— Привет, это я.

Последний раз он так смущался лет пятнадцать назад. Хинако поблагодарила его за чудесный вечер и удивилась, что он не на работе.

— У нас в субботу укороченный день. Так что я… Я тут подумал… Ну в общем… Если ты, конечно, свободна… то после обеда мы могли бы куда-нибудь прокатиться.

Хинако на мгновение задумалась:

— После обеда мне должны привезти пропан, но ближе к вечеру можем встретиться. Конечно, если тебе удобно…

— Отлично! К вечеру даже лучше, не так жарко. Во сколько за тобой заехать?

— Часов в пять было бы в самый раз.

— Тогда до встречи?

— Что, братик, снова отправляешься на свидание?!

Он и не заметил, как сзади подкралась Кимика. Фумия грубовато отшил ее, ответив, что просто встречается с другом.

— А друг женского пола, да? — многозначительно ухмыльнулась пронырливая сестрица. — Надеюсь, на этот раз твоя дружба продлится дольше недели.

Фумия погрозил ей кулаком и на одном дыхании взбежал вверх по лестнице. Душа его пела в предвкушении счастливых перемен. Мурлыча под нос веселый мотивчик, он ворвался к себе и застыл посреди комнаты, словно налетев на невидимую преграду.

Грудь внезапно сдавило удушье. На лбу выступил липкий пот. Превозмогая дурноту, Фумия дернул вверх жалюзи и распахнул окно, впустив яркий солнечный свет и жаркий полуденный воздух. Он включил магнитофон, и комната наполнилась веселыми ритмами и летом. Двигаясь в такт музыке, Фумия открыл шкаф и стал выбирать рубашку, а через мгновение он уже совершенно позабыл про странную минутную слабость.

В палате кто-то шептался. Томоко обвела комнату обеспокоенным взглядом.

У окна склонилась над кроватью одинокая женская фигура. В предзакатных лучах ее профиль казался кроваво-красным.

Ненависть исказила лицо Томоко. Она моментально узнала в поздней посетительнице Тэруко, жену Ясутаки. Вот так всегда. Придет раз в месяц, наговорит ему всякой ерунды и уйдет. Больше всего Томоко бесило то, как Тэруко вела себя с Ясутакой. Разве у нее есть на него какие-то особые права?! Может, он ее собственность?

Кто о нем заботился все эти годы? Томоко.

Кто его мыл, стриг, выносил за ним судно? Томоко.

Кто, как не она, знает каждый уголок его тела, каждую морщинку и родинку?

Делая вид, что не замечает Тэруко, медсестра обходила других пациентов, между тем жадно ловя каждую ее фразу. Женщина говорила очень тихо, и Томоко удавалось различить лишь обрывки странного монолога: «Саёри… разозлился… туда… сказал, что остановишь… почему ты дочь родную…»

Кажется, Тэруко, как обычно, говорила только об их погибшей дочери Саёри. Томоко ни разу не слышала, чтобы жена сказала Ясутаке что-то ободряющее: «держись», «поправляйся» или какие-то еще добрые слова.

— Простите, мне нужно осмотреть больного, — сухо отрезала Томоко и принялась совершать у постели Ясутаки ненужные манипуляции: проверила раствор в капельнице, поправила подушку.

Не обращая на медсестру никакого внимания, Тэруко продолжала попрекать мужа:

— Но на этот раз тебе не удастся помешать. Поздно. Саёри вернулась. Совсем скоро она предстанет перед нами. Такая же, как была. А это значит, род Хиура не оборвется. И если ты настоящий Хиура, то порадуйся.

Ясутака недвижно лежал на спине с приоткрытым ртом. Прислушиваясь к чудаковатым речам Тэруко, медсестра в который раз убеждалась в том, что эта женщина просто умалишенная. Интересно, ее родные в курсе? Томоко твердо решила сегодня же доложить главврачу о странной посетительнице.

Откинув простыню, медсестра бережно повернула безжизненное тело, чтобы у Ясутаки не появились пролежни. Затем нарочно стащила с него больничное кимоно и стала проверять, не сопрела ли кожа. Брезгливо поморщившись, Тэруко поднялась и направилась прочь из палаты, недовольно бросив на прощание:

— Я еще приду, Ясутака, а ты не вздумай мешать Саёри.

«Может, оно и к лучшему, что он в коме и не видит этого кошмара…» — думала Томоко, провожая ее возмущенным взглядом.

За окном послышался шорох — это билась в стекло ночная бабочка. Томоко и не заметила, как стемнело. Горные вершины таяли в последних лучах багряного заката. Привлеченный ярким светом, крупный рыжий мотылек с завидным упорством снова и снова выныривал из темноты и с размаху ударялся мохнатым тельцем в холодное стекло. Томоко задернула больничную занавеску, и пунцовый закат и рыжая бабочка исчезли за тонкой белой тканью.

Томоко ласково посмотрела на неподвижного Ясутаку. Быстро оглянувшись по сторонам, она украдкой приподняла простыню. Ее рука привычно скользнула меж его бедер.

— Спасибо за чудный вечер. Было просто здорово!

— Тогда до завтра?

Махнув на прощание, Фумия сел в машину и, развернувшись, поехал вниз по склону. У подножия холма в вечерних сумерках смутно белели крыши деревенских изб. Хинако медленно открыла калитку. С тех пор как она приехала в Якумуру, прошло уже пять дней. За это время дом, сперва державшийся отчужденно, вспомнил ее и снова стал милым и родным.

— Добрый вечер, дом! — Громко поприветствовав его, Хинако повернула в замке ключ.

Сегодня они с Фумия чудесно посидели в японском ресторанчике в Китано. Улыбаясь приятным воспоминаниям, Хинако переоделась и направилась в ванную. Заметив на стене крошечного тритона, она уже не завизжала, как в первый раз, а приоткрыла окошко и осторожно выпустила его наружу. Ее столичная жизнь, работа, Тору — все это казалось теперь далеким, забытым сном. Всего пять дней, а кажется, будто она уже целый месяц живет в этой деревне.

Надо бы позвонить родителям в Тибу, они наверняка волнуются. Последнее время все ее мысли занимает лишь Фумия. Если у них и дальше так пойдет, то она, в сущности, не против насовсем перебраться в Якумуру. А что? Перестроит дом, наймет в Токио секретаря, а работать будет здесь, в деревне. Если соскучится по городской жизни — всегда можно ненадолго отправиться в Токио, а потом снова вернуться сюда. Может быть, такая «двумерная» жизнь — как раз то, что ей нужно? Дав волю воображению и счастливо улыбаясь, Хинако распахнула дверь на веранду.

В саду раздался шорох. Ладони мгновенно вспотели, в глазах потемнело. Из-за деревьев прямо на нее шла одинокая белая фигура.

— Ш-ш… Тише. Это я, — неожиданно привидение заговорило голосом Юкари.

Хинако изумленно уставилась на бывшую одноклассницу. Та выглядела просто ужасно. Растрепанные волосы небрежно торчали во все стороны, из губы сочилась кровь, а разорванная блузка больше походила на рубище. Юкари в изнеможении присела на веранду и пробормотала:

— Прости, что так поздно. Это единственное место, где мой муженек не станет меня искать.

— Что случилось?!

Юкари испытующе взглянула на нее снизу вверх:

— Что-что! С мужиком он меня застукал, вот что!

Хинако вспомнила Юкари и Кимихико, рука об руку исчезающих в круговерти фейерверка.

— С Кимихико?

На лице Юкари промелькнула досада:

— Ну вот! Даже ты уже знаешь.

Хинако стала с жаром уверять подругу, что сказала наобум, и это ее, похоже, немного успокоило.

— Просто если слухи доползли даже до тебя, значит, дело плохо.

Горько усмехнувшись, Юкари принялась рассказывать. Кто-то, увидев их на вчерашнем празднике, не преминул доложить об этом ее мужу.

— Мой был просто вне себя. Таким я его еще не видела. Сначала мне как следует наподдал, а потом бросился к Кимихико разбираться. Боюсь, как бы не убил его… Слушай, а можно я от тебя позвоню, узнаю, как там Кимихико?

Хинако проводила Юкари к телефону, но та заколебалась:

— А что, если не он подойдет? Слушай, будь человеком! Позвони ему, подзови к телефону, а я потом возьму трубку.

— По-моему, это подозрительно.

— Перестань! Тем более у тебя выговор токийский. Тут ни одна собака не подкопается! Они только к нашим, деревенским с подозрением относятся. Ну что тебе стоит?! — захныкала Юкари и тут же, быстро набрав номер, протянула Хинако трубку.