– Что случилось?
Карим ответил, пожав плечами:
– Кто может знать? – Его ноздри раздулись от раздражения. – Я говорил твоему отцу, что завтра у меня в Цюрихе важное совещание и что мы могли бы навестить его по моему возвращению, но он был непоколебим и велел мне пересмотреть планы и препроводить тебя в его дом сегодня вечером.
Карим вихрем ворвался в свой кабинет и воскликнул:
– Три совещания следует отменить!
Уменя от слабости подкосились ноги, и я с облегчением рухнула на софу, полагая, что все выводы преждевременны. Гнев Карима не имеет ко мнe никакого отношения! Передо мной забрезжила надежда.
Однако угроза опознания все еще существовала, и неурочному домашнему совету предшествовало еще много долгих часов.
***
Напустив на себя веселость, которой не чувствовала, я, улыбаясь и беззаботно болтая с Каримом, прошла по широкому вестибюлю, устланному толстыми персидскими коврами, и ступила в огромную главную гостиную нового, только что построенного дворца моего отца. Его самого еще не было, но я поняла, что мы с Каримом оказались последними из прибывших членов семьи. В дом отца были приглашены и остальные десять детей моей матери, все они были без супругов. Я знала, что трем сестрам пришлось прилететь в Эр-Рияд из Джидды, а еще двум – из Эт-Таифа. Оглядевшись по сторонам, я убедилась в том, что Карим был единственным представителем не нашего семейства. Даже старшей жены отца и ее детей нигде не было видно. Я поняла, что их временно выдворили из покоев.
Срочный созыв собрания снова заставил меня вспомнить о книге, и сердце мое сжалось от страха. Мы с сестрой Сарой обменялись встревоженными взглядами. Поскольку она была единственным членом семьи, кто знал о публикации книги, ее мысли, похоже, совпадали с моими. Все сестры тепло поздоровались со мной, кроме моего единственного брата Али, но я заметила, что его хитрые глаза следят за мной.
Тотчас после нашего прибытия в комнату вошел отец. Его десять дочерей уважительно поднялись на ноги, и каждая из нас поприветствовала человека, без любви давшего нам жизнь.
Я уже несколько месяцев не видела отца и подумала про себя, что он выглядел слишком уставшим и преждевременно постаревшим. Когда я наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, он нетерпеливо отвернулся и не ответил на приветствие. В этот момент я поняла, что была слишком наивна, полагая, что аль-Сауды заняты исключительно накоплением богатства и не интересуются книгами. Мое волнение возросло.
Суровым голосом отец велел нам сесть и заявил, что имеет намерение сообщить нам неприятные известия.
Почувствовав на себе взгляд Али, я увидела, что он с присущим ему болезненным интересом к страданиям других безжалостно уставился па меня. В душе у меня не было ни малейшего сомнения в том, что к сегодняшнему собранию он имел самое непосредственное отношение.
Отец запустил руку в свою большую черную папку и извлек оттуда книгу, которую не мог прочесть никто из нас, поскольку она была написана на иностранном языке. У меня в голове все смешалось, я подумала, что, должно быть, ошиблась и все мои страхи были напрасными. Я недоумевала, какое отношение эта книга могла иметь к моей семье.
С нескрываемой яростью в голосе отец сообщил, что Али купил эту книгу в Германии и что в ней говорится о жизни принцессы, глупой, бездумной женщины, которая не понимает, какие высокие обязательства возлагает на нее привилегированное королевское положение. Он обошел комнату, держа книгу в руках. На обложке была изображена, по всей видимости, женщина-мусульманка, поскольку лицо ее было закрыто покрывалом. Она стояла на фоне турецких минаретов. У меня промелькнула дикая мысль, что, может быть, книгу написала какая-то стареющая, изгнанная принцесса из Египта или Турции, однако я быстро сообразила, что ее история вряд ли вызвала бы в нашей стране такой интерес.
Когда отец подошел поближе, я прочла название на немецком языке: «Я, принцесса из дома аль-Саудов».
Это была моя повесть!
С тех пор, как книга была продана «Уильям Морроу», крупному, респектабельному американскому издательству, с автором книги я больше не общалась и, конечно, не имела представления о ее невероятном успехе и о том, что «Принцесса» была куплена издательствами многих стран. Та, которую я видела сейчас, очевидно, вышла в Германии.
Сначала я ощутила мгновенный прилив восторга, который тотчас сменился неподдельным ужасом. Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Оглушенная, я едва слышала голос отца. Он рассказывал о том, что Али, увидев книгу в аэропорту Франкфурта, страшно заинтересовался и приложил немало усилий и материальных затрат, чтобы перевести книгу, поскольку на обложке стояло имя нашей семьи.
Сначала Али решил, что это некая недовольная таинственная принцесса из семейства аль-Саудов обнародовала перед светом скандальные секреты своей жизни. Но стоило Али прочесть книгу, как в описаниях наших детских драм он тотчас узнал себя, и правда была раскрыта. Он отменил планы на оставшуюся часть отпуска и, обуреваемый гневом, поспешно вернулся в Эр-Рияд.
Специально для этого собрания отец сделал копии перевода.
Слегка шевельнув рукой, он подал знак Али. Тот, схватив лежащую рядом с ним кипу бумаг, начал раздавать каждому перетянутые резиновыми кольцами стопки листов.
Смутившись, Карим толкнул меня в бок, поднял брови и закатил глаза.
Сколько было возможно, я делала вид, что ничего не знаю, изображая на лице полное недоумение. Пожав плечами, я, не мигая, уставилась на очутившиеся в моей руке листы, но не видела ничего.
Звенящим голосом отец выкрикнул мое имя:
– Султана!
Я почувствовала, как мое тело содрогнулось.
Отец быстро заговорил, извергая слова с такой скоростью, с какой, на мой взгляд, мог строчить пулемет, выплевывая пули.
– Султана, ты не помнишь свадьбу и развод твоей сестры Сары? Другие поступки подруг твоего детства? Смерть своей матери? Поездку в Египет? Твой брак с Каримом? Рождение вашего сына? Султана?
У меня перехватило дыхание. Безжалостно отец продолжил обвинения:
– Султана, если у тебя трудности с памятью, и ты не в состоянии припомнить эти события, то я рекомендую тебе прочитать эту книгу!
Отец швырнул ее к моим ногам. Не в силах пошевелиться, я молча уставилась на валявшийся на полу том. Отец приказал:
– Султана, подними ее!
Карим схватил книгу и вгляделся в обложку. Он судорожно втянул в себя воздух – дыхание его было прерывистым – и повернулся ко мне:
– Что это, Султана?
Страх сковал мое тело, и сердце остановилось. Я сидела, прислушиваясь к себе, и с трепетом ждала, когда оно забьется вновь.
Потеряв над собой контроль, Карим уронил книгу на пол, схватил меня за плечи и начал трясти, как какую-нибудь тряпку.
Снова в груди я ощутила знакомый толчок, хотя тут у меня промелькнула детская мысль: жаль, что нельзя умереть па месте и тем самым обременить сознание моего мужа чувством вины, что оставалось бы с ним на протяжении всей последующей жизни.
Я слышала, как от напряжения у меня захрустели позвонки шеи.
Отец вскричал:
– Султана! Ответь мужу!
Внезапно прожитых лет не стало, и я снова была ребенком, находившимся в распоряжении отца. Как страстно я желала, чтобы была жива моя мать, потому что от этой злобной стычки ничто не могло защитить меня лучше жара материнской любви.
Я почувствовала комок в горле и поняла, что сейчас заплачу.
Много раз в прошлом я уже говорила себе, что не может быть свободы без отваги, и все же отвага подводила меня каждый раз, когда я в ней больше всего нуждалась. Я и раньше знала, что если книгу прочтут члены моей семьи, то секрет выплывет наружу. Как дура, я полагала, что мне ничто не угрожает, поскольку в нашей семье книги читает одна только Сара. Даже, думала я, если слух о книге разнесется по городу, мои родственники вряд ли обратят на это внимание, конечно, если только не будет упомянут какой-нибудь эпизод из нашей юности, который они смогут припомнить.