Удалившись в Галилею, Иисус совершил символический акт. Он развернулся спиной к миру Ветхого Завета, и с этого момента начинается история Нового Завета.

Любой человек неизбежно почувствует разницу между этими двумя мирами. В Новом Завете нас словно переносят из темного и свирепого Востока в светлый и легкий, почти европейский мир. На самом деле здесь уже чувствуется Рим. Суть ветхозаветного мира олицетворяет неколебимый, исключительный Иерусалим; центр новозаветного — многонациональная Галилея, страна, которую во времена Христа пересекали две военные дороги с севера и древний караванный путь с востока, страна, в которой встречный странник мог оказаться посланником, скачущим в Кесарию с известием о смерти императора, или сборщиком податей, возвращающимся из Дамаска, или греческим зодчим на пути к месту строительства нового театра в Джераше в Десятиградье.

Этот деловой, оживленный перекресток международных путей был тем самым местом, где Иисус начал проповедовать свое учение. Он — единственный из всех пророков — добровольно ушел из Израиля, отделив Себя от теологической крепости Иудеи. И дороги, которые Он выбирал, не были дорогами священников, раввинов, потому что это были дороги всего мира. И на пути, ведущем с горы от Назарета к Галилейскому озеру, ощущаешь первую надежду, которую дарует христианство.

Дорога спускалась к зеленой долине, ограниченной со всех сторон холмами. Темные силуэты ястребов, наблюдающих за происходящим на земле, парили в воздухе. Время от времени одна из птиц камнем падала с неба и так же стремительно взмывала вверх. Нагромождение скал, среди которых росли терновые кусты, тянулось вдоль дороги, образуя склоны холмов вплоть до самой долины; а в глубине впадины протекал небольшой ручей. После высыхающих от жажды высокогорий Иудеи, где сохраняют в резервуарах-цистернах каждую каплю дождя, журчание бегущей воды казалось удивительной экстравагантной роскошью. Синие ирисы в изобилии росли на влажных участках.

Слева я увидел беспорядочно выстроенный темный город на холме, вершину которого венчал замок крестоносцев, лежащий в руинах, но все равно доминирующий над местностью. Это был Сефор, который Ирод Антипа сделал столицей тетрархии как раз во времена Христа. Вечно по-рабски заискивая перед высшей властью, Ирод назвал город Диокесарией, то есть «Божественной Цезареей», в честь Августа, а несколькими годами позже он назвал свою новую столицу Тиверией в честь преемника Августа. Невольно задумаешься: неужели римские цезари действительно были падки на такое архитектурное раболепство?

На полпути вниз с горы находится жалкая деревушка под названием Райне, которая так и не оправилась после землетрясения 1927 года. Дома там все еще лежат в руинах, стены обрушились. Если возникает желание увидеть библейский город, каким он был после нашествия войск Саула или Давида, стоит взглянуть на деревню Райне.

У подножия горы расположена другая обедневшая арабская деревня. Голые скалы чередуются с разбросанными на расстоянии друг от друга пшеничными полями; а дальше лежит широкая зеленая равнина, которую средневековые пилигримы считали местом, где Иисус в субботу собирал колосья пшеницы.

Эта деревушка называется Кефр Кенна, искаженное евангельское Кана (Кана Галилейская), в которой Христос на свадебном пиру превратил воду в вино.

В Кенне есть две церкви, одна — простая греческая, а другая — францисканская, представляющая археологический интерес. В первой толстый греческий священник с готовностью показывает две каменные урны, по его словам, это и есть сосуды, в которых на празднике совершилось чудо преображения воды. Полагаю, одна емкость — это крестильная купель XVIII века, а другая, насколько я могу судить, не старше XVI века. Если выразить сомнение по поводу этих реликвий, священник лишь пожмет плечами. Самое лучшее, что можно о нем сказать, — что он, вероятно, сам верит в это предание.

С другой стороны, францисканская церковь весьма интересна. Она построена на месте древней церкви, которая стояла здесь в 726 году н. э., и традиция гласит, что именно здесь и происходил брачный пир. Францисканцы, обладающие острым взглядом и чутьем на настоящие реликвии, предположили, что руины старой церкви лежат ниже уровня почвы, и в 1641 году начали переговоры о приобретении данного участка. Двести пятьдесят лет спустя они получили наконец разрешение возвести здесь часовню! Терпение — одна из безусловных добродетелей францисканцев в Святой Земле.

Один из братьев провел меня под хорами в темную крипту, в которой сохранилась старинная цистерна, а также еврейский кувшин, действительно невероятно старинный: в этом маленьком музее представлен целый ряд объектов римской эпохи, найденных при раскопках, включая византийские мозаики и монеты Константина Великого. Нет сомнения, что францисканцам удалось найти византийскую церковь, стоящую на месте проведения брачного пира.

Дорога сворачивает, огибая Кенну, и ныряет в просвет между холмами. Странная, седловидная гора вздымается слева. Она известна как Рога Хаттина: в ее тени Саладин разбил крестоносцев и подвел черту под восьмидесятивосьмилетним существованием Латинского королевства Иерусалима.

Внезапно в тысяче футов внизу видишь ярко-голубую ленту. Это первое впечатление о Галилейском озере. Как со дна горного ущелья можно, подняв голову, увидеть голубую полосу неба, так и здесь, глядя вниз, замечаешь далекую голубую полосу воды, обладающей небесной синевой. Первый взгляд на Галилейское озеро — одно из самых священных воспоминаний о Палестине.

С этого места дорога непрерывно идет под уклон. Воздух становится более жарким. Сразу вспоминаешь о жаре долины Иордана. Продолжая спуск в горячую впадину, в конце пути — в семистах футах ниже уровня моря — оказываешься в тени пальм, среди зелени, возле голубого озера и белых крыш Тиверии.

Маленький отель в Тиверии стоит рядом с озером. Из своей комнаты я мог смотреть вдаль, над плоскими крышами домов и сквозь ветви эвкалиптов, на полосу голубой воды, окаймленную горами, такими же голыми и того же лилово-розового цвета, как Моавские горы в Иерихоне. В номере было душно и жарко, но, в отличие от сухой, безветренной жары Мертвого моря, здесь дует легкий, смягчающий погоду бриз с озера — недостаточно сильный, чтобы шевелить кроны пальм, но способный волновать листья эвкалиптов.

Я выяснил, что, прибывая в палестинский отель, следует подняться по правой лестнице до самого верха. Там всегда есть плоская крыша, с которой открывается отличный вид на город — где бы вы ни находились. Я вышел на широкую, как теннисный корт, площадку, столь ослепительно-белую, что пришлось сразу же надеть темные очки. А затем взглянул на Тиверию.

Я увидел сотни белых домов с плоскими крышами, сбегающих вниз по плавному склону холма и образующих художественный беспорядок на берегу озера. Небольшие белые купола чередовались с прямоугольным единообразием жилых домов. Тут и там высились минареты, подобные по форме грузинским перечницам, они издалека видны над куполами и плоскими кровлями. Одна темная и узкая главная улица пересекала множество переулков, и эта единственная улица была переполнена мужчинами и женщинами, детьми, ослами и верблюдами. За городом виднелись высокие зеленые горы, на склонах которых белело несколько домиков.

Передо мной лежало Галилейское озеро, легкий ветерок гнал по нему рябь. Цвет воды менялся, пятна темно-синего и голубого чередовались с бледно-зеленым. Я задумался: с каким другим озером можно сравнить это, и понял, что все попытки напрасны. Император Тит собирался назвать озеро Невшатель в Швейцарии Галилеей, потому что оно напоминало ему Галилейское, но, должно быть, потом передумал. Озеро имеет сердцевидную форму, самая узкая часть — на юге. Озеро тринадцати миль в длину, а в самой широкой части достигает семи миль. Лох-Ломонд в Шотландии на одиннадцать миль длиннее, чем Галилейское озеро, но ни в одном месте не достигает такой ширины. Луг-Нид в Северной Ирландии на пять миль длиннее, на четыре мили шире. Со всех сторон озеро окружено горами. На западном берегу горы покрыты зеленью; на восточном берегу — отвесные темные скалы, часть которых образует естественный барьер к востоку от Иордана и спускается к югу, параллельно реке, достигает Мертвого моря и идет дальше, до залива Акаба. Когда я посмотрел на север, передо мной открылся вид, который поражает каждого, кто бывал в Галилее: величественный горный хребет, покрытый снегом. Он стоит на севере как щит. Снег в ущельях этих гор не тает даже в разгар лета. Там находится гора Хермон, гора Преображения.