманским гневом, вызванным выходкой нашей дочери, обеспокоенный ее чрезмерным увлечением животными, Карим заявил, что такое огромное число животных в доме пагубно сказывается на всей нашей жизни, поэтому он настаивает на том, чтобы мы сели с нашей дочерью и спокойно обсудили ее явно маниакальное поведение. Прежде, чем я успела как-то отреагировать, муж мой по внутреннему телефону приказал Амани немедленно пройти в нашу половину дома.

Карим и я поджидали ее в гостиной возле, нашей общей спальни.

Амани с живой грациозностью ворвалась в нащу комнату, черные глаза ее светились любопытством.

Не успела я объяснить ей создавшееся положение, как Карим без обиняков спросил:

– Амани, скажи мне, какова цель твоей жизни?

Амани с детской прямотой, ни минуты не колеблясь, ответила:

– Спасти от человека как можно больше животных.

– Спасение животных – это не более чем честолюбивое увлечение богатых европейцев и американцев, – сердито возразил Карим. Он посмотрел на меня так, словно во всем была виновата я одна, и сказал: – Султана, я думал, что твой ребенок будет более благоразумным.