Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Три недели длилось лечениегоспожи фон Зальц марбургским практикующим врачом Альбертом Факсом. Иногда, когда того требовали обстоятельства, Факс пользовал больную по нескольку раз на дню и не единожды оставался в замке на несколько дней, забывая о себе и самозабвенно исправляя свой врачебный долг даже по ночам. Естественно, результаты столь интенсивного лечения не преминули сказаться: сломанное ребро Марии Терезы благополучно зажило, еще ранее излечилась вывихнутая нога, а сама гофмейстерина приобрела такой цветущий вид, что тридцати четырех лет ей уж точно было не дать. К тому же в положенный срок не пришли месячные очищения, о чем фрау фон Зальц не преминула сообщить своему доктору.

— Ты рад, Альбик? — спросила она его, сияя. — Ну скажи, мой херувимчик, что ты рад!

— Чему? — ошарашенно сморгнул Альбик.

— Тому, что у нас будет ребенок, — ласково провела Мария Тереза по щеке Факса. — Я велела своему архивариусу поднять родословную нассауских Факсов, и он выяснил, что твои предки в шестнадцатом веке были баронами. Потом твои предки стали служить Богу и утеряли титул. Мы вернем тебе этот титул. Уж я постараюсь, можешь не сомневаться. Ты снова будешь бароном, а не простолюдином. И тогда мои братья фёрсты фон Готтлиб ничем не смогут помешать нашей свадьбе.

— Что? — снова сморгнул Альберт.

— Что что? — нахмурила бровки ее сиятельство.

— А что? — переспросил Факс и посмотрел на придворную даму чистым и ясным взором.

— Ты что, не рад? — капризно поджала она губки.

— Рад, — лучисто улыбнулся ей Факс, поняв, наконец, какое уготовано ему будущее сей зрелой фрау, причем без его спросу. — Еще как рад! Я ведь, честно признаться, как увидел тебя, так сразу и решил: хочу от нее ребенка. И чтобы потом пожениться. Да!

Говоря все это, он заметался по комнате, явно о чем-то лихорадочно соображая, однако не переставая счастливо улыбаться и заламывая в блаженном экстазе руки. Затем он бросился к гофмейстерине и, страстно лобызая ручки, пробормотал:

— Я должен немедленно отписать о своем счастии отцу.

— Хорошо, милый, — поедая глазами Факса, заулыбалась Мария Тереза. — Хорошо, мой херувимчик, мой обаяшка! А я сегодня же начну хлопотать о возвращении тебе титула барона. О, как мне хочется тебя съесть, мой пупсик…

— Тогда до вечера, дорогая? — вымучил из себя улыбку обаяшка и пупсик.

— До вечера, милый.

Тем же днем доктор Факс съехал из занимаемого дома и отбыл в неизвестном направлении, не поставив о том в известность домовладельца Буша и оставив неоплаченным квартирный счет за два месяца. Сие оказалось неожиданностью не только для пациэнтов Факса, несколько дней продолжавших томиться во дворе докторского дома в безнадежном ожидании, но и для знакомцев Альберта. Никто не ведал, куда подевался известный марбургский доктор. Престарелого барона Виельготта переехали крестьянские дроги, однако он никого к себе не подпускал, требуя привести к себе доктора Факса и заявляя, что лишь ему одному он доверит пользовать свое переломанное тело. У домовладельца Буша с расстройства вновь сделался лютый запор, и через три дня он отдал душу своему Иегове, скончавшись в страшных мучениях и корчах.

Доктор Факс так и не объявился.

Через неделю приехал в карете с гербом на дверцах брат гофмейстерины Марии Терезы фёрст Адольф фон Готтлиб, послонялся вокруг покинутого дома, порасспрашивал соседей и уехал ни с чем. В полицейскую управу с розысками пропавшего доктора обращаться не стал, слишком щекотливым было сие дело, слишком семейным.

А Альберт Факс объявился в столице герцогства Нассау городе Дилленбурге. Во врачебной управе он, предъявив магистерскую диссертацию, получил патент на занятие врачебной практикой, достал из сваленных в кучу вещей, привезенных на новую квартиру, пузатый докторский саквояж из свинячьей кожи и вновь приступил к великой и благородной миссии практикующего врача. И вновь он ставил горожанам пиявиц, пускал кровь и срезывал мозоли, завоевывая репутацию деятельного и сведущего в своем деле лекаря.

Ему снова везло.

Он очень быстро и одними лишь прижиганиями и посыпанием раны порошком шпанских мух излечил от укуса бешеной собаки сына бакалейщика Гумбольта Оскара; он заставил навсегда забыть о ливневом выпоражнивании, застарелом и долговременном, благочестивую фрау Матильду восьмидесяти двух лет от роду, вылечив ее диэтой из хлебной воды и куриной кашицы с продолговатым сарацинским пшеном, которую она поедала по вся дни единственно с перерывами на сон. Альберт Факс буквально вытащил с того света супругу английского баронета леди Анну, почти насмерть задавившуюся от несчастной любви к местному цирюльнику. Когда он освободил несчастную из ременной петли, у нее уже пропало биение жил и стали холодеть члены. Вдувание в ее рот воздуха нимало не помогло. И тогда Факс стал щекотать в носу задавившейся перышком, обмакнутым в деревянное масло. Через минуту несчастная чихнула, вызвав тем самым вдох и выдох и задышала после вполне самостоятельно. Баронет был вне себя от счастия, обнимал и целовал Факса и в качестве гонорара снял с пальца дорогущий брильянтовый перстень. Словом, по прошествии совсем малого времени дилленбуржцы стали уважительно называть Альберта Факса доктором и выстаивать очереди, чтобы только записаться к нему на прием. Факс уже подумывал снять домик на Королевской улице, как вдруг к нему на квартиру заявился некто, крепко разъяренный и похожий на андалузского быка.

— Я все-таки нашел тебя, мерзопакостный лекаришка, — воскликнул неприятный гость, хватая Факса за рукав сюртука. — Теперь ты от меня не уйдешь!

Факс, извернувшись, вырвался и отпрыгнул в угол комнаты за большой письменный стол.

— Кто вы такой и что вам от меня угодно? — стараясь держать манеры, вскричал Альберт, шаря глазами по комнате и выискивая какой-нибудь предмет, которым бы можно было при случае ударить ворвавшегося громилу. Правда, громила был с холеным породистым лицом и одет с иголочки, так что с того? Может, это какая-то новая порода громил, что рядятся под приличных господ, а потом грабят порядочных людей почем зря?

— Я фёрст Адольф фон Готтлиб, — встал у противоположного конца стола громила, яростно вращая выпученными глазами, — родной брат гофмейстерины Марии Терезы фон Зальц. Знакомо вам это имя?

Факс понял, что попался. Но сдаваться он вовсе не собирался.

— А чем вы докажете, что вы — фёрст?

— Вот! — протянул фон Готтлиб через стол поросший рыжей щетиной кулак, на одном из пальцев которого был надет перстень с фамильным гербом фон Готтлибов. — Видишь?

— Это еще ни о чем не говорит, — протестующе заявил Факс. — Этот перстень вы могли найти, одолжить, украсть, наконец.

— Что?! — взревел фёрст. — Украсть?

Фон Готтлиб резко перегнулся через стол и хотел было схватить Факса, но тот вовремя отскочил в сторону.

— Ну хорошо, хорошо, — примирительно произнес он. — Допустим, вы фёрст фон Готтлиб. — Но что вам от меня-то угодно? Вы желаете таким вот бесцеремонным способом записаться ко мне на прием?

— Я желаю, чтобы вы тотчас поехали со мной в Висбаден и обвенчались с моей сестрой Марией Терезой.

— С какой стати? — вполне искренне возмутился Факс.

— И ты еще смеешь спрашивать, с какой стати? Втерся моей сестре в доверие под видом врача, обрюхатил, как последний мерзавец, опозорил на весь свет и еще спрашиваешь?

Последние слова фон Готтлиб произнес со змеиным шипом и вдруг бросился кругом стола. Но Факс был начеку и ринулся от него стрелой. Сделав вокруг стола несколько кругов, фёрст остановился, тяжело дыша. Факс занял позицию напротив.

— Вы курите? — вежливо поинтересовался Альберт.

— А твое какое дело? — с ненавистью глядя на Факса, ответил фёрст.

— Вы, верно, много курите. Оттого и одышка. И вообще привычка к табакокурению сокращает жизнь. Особенно людям нервического, вспыльчивого и желчного темперамента, как у вас.

Фон Готтлиб издал рык, запрыгнул на стол и бросился на Факса. Но юркий лекарь нырнул под стол и вновь оказался на противоположном фёрсту конце стола.

5
{"b":"145411","o":1}